Воевал на Белорусском фронте, служил в разведке. Победу встретил в Кёнигсберге. В 1945 г переброшен в Маньчжурию. Домой вернулся в октябре 1949 г.

За время службы получил три ранения.

Награжден медалью "За взятие Кенигсберга", медалью "За победу над Японией", медалью "За победу над Германией ", а также медалью "За отвагу".

Отрывок из книги "Чести достойны!" Сызрань. Ваш взгляд, 2010 г. описывает боевой путь Виктора Никитовича, также в данном отрывке имеются воспоминания о войне:

"Весть о начале войны застала Виктора в пути, когда он после окончания ФЗУ добирался пароходом в Сталинград, где ему предстояло работать электро­монтером. Патриотический настрой, царивший в обществе и особенно среди молодёжи, заставил его и земляка Сашу из Шигон тут же отправиться в во­енкомат с просьбой направить их на фронт. И как же было обидно, когда там дали пацанам от ворот пово­рот: зелены, мол, ещё!

Но свершилось - в конце 1942-го призвали. В ла­гере на станции Селикс под Кузнецком ему предсто­яло проучиться полгода. А зима выдалась жестокая. Обмундирование же выдали ветхое, да и питание было скудное. Обучались в поле. Кололи штыками соломенные чучела. Жили в землянках. Холодно, неуютно и голодно. Дело доходило до лазания по по­мойкам: молодой организм требовал дополнительно­го питания. Завидовали уходящим на фронт. В одну из таких партий досрочно попросился и Виктор. По­пал под Смоленск.

В роте дивизионной разведки было человек 20-25. Блиндаж располагался километрах в пяти от передовой. В разведку за языком обычно выходили в половинном составе. Перед этим выбирали место для прохода, ради чего день—два вели из траншей на­блюдение за противником. Сапёры разминировали его, резали колючую проволоку или спирали Бру­но. Разведгруппа по-пластунски перебиралась через нейтральную полосу и разделялась на группы захвата и прикрытия с флангов. Эти вылазки не всегда за­канчивались благополучно.

Однажды подползли к блиндажу. Выходит немец. Прошел группу прикрытия и поравнялся с группой захвата. Разведчики навалились на него с бруствера, кляп заталкивают. А фашист оказался здоровяком, не поддаётся. Еле вытащили из траншеи, но немцы подняли переполох, открыв ураганный огонь. Груп­па сразу же лишилась двух бойцов. Ранили и языка. Пришлось его прикончить и выносить своих: прави­ло у разведчиков такое — не оставлять погибших и раненых врагу. Почти после каждой вылазки прихо­дилось хоронить товарищей.

Запомнилось наступление под Оршей. Часа пол­тора или два наша артиллерия молотила немецкие позиции. После такой канонады небо не выдержало: разразилось ливнем. И атака... Бойцов ждала состо­ящая из нескольких рядов сложная сеть соединён­ных между собой траншей. Шли следом за пехотой. Навстречу - раненые. Потом - селение а несколько ломиков, занятое неприятелем. Молодой лейтенант повёл было разведчиков в атаку. А там пушка при­копана. Только ствол горчит. А гут как раз подоспели шесть наших танков. Кто на броню сел, кто, прикры­ваясь за танком, бегом двинулся на арата. Но у фашистов уже давно веб было пристреляно. Врезали фри­цы болванками - и запылала бронетехника. Кто-то из танкистов успел выбраться, а кто-то заживо сгорел.

Но лейтенанта это не напугаю. Вперёд - и ника­ких гвоздей! Под огнём рассредоточились» И пооче­рёдно, выскакивая и пригибаясь, меткими перебеж­ками, зигзагами двинулись к огневой точке. Немцы такой тактике ничего не смогли противопоставить в, бросив пушку, кинулись наутек по траншее. Там их и застигла заслуженная кара.

