Кузнецов Геннадий Степанович
ВОСКРЕСШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ
КТО из мальчишек того довоенного времени не мечтал взлететь в небо, быть похожим на прославленного летчика Валерия Чкалова? Мечтал об этом и девятиклассник Козьмодемьянской средней школы № 1 Геннадий Кузнецов. Мечта и привела его в Йошкаролинский аэроклуб имени Наты Бабушкиной, объединивший группу ребят и в нашем городе на Волге.
— Военным быть не хотел. Звало небо. Романтика,— говорит Геннадий Степанович. Нелегко даются ему воспоминания. Волнение перехватывает горло, хоть и прошло с того времени более пяти десятков лет.— Десятый класс не закончил, призвали на службу в армию. Направили в летную школу, базирующуюся в Грузии. Готовили там летчиков-истребителей. Потом была еще одна летная школа. Учились там мы летать на новых истребителях.
А потом был г. Арзамас, где формировался 254-й истребительный авиаполк. В составе его летчиков старший сержант Кузнецов 15 марта 1943 года прибыл на Волховский фронт, защищать ленинградское небо.
— В нашу обязанность входило сопровождать бомбардировщики и штурмовики. Фашисты рвались к Ленинграду, посылали до ста пятидесяти своих самолетов. Мы же поднимали в воздух по две-шесть машин. Было очень и очень трудно.
Летописью мужества летчиков 254-го авиаполка стал «Журнал боевых действий». В нем записи каждого боя, имена летчиков. Вот одна из них.
Шестерка ЛА-5 в составе Титова (старший группы), Семиволоса, Назимова, Кузнецова, Ковалева, Бандурина 23 марта сопровождала шестерку бомбардировщиков ПЕ-2 в район Мги. На подходе к ст. Мга два немецких истребителя ФВ-190 пытались сверху атаковать ПЕ-2. Прикрывающая группа ЛА-5 пошла в атаку и произвела по четыре очереди. По показаниям экипажей и оперативного дежурного Волховского дивизиона ПВО самолет ФВ-190 был сбит неподалеку от Мги.
На ФВ-190 — скоростной истребитель, вооруженный четырьмя пушками и двумя пулеметами, германское командование возлагало особые надежды. Для летчиков только что прибывшего на фронт 254-го авиаполка этот бой был первой встречей с «Фокке-Вульфами». В нем они нанесли им поражение. Сбил же «надежду вермахта» старший сержант Кузнецов. Он не допустил противника до бомбардировщиков, маневрируя, не отрываясь от ведущего, сбил ФВ-190.
А на следующий день снова воздушный бой с ФВ-190. На самолете Кузнецова пробиты баки, повреждена гидросистема. Затруднены выпуск шасси и посадка. И все-таки Кузнецов - сумел приземлиться и спасти машину. За семь дней марта он успешно провел восемь боевых вылетов на сопровождение ИЛ-2 и ПЕ-2.
Приказом командира полка подполковника В. Косенко Кузнецов был награжден медалью «За отвагу». Ему было присвоено воинское звание младший лейтенант.
19 апреля пилот Кузнецов не вернулся с боевого задания. Ему было двадцать два года.
— В тот день я вылетел на свободный поиск в паре с командиром эскадрильи лейтенантом Иваном Педаном,— вспоминает Геннадий Степанович.— Подлетая к линии фронта, мы увидели «Хейнкель-123». Он корректировал огонь своей артиллерии, а охраняли его два истребителя МЕ-109. Наша пара пошла в атаку, чтобы отогнать истребителей, а затем сбить корректировщика. Оставалось совсем немного для того, чтобы мне дотянуться до хвоста «мессершмитта» и нажать гашетку пулемета, открыть огонь. Внезапно самолет содрогнулся, отвалилась обшивка правого крыла. Самолет рассыпался. Я оглянулся — за мной гнались два «мессершмитта».
Мой самолет пошел в штопор, стал неуправляем. Решив, что мы еще над своей территорией, я с трудом перевалился через борт, но повис на лямках парашюта, который застрял в кабине. Меня ударило головой о самолет, и я потерял сознание.
Очнулся на земле с болью в голове и в правой ноге — она была сломана. На месте перелома торчали кости. Не помню, как освободился парашют, как раскрылся купол. Вокруг меня стояли немцы. Один из них сказал по-русски, но с акцентом: «Что, рус, попался!».
