В 1942 году 17-летним юношей со станции г. Тайги был отправлен на фронт. Самые тяжелые дни войны были для Александра Лаврентьевича в боях при форсировании Днепра. 18 дней и ночей его танк участвовал в сражениях. Из 5000 бойцов осталось 15 человек.  13 сентября 1943 года тяжело ранен в левую руку, полевой медсанбат и снова танкист Кононенко в строю. День победы встретил у рейхстага. В яшкинском училище после войны работал водителем. Это о таких как он писал Л. Ошарин:

- Шофер в Сибири-

  Первый человек,

  А этот из шоферов

  Был первейшим,

  На газике своем

  И в дождь, и в снег,

  Прорвется бездорожьем

  Самым злейшим!

Газета «Путь Ленина» 8 мая 1982 года. Память огненных лет.

ТОЛЬКО ОДНА СУДЬБА

(Очерк)

Если вы увидите этого человека впервые, то никогда не дадите ему столько лет, сколько есть в действительности. Выглядит он не по годам молодо., хотя в своей жизни хлебнул горького до слез – и в танке горел, и в госпитале повалялся, и с пехотой-матушкой шагами землю мерял. Просто характер у него «хохлацкий» (так он сам говорит). Чем труднее, тем больше надо радоваться.

Более тридцати послевоенных  лет работает он шофером. Сядет за баранку, поведет плечами, поудобнее уместится, скажет обязательно: «Ну, ласточка…» Тот, кто его не знает, подумает, что сейчас погонит га всю катушку. Но нет, редко стрелка спидометра за 60 км перескочит. Это бывает только тогда, когда ему скажут, что дело срочное и ехать нужно быстрее, или когда машина не отрегулирована полностью, как он хочет.

Впрочем, это бывает очень редко. В первом случае он всю дорогу будет добродушно ворчать, говорить, что если надо быстрее, летайте самолетом, а моя мол «ласточка» не самолет. А во втором случае будет молчать и все время настороженно прислушиваться к работе мотора.

Ну, а если все в порядке, то лучшего собеседника, при том яркого, самобытного, с «хохлацким перцем», и желать не надо. Обо всем он имеет свое собственное суждение весело и интересно расскажет какой-либо случай из свое шоферской практики. Вот только о годах, что провнел на войне рассказывать не любит. Скажет: «Трудно было, а потому и вспоминать трудно…Впрочем, кому тогда было легко». А было все так.

22 июня 1941 года шел из локомотивного депо станции Тайга домой ученик слесаря Саша Кононенко. Погода была отличная, и думал паренек: «сейчас бы как следует накупаться…». Но около горисполкома, возле репродуктора заметил толпу людей. Строгое, короткое, как удар слово «война» ошеломило. Дома узнал, что по повестке уже вызвали отца, старшую сестру. Поздно вечером пришла сестра домой – еще не подошел ее год. Чуть позже уедет она санитаркой на фронт. А отец не пришел. Первым эшелоном был отправлен на запад. Забегая немного вперед, скажем, - всю войну он прошел и домой вернулся только в 1945 году после тяжелого ранения и вскоре из-за него и умер. Рано утром 23-го приехал домой старший брат.       Он только что окончил летное училище и получил двухдневный отпуск, но дома был лишь до вечера, а потом и его позвала фронтовая дорога. Пошел в военный комиссариат и Александр. Только его, как и многих, кто еще не достиг призывного возраста, но рвался на фронт, отправляли домой. Дожидайся мол своего времени… Его черед пришел в октябре 1942 года.

Привезли новобранцев, человек 150 в Новосибирск. Построили. Вышел к ним военный, спросил, кто имел дело с техникой. Из строя вышло человек 20. Среди них был и Кононенко. Эту группу отправили в Бердск в танковое училище, Александра определили в группу механиков-водителей. Шесть месяцев – такой короткий срок был определен, чтобы из молодых новобранцев выучить настоящих специалистов военного дела. Учились ребята упорно, настойчиво. Их сразу предупредили, что готовиться к боям нужно серьезно.  Война – дело не шуточное. Через два месяца приняли курсанты присягу, еще через четыре -  выпускные экзамены. После экзаменов дали отдохнуть один день, а затем в эшелоны - и на фронт.

