Я жила в деревне подо Ржевом, училась и работала. Перед войной была письмоносцем, заведующей клубом, а потом инспектором политпросвета. В начале войны стала вести учётный стол в военкомате. Занимались военной подготовкой: пятьдесят раз выезжали по тревоге по лесам: приближался враг. В один из рейдов обнаружили в лесу директора школы, он передавал по рации сведения немцам. Оказал сопротивление, скрутили, отправили по назначению. Политрук комсомольского батальона, я возглавила работы по оборонным сооружениям, рытью окопов в двадцати пяти километрах от Ржева.
Вернулась в село Молочино, а там наши бойцы — немцы взяли Ржев. Позвонила в райком:
— Какое будет задание (я числилась в истребительном партизанском отряде)?
– Оставайтесь на месте, ждите указаний.
Дядя и брат ушли в партизаны. Пятнадцатого октября возвращалась домой, провела эвакуацию людей соседнего села. Подхожу к деревне, небо потемнело, гул немецких самолётов, штук триста. Я в дом, там военные укрылись, и — прямое попадание бомбы. Дом обрушился, я потеряла сознание, очнулась — на мне три мёртвых тела. Еле добралась до своей деревни, а на второй день пришли немцы и финны.
Люди укрылись в подвале, где хранилась колхозная картошка. Голодные они были или от жадности гребли всё: скотину, кур, гусей, даже сало из печки вытащили, фонарь в мешок запихнули. Население выгнали в развалюхи на окраине. Старостой назначили лодыря Гаврюшку. А меня, двоюродную сестру, председателя колхоза по его доносу арестовали. Отвезли в Ржев, в лагерь. Сарай, холод, земляной пол, без воды и питья. Люди каждый день умирали.
Нас выпустили одиннадцатого ноября. Мы уж всякую надежду потеряли. Двадцать пять километров шли от Ржева до дома. Вернулись, а молодёжь в Германию забирают. Опять меня схватили, но нам повезло: охраняли немцы-антифашисты Карл и Вилли, отпустили нас.
30 декабря оказались мы на свободе. Домой вернулась ночью. Спряталась в хлеву, в сене. Вижу: лезут на чердак два немца, крышу прорезали, устанавливают пулемёт. В это время на опушке леса появилась разведка – два наших бойца. Я потихоньку из укрытия вылезла. Радость: наши в деревню входят, предупредила бойцов – немцев с чердака сняли. Почти три месяца стояли фашисты в деревне. А теперь свобода, началась мирная жизнь.
Вернулся из партизан дядя, меня назначили секретарём сельсовета. Работала без отдыха. Организовала приём и заготовку грибов-ягод, всё отправляли на фронт. Ходила по деревням, вела разъяснительные беседы по займам, успешно их провела, деньги отвозила в район.
Но война не отпускала, нанесла ещё один удар. Перед приходом немцев спрятала документы в сарае в темноте и в спешке. Стала искать, не могла найти. Гаврюшка донёс в штаб, что я отдала документы немцам. Меня уже свои арестовали. Допрашивал один тип с пристрастием, обращался грубо, как с предателем. Но я стояла на своём: «Документы спрятала». Через несколько дней отпустили. Документы отрыла, хотя они и отсырели, но прочитать можно. А с настоящим предателем Гаврюшкой разобрались.
Когда погнали фашистов, организовала по деревням заготовку ягод, грибов, варенья в помощь фронту. Сколько мы носков и варежек по ночам навязали – не счесть! Знали: солдата согреют.
Но я ещё с немцем повстречалась. Как-то заметила: в прогоне сел немецкий самолёт. Я туда. «Хенде хох!» Он глаза вытаращил. Подняла крик, в деревне стояли солдаты, отвели его в штаб. Свой рубленый дом мы отдали фронту для сапёрных сооружений. Так что жили у родственников. Отец вернулся в начале войны, он угонял скот в Горьковскую область. В один из дней приехал Утёсов с концертом для бойцов. Остановился у нас. Мы с мамой во дворе капусту рубили, и я пела песни по обыкновению.
— Это кто так хорошо поёт? – Увидев меня, сказал: — Возьмём тебя к себе, артисткой станешь.
На концерте я спела три песни, аплодировали горячо. Пять дней ночевал у нас Утёсов. Я потом была у него в гостях в мае 1946 года. Щедро меня угостил, сердечно принял, обнял. «Петь тебе надо».

Нина Михайловна сорок два года проработала в Мособлдорремстрое вместе с мужем.
Нина Михайловна вырастила дочку и сына.
Теперь радуют дети и внуки.
Никогда не оставалась праздной: то шьёт, то вяжет.
Девчонкой для фронта варежки, носки вязала, много благодарных писем получала от бойцов.
Не знаю, откуда и силы брались. В деревне по одному гектару льна обрабатывала. Бывало, всю ночь лён трепала, а утром – на работу. Тогда чем больше трудодней, тем больше полосу луга для косьбы давали. Сама и косила, и сено возила для коровы. Да ещё пятьдесят соток огород. Всегда была среди людей, любила и уважала их, по возможности помогала, и они платили взаимностью. Всё это силы прибавляло.