Эта история наспиана от лица моего дедушки, который рассказывает о своём отце- герое ВОВ (моём прадеде). Он записал её на диктофон,и когда мы с мамой перепечатывали, не могли сдержать слёз. 

" Некоторые эпизоды из жизни моего отца фронтовика.

   В доме мало говорили о военном времени. Отец редко рассказывал, как он, лыжник,служил стрелком в батальоне и ходил в разведку на лыжах. У них был специальный сибирский батальон лыжников, для того, чтобы пробираться вглубь фронта и вести разведку. Но и, непосредственно, встречались они с врагом в рукопашную. И не зря, когда он пришёл раненый с фронта, часто по начам издавал нечеловеческий крик. И когда на утро я спрашивал мать что это было - она говорила-"это батька во сне очередной раз шёл в атаку на врага". Там не было слышно слов за Родину, за Сталина, а был звериный крик, ужасающий и тяжёлый.

    Всю свою жизнь он проработал в молочной промышленности. Начинал с рабочего, а закончил уже директором маслозавода.в г.Томск. Знал это дело просто отлично, за что был награждён в 1945г. - медалью за доблестный труд,  а в 1950г. - медалью за трудовую доблесть.

   Как бывшему участнику войны ему предложили съездить в ГДР и Чехословакию. После поездки приехал к нам в гости и рассказывал, как там живут. Встречался с немцами, пили вместе шнапс и в полушутливом тоне папа говорил- "Это ты, Ганс, прострелил мне руку.? А Ганс говорит -"Нет, теперь будет всегда дружба!"

   Учились мы с сестрой Ниной хорошо, и он мало контролировал процесс обучения. Иногда проверял дневник, но росписи стоят там в основном матери. Талантлив он был не только в труде. Он хорошо пел, отлично играл на гармошке. И после войны приобрёл немецкий трофей- гармонь Хохнер. Она не только красива, но и мелодична была. Он исполнял на ней на слух различные произведения: "Амурские волны", "Подгорную". Особенно удавалась ему "На реченьке". Я до сих пор слышу как она звучит. Неплохо рисовал. Он показывал как рисует коня не отрывая карандаш от листка. Я так научился рисовать только птичку.

      Мы жили в селе Баклуши, когда он вернулся с лечения в госпитале и привёз с собой банку мёда. Поставил её на табуретку и дал две ложки- мне и сестре Нине. До сих пор помним горьковато-сладкий его вкус. "