Александр Кононенко попал в десантно-танковый полк. Готовилось форсирование Днепра. Бои ожидались жестокие. Вот здесь, на фронте, он и узнал, что это за «новый порядок», с которым пришли на нашу землю захватчики. Видел сожженные деревни, расстрелянных мирных жителей, - все то, о чем читал в газетах, слушал по радио, открылось теперь в страшной яви.

В сентябре 1943 года, часть, в которой служил Кононенко захватила плацдарм на левом берегу Днепра. Был этот плацдарм небольшим, 1,5 на 4 километра. Но очень важным. 18 суток здесь сдерживали натиск врага наши бойцы, пока не подошла помощь. Вот здесь и прошел Александр свое первое военное испытание. Фашисты упорно цеплялись за хутор, мешали продвинуться вперед.

- Мы должны были выбить их с высоты, проложить дорогу пехоте, - рассказывает А.Л. Кононенко. – Пошли танки вперед, а противник открыл огонь из укрытий. Свои танки фашисты заранее закопали в землю, их было почти не видно. Слышу осколки бьют по броне. Неприятно с непривычки. Вдруг сильный удар. Танк остановился и загорелся. Страшная эта штука… Когда выскочил из танка, смотрю, рядом мои товарищи. А командир утешает: «Не горюй, казак, живы будем – не помрем…». Врага с его озиции все же выбили.

Станция Пятихатка. Очень запомнилась Кононенко она. Так как не было пополнения танкового парка, отправили его в пехоту. А бои были жаркие, жестокие. Здесь и был он первый раз ранен. Пробило мякоть руки, чуть задето было и сухожилие. -Как узнал брат, что я лежу в госпитале, до сих пор не знаю. Хоть редко, но писали мы друг другу письма. И не знали, что воевали, оказывается, совсем рядом. Вот он и приехал ко мне. Встреча была и радостной и грустной…

Вылечился танкист, получил документы и предписание отправитьсяв тыл на формировку. Только не хотелось ему расставаться со своим полком. И решил он вместе с другом, который тоже выписался из госпиталя, махнуть к своим. Решение, конечно, далекое от такого, которое должна была подсказать военная дисциплина и поплатиться за своеволие пришлось бы очент, но… - Наверное, потому что форма на нас была танкистская, а нашего брата на фронте уважали, только смогли мы каким-то чудом миновать все преграды и добрались до своего полка. Встретил нас замполит, полковник Зайцев. «Вернулись? – говорит, - Ну. Что же молодцы.» Вскоре наш полк отошел на переформировку. Вначале я ездил на машине, а затем командир танка лейтенант Шеголь попросил, чтобы отправили меня к нему механиком-водителем. Только не удалось мне долго повоевать с ним. А человек он был отличный и командир хороший. В начале 1944 года пошли мы в наступление за город Белая Церковь. Здесь и подбили наш танк. Как меня не задело – удивляюсь до сих пор. Выскочил через нижний люк, бросился к верхнему, чтобы командира вытащить, только уже поздно было… очень тяжело хоронить своих товарищей. Фронтовая дружба сплачивает быстро и сильно и когда погибает кто, боль трудно передать словами, как будто сам себя хоронишь.