Подошли лощиной к другой деревеньке. Перед ней наши солдаты лежат. Командир убит м некому поднять их в атаку. Лейтенант разбил оставшихся на группы по числу улиц и приказал очистить село or фашистов и собраться на противоположном конце Немцы село только что оставили. В домах ещё «дымились» миски с едой, и стоял недопитый шнапс. На ходу кое-как перекусили и - к месту сбора. А за селом - танки, оставленные для прикрытия отступающих. У наших же только автоматы. Но тут подоспели двое бойцов с противотанковыми ружьями. Лейте­нант обрадовался, сам взял ГГГР и вышел из-за дома, чтобы ударить по танкам. Молод был и горяч. Не успел установить ружьё - изрешетили его из круп­нокалиберных пулемётов. Уносили убитого взводно­го - нарвались на снайпера. Но бил он почему-то не в грудь или голову, а по ногам, троих ранил. В том числе и Кравчука. Это было его первое ранение. По­том последовало ещё одно - в голову - и контузия, рецидивы которой фронтовик ощущает до сих пор: подводит зрение.

Второе ранение получил у польской границы в разведке. Лежали у колючей проволоки. Разрывная пуля, ударившись об неё, большим осколком пораз­ила разведчика в лоб, а ещё два осколка впились в надбровье. Они и по сей день там.

После каждого ранения фронтовик попадал в разведроту, но уже в другую часть. Может быть поэтому его не находили награды. Да и не думал он о них тог­да. А теперь вот обидно, что их нередко вешали тем, кто по-пластунски и метра не прополз.

Например, у начальника разведки, погибшего слу­чайно в Восточной Пруссии от нашего же снаряда, попавшего в чердак дома, куда тот забрался, чтобы понаблюдать в стереотрубу за тем, как топят в реке отступающих немцев, был ординарец, прославив­шийся своей угодливостью. Когда майор купался, он снимал свои награды, а ординарец наполнял ими свою пилотку и сторожил их. И получил-таки, не сходив ни разу на боевое задание, свой орден Славы.

Находились и романтики. Будучи на выздоров­лении после ранения в ногу, Кравчук заинтересо­вал своими рассказами двух Алексеев - одессита и москвича. Когда его выписывали из госпиталя, они тоже попросились в разведроту. Оба потом погибли. Одессит подорвался на мине, отклонившись в сто­рону от лаза, по которому до него проползли двое разведчиков. Весь бок у него вырвало, а немцы, видя это, только хохотали и даже стрелять не стали по уносящим его останки бойцам. А москвич погиб во время удачной, казалось бы вылазки, когда уже взя­ли языка, от разрывной пули.

На войне, считает ветеран, погибали, в первую очередь, либо герои, либо трусы. Что касается по­следних, то он был свидетелем немецкой ночной психической атаки, в результате которой поддавшие­ся панике покинули укрытия и были бесславно расстреляны врагом.

В другой раз наших пластунов чуть не отрезала и не взяла в кольцо большая группа немцев. Полз­ший последним заметил фашистов и, предупредив своих криком: «Немцы справа!» - успел добежать до нашей передовой и доложить обстановку. Коман­дование же не нашло иного решения, как обрушить артиллерийско-миномётный огонь по нейтральной полосе и немецким траншеям. В итоге один разведчик был убит, ещё один ранен, а бдительного парня «за малодушие и срыв задания» определили в штрафбат.

Потом была знойная Монголия. Через её пустыню прошли пешком, делая по 60 километров за переход. Вода на вес золота. Сапёры копали колодцы, наби­рали её в чаны и по котелку выдавали бойцам. Днём жара и соль на гимнастёрках, а по ночам - холод. Сте­лили шинели, ложились спинами друг к другу, чтобы хоть как-то согреться, и шинелями же укрывались. Особое испытание - хребет Большой Хинган. Но и его преодолели. Первый бой с японцами разгорел­ся на станции Солунь. Гарнизон смертников (около сотни) сражался отчаянно, но был уничтожен. Позже японцы уже сами стали сдаваться в плен. Мукден, Порт-Артур, Дальний..."