… Мы (Корнеев Владимир Сергеевич и его жена Иванова Ирина Александровна, учившиеся в Ленинградском электротехническом институте инженеров железнодорожного транспорта и получившие дипломы о его окончании 20 июня 1941 г.) получили назначение для работы на моей родине – в Рязань. Настроение безоблачное. Решили понемногу прощаться с Ленинградом и его чудесными пригородами. 22 июня 1941 года. Ясный солнечный день. Чудо для Ленинграда. После всех учебных треволнений выспались и стали собираться в Петергоф. По радио объявили, что в 12.00 будет передано правительственное сообщение. Немного задержались, чтобы выслушать его. Никто не подозревал грозы. И вдруг … В.М. Молотов объявляет, что на рассвете 22 июня немецкие войска без объявления войны перешли нашу границу, вторглись на нашу территорию и продолжают продвигаться вглубь нашей страны. Подверглись бомбежке Киев, Житомир и другие города. Началась война. Мы, воспитанные в духе непобедимости и неизбежного скорого разгрома врага, восприняли сообщение о начале войны без каких-либо серьезных переживаний. Были убеждены, что пройдет месяц, от силы два и фашизм будет повержен. Но, к сожалению, обстановка складывалась вопреки нашим чаяниям. Враг продолжал наступление. Мне запретили выезд из Ленинграда до особого распоряжения. А Иру нужно отправлять в Рязань.
С трудом достали билеты на 3 июля. Приехали на вокзал, а там столпотворение. Отправление поездов нарушилось. В поезда садились кто угодно и как угодно. Пока ожидали очередного поезда на Москву, порядочно понервничали из-за неразберихи. В 10.00 по радио выступил И.В. Сталин. Выступление его было правдивым, откровенным, мобилизующим, но для нас оно было уже отрезвляющим. Стало ясно, что для победы нужны чертовский труд и жертвы.
Ира уехала. Для меня наступили тревожные дни ожидания своей судьбы. А она складывалась так. Всех, окончивших транспортные железнодорожные институты, собрали в Гренадерские казармы, постригли, одели в солдатскую военную форму и стали обучать военному делу. Вскоре меня с группой товарищей послали на стажировку в район г. Луга.
Вот там я впервые и ощутил смертельное дыхание войны – беспрерывные бомбежки, все кругом разрушалось, лилась кровь солдат и гражданских. Уже ни к чему было стажироваться, мы отступали к Ленинграду и в конце июля едва прорвались в город. Измученные, возвратились в Гренадерские казармы. Решалась наша судьба – послать ли нас в пехотные формирования на защиту Ленинграда или, учитывая тяжелейшее положение в стране с транспортом, направить нас в железнодорожные войска, в органы военных сообщений. Генеральный штаб по указанию И.В. Сталина принял последнее решение.
В августе нас отправляли из Ленинграда. Это был, пожалуй, самый тяжелый в моральном отношении период в моей военной жизни. Враг у ворот города, народ ждет перелома в войне, приветливо, со слезами провожает солдат, идущих на передовую, а мы шли в другую сторону. И насколько тяжело было переживать негодующие взгляды горожан, посчитавших нас дезертирами! Пешком мы вышли к Шлиссельбургу, истязаемому авиацией немцев. Кровь, кровь, израненные и убитые люди. Далее наш путь лежал в район станции Мга, где мы должны были погрузиться в поезд и следовать для дальнейшей учебы в Кострому.
В Кострому прибыли вместе со слушателями Военно-транспортной академии. В начале ноября 1941 г. состоялся выпуск наших военных ускоренных курсов. Я был направлен в г. Валдай, в распоряжение штаба Северо-Западного фронта.
В штаб фронта прибыл солдатом и на следующий день меня отправили в войска рядовым. Пришлось пройти трудную школу передовой. Но вскоре вышел приказ Министра обороны о присвоении мне воинского звания лейтенанта. В связи с этим меня отозвали в штаб фронта и дали направление для работы в органах Военных сообщений. Эта работа была уже по специальности. Хотя это и была штабная работа, но приходилось часто бывать в войсках, на передовой и, по правде сказать, там я чувствовал себя спокойнее и безопаснее.
После Северо-Западного фронта судьба забросила меня на 2-й Белорусский фронт (под г. Сарны) а затем на 3-й Прибалтийский фронт (Псков, Рига). На Северо-Западном фронте я был награжден медалями «За боевые заслуги» и «За отвагу», а на 2-м Белорусском ничего не получил, хотя это и был самый трудный, кровопролитный фронт – непрерывные бомбежки и злодейские выстрелы из-за угла бандеровцев измотали вконец. На этом фронте было не до награждений.
После 3-го Прибалтийского фронта война на родной советской земле завершилась и развернулась за нашей границей. В составе оперативной группы Генерального штаба меня направляют для выполнения особых заданий в Венгрию, Австрию, Чехословакию, Польшу и Германию.
Посмотрел на землю, быт и люд за границей и после этого ни за что не променял бы наш русский дом и землю, наши обычаи и жизненные уклады. Россия – душа моя, душа искренняя, вольная и непокорная.
8-го мая стало известно о капитуляции фашистской Германии. В столице Австрии – Вене ждем официального сообщения об окончании войны, о Победе. Ночью не спим. А кода утром 9-ого вышли на улицу у оперного театра, увидели ликующий и признательный советским воинам народ. Многие от радости плакали. Наши машины были украшены гирляндами цветов и красными флажками. Запад отдавал дань и честь великому советскому народу за его мужество, стойкость, великодушие.