А воевать надо. И вновь «безлошадным» был танкист, и вновь сражался в пехоте. Приходилось участвовать и в уличных боях – самых трудных. А месяца через два получил третий по счету танк. На нем и дошел Александр до самого логова врага – Берлина. Помню, как переходили государственную границу. Слышу по рации: «Граница, граница»…». Остановил танк, вылез. Смотрю – никакой разницы. И позади и впереди одна и та же земля… только чуть позднее понял Александр эту разницу, когда прошел с боями по Польше, Германии. Участвовал он во взятии Варшавы. Город был полность разрушен. Жителей не видно. Но как только наступила тишина, появились и они. Где только не прячется от смерти человек…

Им, танкистам большей частью приходилось быть всюду первыми. Однажды по рации услыхал Кононенко приказ командира свернуть вправо. Где-то здесь близко должен был быть женский концентрационный лагерь. Подошли к нему внезапно. Охрана совсем не ожидала увидеть советские танки.. Перебили фашистов. Вышли их танков танкисты, соскочили десантники, смотрят… За колючей проволокой женщины, девушки, совсем маленькие девочки. Почти раздетые, худые – кожа да кости, изможденные лица. Тянут руки, кричат, плачут, смеются. Да разве такое забудется?

- Достали мы им на ближнем хуторе одежду, обувь. Прошли с ними по концлагерю. В бараках пол бетонный, залитый водой, нары в три яруса. Постелей нет, лишь кое-где брошены обычные фуфайки. Показали нам узницы и то, чем их кормили. В углу лежала куча гнилой брюквы и моркови. Можно ли такой едой питаться? А им приходилось. Вот почему не может равнодушно смотреть сейчас фронтовик, как варварски иной раз относятся к хлебу, как скармливают его скоту.

Много еще дней и ночей пришлось Кононенко быть в боях. Закончился год 1944, прошел январь, февраль, март нового 1945 года. Форсировал танкист с полком Одер, а в апреле подошел л Берлину. Наступили решающие бои. Перед штурмом столицы фашистского «тысячелетнего рейха» приехал в часть, где служил Александр Маршал Советского Союза Г.К. Жуков.

-Повезло мне, - рассказывал, волнуясь А.Л. Кононенко, - увидел Жукова. До этого часто говорили о нем много и по-разному. А тут живой и рядом. Прошел он перед строем вместе с командиром, внимательно смотрел на нас, а потом стал говорить. Говорил о тех трудностях, которые выпали на нашу долю в этой войне, с гордостью говорил о русском, советском солдате. Закончил свое выступление словами: «Скоро домой поедем, товарищи!» А затем, помолчав несколько минут, продолжил: «Но для этого надо (он повторил это слово несколько раз)  идти в бой, добить врага».

Взревели моторы танков, и пошли мы в последний решающий бой. Было ли страшно. Умирать, конечно, не хотелось, но к смерти мы уже как-то привыкли. И все же умирать не хотелось. Чувствовали – скоро Победа! Здесь в предместьях Берлина узнал Александр о гибели своего старшего брата. Получил телеграмму: «ваш брат Аркадий Кононенко погиб смертью героя». На обелиске погибшим землякам в Великой Отечественной войне, что стоит в Тайге есть и его фамилия. Скорбь, горечь утраты еще больше укрепили ненависть младшего брата к врагам. Себя не жалел, хотел как можно сильнее отомстить врагам за гибель Аркадия.

Вскоре вышли к рейхстагу. Сам видел Александр, как над его куполом появилось, развернулось в победном пламени наше красное знамя. Был у стен этого знаменитого здания. И среди многих надписей, что оставили на нем наши бойцы, сделал свою, короткую и скромную. «От Сибири дошел до рейхстага.» Было это 2 мая 1945 года. В этот день по связи услышал в 6 часов утра приказ: «Не стрелять!»

Демобилизовали Александра Лаврентьевича Кононенко в марте 1949 года. Ехали домой из одной части 10 человек. Побывали в Москве, потом – Новосибирск, а потом… До сих пор до мельчайших подробностей помнится… 12 апреля. 5 часов утра. Вместе с другом, который решил погостить у него немного, подошел Александр к родному дому. Вот он путь солдата: октябрь 1942 года – апрель 1949. Его не ждали, давно не писал домой писем, все ждал, вот-вот демобилизация. Сколько радости, сколько разговоров, воспоминаний было у отца, дочери и вернувшегося сына. У трех фронтовиков.

С годами все дальше уходит война, долгие годы затушевывают память. Но иной раз всколыхнется душа и…Прав поэт Сергей Баруздин.

