«В меру своих сил хочу рассказать о своей причастности к всенародной борьбе против фашизма. Мои успехи в выполнении боевых заданий отмечены орденом Отечественной войны II степени, медалью "За боевые заслуги" и другими наградами. Как и для всех честных советских людей на фронте и в тылу, Великая Отечественная была для меня суровым испытанием. В своих заметках хочу написать о самом главном, что никогда не забудется.

Вот один из эпизодов тех лет. На открытой местности по шоссейной дороге движется колонна. Впереди стрелковый взвод, за ним зачехленное полковое знамя под охраной автоматчиков, дальше тачанки со штабной документацией, потом шесть подвод хоз-части, полевая кухня и в конце легкораненые и больные солдаты.
Дело было на закате солнца. Наше внимание привлек гул приближающихся немецких са молетов. Присмотревшись, насчитали их 9. "Юнкерсы" перестроились и стали бом бить. Наши подводы рассредоточились, а люди разбежались. Слышится свист летящей бомбы, мощный взрыв и накатывается волна горячего, как из печки, воздуха. Я лежу, вдавив пальцы в уши, чтобы не лопну ли перепонки, закрыв глаза. Сверху падает земля от взры-ва. Свист следующей бомбы пронизывает насквозь все тело... И так девять бомб в одну цель по одной от каждо-го «юнкерса»…
После небольшого затишья оставшиеся в живых поднялись. Вокруг - мрак оседающей пыли. Не совсем опомнившись, я пошел вдоль кювета. Навстречу шел старшина роты связи, он прикрыл рукой глаз и с трево гой спросил меня: "Леня, что с моим глазом?" Когда он убрал руку, я увидел страшную кар-тину: правая глазница была пус-та, глаз висел на жилах... Не видя возможности помочь ему, я посоветовал идти по дороге назад, где стояла воинская часть с медпунктом. В голове гудит, а самолеты разворачиваются для второго захода. Видно, понравилось без опаски бить нас. Мы отбежали от того места и... все, как сначала. Ад кромешный.
После второго захода и сброса бомб самолеты ушли, оставив страшную картину: раненые и убитые солдаты, разбитые повозки, погибшие кони. Что-то надо было делать, и мы, немногие уцелевшие, убитых сложили рядком, тяжелораненых отправили в медсанбат, а всю поклажу с повозоқ снесли в одну кучу и поставили охра-ну. С тяжелым сердцем пошли докладывать командиру полка…

Хочется упомянуть еще об одном случае. Наш 3-й Белорусский фронт на заключительном этапе войны был как бы самым спокойным фронтом. Совинформбюро передавало в сводках, что на севере смята блокада Ленинграда, на юге шли яростные бои на Днепре, а про нас сообщали, что мы ведем бои местного значения, хотя эти бои были тоже ожесточенными. И вот мы замечаем оживление и у нас, передвижение войск, другие признаки подготовки наступления. Ночью к нам на передовую приходили группы офицеров, переодетых в солдатскую форму, среди них танкисты, артиллеристы, летчики. Дивизия, в которой я служил, была гвардейской. Во время больших наступлений она шла первой на прорыв. Потом ее сменяли другие дивизии, они развивали успех, взаимодействуя с танками, артиллерией и авиацией. А на этот раз после артподготовки мы заняли траншеи, но пробиться дальше не смогли. Так прошли второй и третий дни. Мы несли большие потепи; нас тревожило, как бы немцы, поняв наше бессилие, не пошли в наступление...
Вскоре получаем известие: войска 1-го Украинского фронта перешли в решительное наступление и глубоко продвинулись. Тогда мы поняли, что наше наступление имело цель отвлечь внимание и силы врага. А наш фронт перешел в наступление только в июле 1944 г. Освободив Белоруссию, вышли на государственную границу, затем в Восточную Пруссию, к морю. Там прижали большую группировку немецких войск.
Мы гордились тем, что на Параде Победы в Москве колонна 3-го Белорусского фронта шла второй за Карельским фронтом, невозможно было смотреть на это без слез на глазах”.
Л.КОМИССАРОВ.