Моего прадеда растила одна мать Кузеванова Евдокия Михайловна. Он родом из г. Ишим Омской области. Отец его погиб на первой мировой, поэтому моя прапрабабушка все умела делать сама и избу сложить и одежду сшить и пищу добыть. Как говориться коня на скаку остановит и в горящую избу войдет. Повторно она свою судьбу ни с кем не связала, поэтому мой прадедушка остался единственным ребенком. Мечтал стать врачом и стал им. Только в те времена врач должен был уметь и знать все, хотя хирургия ему не очень нравилась, поэтому работу он свою связал с деятельностью терапевта. Лечил он хорошо, поэтому в голодные годы 31-33 годов их семья выжила. Люди от голода падали и умирали прямо на улицах, как рассказывала моя бабушка. Ее отцу после выздоровления и спасения жизни люди были благодарны и приносили немного еды, то крупы какой-нибудь, то картошки, вот на том и выжили.
Федор Кирович любил путешествовать. У него была карта и он пальцем указывал куда поедет его семья на этот раз. Конечно это были южные направления - Гагры, Новый Афон, Ялта, где его и застала война. Бабушка рассказывала, как в Новом Афоне стала свидейтильнецей кровной мести - это зрелище потрясло ее до глубины души. Она было романтической девочкой и этот обычай кавказского народа испугал ее, больше она одна не ходила на речки.
Бабушка решила пойти по стопам своего отца и поступила в Ленинградский медицинский институт. Она жила у своей тети Сони. Отец женился на Столяровой Феоктисте, у котрой было еще три сестры Соня, Зоя и Тоня. Их родители были мещане, поэтому девочки закончили женскую гимназию (институт благородных девиц). Моя бабушка поехала к ним в Ленинград жить и учиться в медицинском институте.
Когда Федор Кирович писал ей открытку из г. Симферополя, то его слова звучали как-то оптимистично, надеясь на встречу или переписку. Но после того, как он, наверное, столкнулся с потоком раненых и ужасом первых дней войны, он написал уже прощальную маленькую записочку, где понимал, что больше не увидит свою Адичку, так он ласково называл мою бабушку Ираиду, и просил быть разумной, продолжить учебу, по возможности, конечно.
Как тяжело читать эти прощальные строки, даже сейчас, в наше мирное время. Слезы сами текут и щемит сердце. Хочется кричать и выть от горя за своих далеких близких, которые так и не увидели своих взрослых детей и внуков, которые так и не успели создать семью, родить детей. Сколько таких прощальных весточек получили наши люди от своих близких....
А тогда в блокадном Ленинграде, где оказалась на тот момент моя бабушка, 19-ти летняя молодая девушка, и подавно было тяжело прощаться с ее любимым отцом. Но она до последнего верила, что он жив. Каких невероятных усилий стоило ей держаться и не упасть духом. И только когда она сама почувствовала, что при мыслях об отце веет холодом, она поняла, что его нет в живых. Точно не знаю, как и когда эта записочка попала моей бабушке в руки, возможно с вещами, которые переслал товарищ Телегин ее маме в Ялту, а она переслала моей бабушке, но когда бы это не произошло читать от своего любимого отца такие прощальные и обреченные строки было ужасно тяжело...
Судьба Кузеванова Федора Кировича до сих пор не известна. Смог ли он выбраться из окружения или попал в плен, или пал смертью храбрых никто не знает. После войны бабушка не искала его, возможно тогда это и было не совсем актуально, да и она не видела в этом смысла, так как точно знала, что его нет в живых.
А нам, потомкам, хочется найти его могилу или узнать как это произошло, попал ли он в плен или как-то еще сложилась его судьба. Но мы помним только то, что рассказала нам с мамой моя бабушка. И хочется записать эту память для будущих поколений.