Ты просишь вспомнить о войне…

Что мне сказать, ответить мне?

Пока я жив, пока дышу,

Я ту войну в душе ношу.

И за себя и за других,

Что не пришли с передовых.

За тех, что умерли потом…

И мне рассказывать о ней,

Поверь, с годами все трудней.

Геннадий  Гаврин

Газета «Путь Ленина» 8 мая 1982 года. Память огненных лет.

ТОЛЬКО ОДНА СУДЬБА

(Очерк)

Если вы увидите этого человека впервые, то никогда не дадите ему столько лет, сколько есть в действительности. Выглядит он не по годам молодо., хотя в своей жизни хлебнул горького до слез – и в танке горел, и в госпитале повалялся, и с пехотой-матушкой шагами землю мерял. Просто характер у него «хохлацкий» (так он сам говорит). Чем труднее, тем больше надо радоваться.

Более тридцати послевоенных  лет работает он шофером. Сядет за баранку, поведет плечами, поудобнее уместится, скажет обязательно: «Ну, ласточка…» Тот, кто его не знает, подумает, что сейчас погонит га всю катушку. Но нет, редко стрелка спидометра за 60 км перескочит. Это бывает только тогда, когда ему скажут, что дело срочное и ехать нужно быстрее, или когда машина не отрегулирована полностью, как он хочет.

Впрочем, это бывает очень редко. В первом случае он всю дорогу будет добродушно ворчать, говорить, что если надо быстрее, летайте самолетом, а моя мол «ласточка» не самолет. А во втором случае будет молчать и все время настороженно прислушиваться к работе мотора.

Ну, а если все в порядке, то лучшего собеседника, при том яркого, самобытного, с «хохлацким перцем», и желать не надо. Обо всем он имеет свое собственное суждение весело и интересно расскажет какой-либо случай из свое шоферской практики. Вот только о годах, что провнел на войне рассказывать не любит. Скажет: «Трудно было, а потому и вспоминать трудно…Впрочем, кому тогда было легко». А было все так.

22 июня 1941 года шел из локомотивного депо станции Тайга домой ученик слесаря Саша Кононенко. Погода была отличная, и думал паренек: «сейчас бы как следует накупаться…». Но около горисполкома, возле репродуктора заметил толпу людей. Строгое, короткое, как удар слово «война» ошеломило. Дома узнал, что по повестке уже вызвали отца, старшую сестру. Поздно вечером пришла сестра домой – еще не подошел ее год. Чуть позже уедет она санитаркой на фронт. А отец не пришел. Первым эшелоном был отправлен на запад. Забегая немного вперед, скажем, - всю войну он прошел и домой вернулся только в 1945 году после тяжелого ранения и вскоре из-за него и умер. Рано утром 23-го приехал домой старший брат.       Он только что окончил летное училище и получил двухдневный отпуск, но дома был лишь до вечера, а потом и его позвала фронтовая дорога. Пошел в военный комиссариат и Александр. Только его, как и многих, кто еще не достиг призывного возраста, но рвался на фронт, отправляли домой. Дожидайся мол своего времени… Его черед пришел в октябре 1942 года.

Привезли новобранцев, человек 150 в Новосибирск. Построили. Вышел к ним военный, спросил, кто имел дело с техникой. Из строя вышло человек 20. Среди них был и Кононенко. Эту группу отправили в Бердск в танковое училище, Александра определили в группу механиков-водителей. Шесть месяцев – такой короткий срок был определен, чтобы из молодых новобранцев выучить настоящих специалистов военного дела. Учились ребята упорно, настойчиво. Их сразу предупредили, что готовиться к боям нужно серьезно.  Война – дело не шуточное. Через два месяца приняли курсанты присягу, еще через четыре -  выпускные экзамены. После экзаменов дали отдохнуть один день, а затем в эшелоны - и на фронт.