Геннадий Степанович тяжко вздохнул и замолчал, заново переживая все, что он тогда испытал. Бой этот вспоминается ему и по сей день.
— Кругом взрывались мины. Наши батареи обстреливали позиции противника. А я молил наших минометчиков: «В меня, меня». Угнетала мысль, что я, советский летчик, комсомолец, в плену.
— А что было потом?
— Меня положили на носилки и увезли в немецкий лазарет для военнопленных в дер. Выра. Там сделали перевязку и отправили в лагерь военнопленных Гатчину.
В полку Кузнецова сочли погибшим. Родителям его в Козьмодемьянск ушла похоронка. Было в нем сказано, что их сын не вернулся с задания и указано место захоронения — кладбище Валдомы.
А Кузнецову пришлось пережить все ужасы фашистского плена. Он прошел Освенцим м Майданек. Видел газовые камеры, горы трупов. Даже сегодня, смотря по телевизору кадры кинохроники, запечатлевшие зверства фашистов, он содрогается от ужаса.
— Страшно видеть, людей бьют плеткой рассекающей на живом кожу. Видеть и слышать издевательский хохот гитлеровцев, для своей забавы бросавших хлеб на колючую проволоку и доведенных до отчаяния от голода пленных, кидающихся за ним. А давали нам утром по три гнилых картофелины на брата, в обед — буханку хлеба с опилками на шестерых. В лагерь я попал с весом 63 килограмма, а когда освободили нас, весил 49. Кожа да кости...
— Как же выжили?
— Наверное, повезло. Попал в лагере в команду, которая сортировала одежду расстреливаемых. Расстреливали фашисты только голых. А нам было надо рассортировать их одежду. Жуткая то была работа. В куче одежды взрослых мужчин и женщин были ведь и детские распашонки. Жил же надеждой на освобождение да верой в нашу победу.
— А как же с кладбищем? С похоронкой?
Кладбище — это чья-то ошибка. После того, как вернулся домой, написал в полк. Ответил врач Портнов. Полк расформировали, летчики разлетелись кто куда. Так оборвалась связь с полком. Но друзья-товарищи не верили в мою гибель, вели поиск. Участвовали в том поиске и школьники. Встретиться с однополчанами ему пришлось почти через сорок лет, в годовщину последнего боя Кузнецова. Была та встреча в Ленинграде, на проспекте Славы, в 295-й школе. В этой школе усилиями учителей и учеников создан музей, экспозиции которого посвящены защитникам ленинградского неба. На мемориальной доске там, среди погибших летчиков было и имя Кузнецова. Красным карандашом Геннадий Степанович против своей фамилии вывел крупное—«ЖИВ».
Освободили узников Майданека войска Советской Армии. Узнав о их наступлении, те, кто мог, постарались выбраться из лагеря. Среди них оказался и узник с номером одиннадцать тысяч, выколотым на груди,— Кузнецов Геннадий Степанович. Было это 20 июня 1944 года.
В августе он был дома. Получившая похоронку мать, когда тот перешагнул через порог, подумала, что она сошла с ума, что перед нею призрак. А он и был, наверное, похожим на призрака. Изможденный. В одежде лагерника.
— Никогда больше не слышал, чтобы так кричала мама, как тогда.
Ему же надо было думать, как жить дальше. Никакой гражданской профессии. Пришлось поработать инкассатором в банке, кассиром в сберкассе, завскладом, печником, десятником стройучастка сплавконторы, завхозом… Вступил в партию. Сорока двух лет сдал экзамен за среднюю школу. В сорок пять окончил Горьковский строительный техникум. Друзья добродушно подшучивали: «Окончишь техникум и – на пенсию».
До пенсии, конечно, было еще не близко. Рассудительного, добропорядочного, знающего жизнь, да еще по специальности строителя Кузнецова приняли на должность начальника отдела капитального строительства завода «Копир». Оттуда ушел на пенсию. На этом же предприятии работали его жена Вера Михайловна, а сейчас продолжают трудиться два их сына.
— А награды? Надеваете их?
— В День Победы обязательно. Медаль «За отвагу», орден Отечественной войны 1-степени, юбилейные медали. В этот день особенно одолевают воспоминания. Чаще всего о том последнем моем бое. Оглянуться бы мне, сумел бы вывернуться от «мессершмиттов». Все было бы иначе…
Т. Кувшинская «Ленинский путь» 1995 г.