В Берлине расписались на стенах рейхстага. Одна надпись меня более всего тронула: «Мы пришли к вам, чтобы вы к нам никогда с мечом не приходили». Недалеко от рейхстага уцелел памятник Фридриху. Он был отлит во весь рост с мечом в руках. И мне по молодости пришла в голову мысль отпилить у Фридриха меч и привезти его как сувенир, как символ Победы в Москву. Отпилить-то я его отпилил, но довезти до Москвы его не удалось. В Польше его у меня украли. Подозреваю в этом своих же товарищей.
Тяжелейшие годы миновали. Потерял я многих товарищей-фронтовиков, потерял честнейших людей, которые не дрогнули перед смертью, для которых честь русского народа, честь Родины были дороже жизни.
Какие же мои впечатления и размышления о прошедшей войне?
Мне трудно говорить о причинах неудач в начальный период войны. В то время я был далек от военных кругов и дел. На войне я воочию убедился, до чего же русские не любят отступать! Русский солдат готов пойти на любые жертвы, готов сутками не спать, без отдыха трудиться, но лишь бы идти вперед. Любая, даже малюсенькая победа возвышала и преображала его. Вот уж вспомнишь Суворова, который отменно знал душу русского солдата и поэтому не признавал слово «отступление». Подчас нас спрашивают, было ли чувство страха на войне и боязнь за свою жизнь. Я не встречал людей бесстрашных, каждому хотелось жить, каждый понимал роковую опасность на каждом шагу, но все поднимались в атаку под смертельным огнем. Так как же это совместить, как понять человека, любящего жизнь и идущего на смерть? Мне не хочется при этом говорить о высоких чувствах любви к Родине, партии и народу. Это само собой разумеется. А русский солдат отвечал на этот вопрос просто: «Так надо. Если мы их не убьем, то они убьют нас, а потом же нужно показать, что русский сильнее немца». Вот так, умнее ответа не придумаешь, А потом нужно учитывать величайшую материальную и моральную поддержку людей из тыла. В письмах к нам выражалась теплота народа, желание скорой победы и встречи с родными. В письмах к солдатам-немцам (которые я читал) в основном встречались просьбы о посылках из России. Итак, две полярности – стремление к скорой благородной победе и с другой стороны – война ради грабежа. Известно, что доброе в конечном итоге всегда побеждает зло. Так это и получилось.
Хотелось бы отметить еще исключительную жизнеспособность русского народа. Ведь не секрет, что снабжение населения в военное время было весьма неважное. А народ работал по 12-14 часов в сутки, а подчас и не выходя из цехов. После освобождения городов, сел и деревень народ возвращался в свои родные испепеленные войной места, где не было ни крова, ни пропитания. И все же выжили! Один бог знает, на что способен русский человек. Я своими глазами видел русских женщин, впряженных в соху. После этого они теряли радость материнства, от невозможного труда они превращались в калек, и земля со слезами принимала их в 40-45 лет. Что там княгиня Волконская, променявшая уют Петербурга на Сибирь!
Вернулся в Москву, к семье в октябре 1945 г. Прежде всего встал вопрос о моей работе. По какому пути идти дальше, в рядах военных или гражданских? Мне не хотелось быть больше военным, и я попросил уволить меня из армии, но в этом мне было строго отказано и выдано направление для работы в Свердловск. (Случайная встреча с бывшим фронтовым командиром обернулась приглашением работать в Генштабе). Началась трудная и ответственная работа, потребовавшая много сил, воли, трудолюбия и инициативы. За все, что я отдал Генштабу, был должным образом и вознагражден: в 30 лет мне было присвоено звание подполковника и в 33 – полковника.
…
Я не могу не отметить превосходные замыслы и свершения нашей Советской власти, они никем неоспоримы. Если говорить о довоенной жизни, т.е. до 1941 года, то она была более строгой. Народ как-то внутренне понимал трудности страны, возможности ее, более целеустремленно осваивал ленинское учение. А это сплачивало и дисциплинировало людей, укрепляло дух коллективизма и ответственности. И в прошлой войне мы шли в бой за Родину, за Сталина, подразумевая за именем Сталина прежде всего партию, в которую верили мы беззаветно.
В последнее послевоенное время положение несколько изменилось. Народ стал намного жить лучше, но духовное и идеологическое развитие его отстает от материальной стороны жизни, что таит в себе угрозу развития мещанства, мелкобуржуазных устоев, приспособленчества, недисциплинированности и аморальных поступков. К сожалению, теряется золотое чувство ответственности за дела российские, за достоинство страны, которая так много дала всем нам. Я все отдал своей чудесной Родине, желаю ей всегда только самого доброго, но с чувством горечи должен сказать, что она могла бы быть и еще сильнее и краше, если бы своевременно устранялись недостатки в хозяйствовании, если бы железной рукой отметалось все зло и нечисть общества, если бы более тонко, без парадности, по-деловому проводилось идейное воспитание народа.
Я верю партии, верю в то, что, несмотря на масштабность решаемых задач, она видит недостатки в стране и, как подобает ей, устранит все мешающее нашему движению к лучшему.
Вот и все, о чем я хотел поделиться с поколением, идущим нам на смену.

Декабрь 1980 г.