Александр Кононенко попал в десантно-танковый полк. Готовилось форсирование Днепра. Бои ожидались жестокие. Вот здесь, на фронте, он и узнал, что это за «новый порядок», с которым пришли на нашу землю захватчики. Видел сожженные деревни, расстрелянных мирных жителей, - все то, о чем читал в газетах, слушал по радио, открылось теперь в страшной яви.

В сентябре 1943 года, часть, в которой служил Кононенко захватила плацдарм на левом берегу Днепра. Был этот плацдарм небольшим, 1,5 на 4 километра. Но очень важным. 18 суток здесь сдерживали натиск врага наши бойцы, пока не подошла помощь. Вот здесь и прошел Александр свое первое военное испытание. Фашисты упорно цеплялись за хутор, мешали продвинуться вперед.

- Мы должны были выбить их с высоты, проложить дорогу пехоте, - рассказывает А.Л. Кононенко. – Пошли танки вперед, а противник открыл огонь из укрытий. Свои танки фашисты заранее закопали в землю, их было почти не видно. Слышу осколки бьют по броне. Неприятно с непривычки. Вдруг сильный удар. Танк остановился и загорелся. Страшная эта штука… Когда выскочил из танка, смотрю, рядом мои товарищи. А командир утешает: «Не горюй, казак, живы будем – не помрем…». Врага с его озиции все же выбили.

Станция Пятихатка. Очень запомнилась Кононенко она. Так как не было пополнения танкового парка, отправили его в пехоту. А бои были жаркие, жестокие. Здесь и был он первый раз ранен. Пробило мякоть руки, чуть задето было и сухожилие. -Как узнал брат, что я лежу в госпитале, до сих пор не знаю. Хоть редко, но писали мы друг другу письма. И не знали, что воевали, оказывается, совсем рядом. Вот он и приехал ко мне. Встреча была и радостной и грустной…

Вылечился танкист, получил документы и предписание отправитьсяв тыл на формировку. Только не хотелось ему расставаться со своим полком. И решил он вместе с другом, который тоже выписался из госпиталя, махнуть к своим. Решение, конечно, далекое от такого, которое должна была подсказать военная дисциплина и поплатиться за своеволие пришлось бы очент, но… - Наверное, потому что форма на нас была танкистская, а нашего брата на фронте уважали, только смогли мы каким-то чудом миновать все преграды и добрались до своего полка. Встретил нас замполит, полковник Зайцев. «Вернулись? – говорит, - Ну. Что же молодцы.» Вскоре наш полк отошел на переформировку. Вначале я ездил на машине, а затем командир танка лейтенант Шеголь попросил, чтобы отправили меня к нему механиком-водителем. Только не удалось мне долго повоевать с ним. А человек он был отличный и командир хороший. В начале 1944 года пошли мы в наступление за город Белая Церковь. Здесь и подбили наш танк. Как меня не задело – удивляюсь до сих пор. Выскочил через нижний люк, бросился к верхнему, чтобы командира вытащить, только уже поздно было… очень тяжело хоронить своих товарищей. Фронтовая дружба сплачивает быстро и сильно и когда погибает кто, боль трудно передать словами, как будто сам себя хоронишь.

А воевать надо. И вновь «безлошадным» был танкист, и вновь сражался в пехоте. Приходилось участвовать и в уличных боях – самых трудных. А месяца через два получил третий по счету танк. На нем и дошел Александр до самого логова врага – Берлина. Помню, как переходили государственную границу. Слышу по рации: «Граница, граница»…». Остановил танк, вылез. Смотрю – никакой разницы. И позади и впереди одна и та же земля… только чуть позднее понял Александр эту разницу, когда прошел с боями по Польше, Германии. Участвовал он во взятии Варшавы. Город был полность разрушен. Жителей не видно. Но как только наступила тишина, появились и они. Где только не прячется от смерти человек…

Им, танкистам большей частью приходилось быть всюду первыми. Однажды по рации услыхал Кононенко приказ командира свернуть вправо. Где-то здесь близко должен был быть женский концентрационный лагерь. Подошли к нему внезапно. Охрана совсем не ожидала увидеть советские танки.. Перебили фашистов. Вышли их танков танкисты, соскочили десантники, смотрят… За колючей проволокой женщины, девушки, совсем маленькие девочки. Почти раздетые, худые – кожа да кости, изможденные лица. Тянут руки, кричат, плачут, смеются. Да разве такое забудется?

- Достали мы им на ближнем хуторе одежду, обувь. Прошли с ними по концлагерю. В бараках пол бетонный, залитый водой, нары в три яруса. Постелей нет, лишь кое-где брошены обычные фуфайки. Показали нам узницы и то, чем их кормили. В углу лежала куча гнилой брюквы и моркови. Можно ли такой едой питаться? А им приходилось. Вот почему не может равнодушно смотреть сейчас фронтовик, как варварски иной раз относятся к хлебу, как скармливают его скоту.

Много еще дней и ночей пришлось Кононенко быть в боях. Закончился год 1944, прошел январь, февраль, март нового 1945 года. Форсировал танкист с полком Одер, а в апреле подошел л Берлину. Наступили решающие бои. Перед штурмом столицы фашистского «тысячелетнего рейха» приехал в часть, где служил Александр Маршал Советского Союза Г.К. Жуков.

-Повезло мне, - рассказывал, волнуясь А.Л. Кононенко, - увидел Жукова. До этого часто говорили о нем много и по-разному. А тут живой и рядом. Прошел он перед строем вместе с командиром, внимательно смотрел на нас, а потом стал говорить. Говорил о тех трудностях, которые выпали на нашу долю в этой войне, с гордостью говорил о русском, советском солдате. Закончил свое выступление словами: «Скоро домой поедем, товарищи!» А затем, помолчав несколько минут, продолжил: «Но для этого надо (он повторил это слово несколько раз)  идти в бой, добить врага».

Взревели моторы танков, и пошли мы в последний решающий бой. Было ли страшно. Умирать, конечно, не хотелось, но к смерти мы уже как-то привыкли. И все же умирать не хотелось. Чувствовали – скоро Победа! Здесь в предместьях Берлина узнал Александр о гибели своего старшего брата. Получил телеграмму: «ваш брат Аркадий Кононенко погиб смертью героя». На обелиске погибшим землякам в Великой Отечественной войне, что стоит в Тайге есть и его фамилия. Скорбь, горечь утраты еще больше укрепили ненависть младшего брата к врагам. Себя не жалел, хотел как можно сильнее отомстить врагам за гибель Аркадия.

Вскоре вышли к рейхстагу. Сам видел Александр, как над его куполом появилось, развернулось в победном пламени наше красное знамя. Был у стен этого знаменитого здания. И среди многих надписей, что оставили на нем наши бойцы, сделал свою, короткую и скромную. «От Сибири дошел до рейхстага.» Было это 2 мая 1945 года. В этот день по связи услышал в 6 часов утра приказ: «Не стрелять!»

Демобилизовали Александра Лаврентьевича Кононенко в марте 1949 года. Ехали домой из одной части 10 человек. Побывали в Москве, потом – Новосибирск, а потом… До сих пор до мельчайших подробностей помнится… 12 апреля. 5 часов утра. Вместе с другом, который решил погостить у него немного, подошел Александр к родному дому. Вот он путь солдата: октябрь 1942 года – апрель 1949. Его не ждали, давно не писал домой писем, все ждал, вот-вот демобилизация. Сколько радости, сколько разговоров, воспоминаний было у отца, дочери и вернувшегося сына. У трех фронтовиков.

С годами все дальше уходит война, долгие годы затушевывают память. Но иной раз всколыхнется душа и…Прав поэт Сергей Баруздин.

Ты просишь вспомнить о войне…

Что мне сказать, ответить мне?

Пока я жив, пока дышу,

Я ту войну в душе ношу.

И за себя и за других,

Что не пришли с передовых.

За тех, что умерли потом…

И мне рассказывать о ней,

Поверь, с годами все трудней.

Геннадий  Гаврин