Огненный август сорок второго
(Лапшин Иван Ильич)

На войне у каждого своя судьба: кого убьют, кого покалечат, а кто и попадет в плен. Вот такая участь досталась мне. Из тысячи и тысячи военнопленных выжили очень немногие. Я выжил, перенеся тяжкие муки и страдания – мне посчастливилось.
С июля по сентябрь 1942 года 38-я стрелковая дивизия вела тяжелые бои на Сталинградском фронте. Очень напряженные боевые дни были с 17 по 26 августа. А 26 августа был особенно тяжелым.
Утром наша оборона подверглась ударам с воздуха и сильному артиллерийскому и минометному огню. Ясный день от степной гари и дыма превратился в ночь. Атаки врага следовали одна за другой. Только после жесточайших ударов с воздуха и танковой атаки немцам удалось прорвать оборону, блокировать многие наши подразделения.
Дивизия понесла большие потери, погибли и разбиты были наши артиллерийские точки, минометные гнезда. А еще весной, под Харьковом и на Северном Донце, она была сильно измотана, потеряла семьдесят процентов своего состава. Несколько месяцев бойцы не мылись, не переобувались, по рваным гимнастеркам ползли вши… Но нельзя не отметить изумительную стойкость и бесстрашие бойцов нашей дивизии и соседней с нами, 126 – й стрелковой дивизии, не дрогнувших перед таким жестоким натиском врага.
С наступлением сумерек стало тихо. Командир роты приказал мне пойти со связистом на КП, он находился близко, у переднего края, рядом с участком, который обороняли матросы. Надо было сделать связь.
Мы шли по степи, разматывая катушку с телефонным проводом. Над головами у нас плыли, светясь, трассирующие пули. Установили связь, стали ждать утра. Перед рассветом блиндаж потряс сильный взрыв, сверху посыпалось перекрытие, блиндаж наполнился дымом…
Выскочив наружу, мы увидели бегущих бойцов, по ним – то и ударили немецкие шестиствольные минометы – «скрипачи». Бегущими оказались вырвавшиеся из окружения курсанты Винницкого пехотного училища.
С 10 часов утра опять слева и справа стали густо рваться мины и снаряды. Обстрел с небольшими перерывами велся целый день. Степь как бы потонула в дыму и гари. Связи с подразделением не стало.
В конце дня мы оставили блиндаж и отправились к месту нахождения наших минометчиков. По пути увидели пустые окопы. А справа, вдали от линии железной дороги, потоком мчались немецкие машины и танки.
Пройдя метров двести, мы встретили вдруг группу пехоты с нашим командиром минометной роты. Группа была оставлена как заградительный отряд. А весь полк был отведен в северном направлении.
Ни воды, ни каких – то продуктов не было. Мы чуть не валились с ног. Командир отряда настоятельно приказал мне:
- Разыскать отведенный пол, в том числе и минометчиков. Выяснить, как поступать отряду.
Взял мой карабин, дал две гранаты, сказал:
- Если что случиться, действуй гранатами.
Я отправился выполнять приказ. По пути встретил группу бойцов одного истребительного батальона, они ужинали. Дали мне еды и сказали:
- Видели отходившие части пехоты и минометные повозки.
Пройдя около полутора километров, я встретил наш полк. Полковой командир приказал:
- Немедленно возвращайся! Отряду находиться там, где и находился.
Пошел я в обратный путь. Стояла абсолютная темнота и тишина. Где – то вдали высоко в небе гудел ночной бомбардировщик У – 2. Прошел с километр, как вдруг у железной дороги вспыхнули взорвавшиеся гранаты, брошенные с У – 2. И в этот момент из темноты выскочили два немецких солдата. Свалили меня с ног, отобрали гранаты, сняли компас… К счастью, карманы не проверяли, и куда – то повели.
Когда вели, я незаметно в темноте выбросил из кармана комсомольский билет.
Взошла Луна. Прошли мимо немецких танков, перешли железную дорогу. Немного погодя подошли к группе крытых машин, около них стояли немецкие солдаты. А рядом, на земле лежали наши пленные, около семидесяти человек.
Меня подвели к одной из машин и их переводчик спросил:
- Что делал в степи?
- Заблудился, искал свою лошадь, я ездовой.
- Много ты видел там русских?
- Да, там русских очень много.
Они засмеялись.
- Почему у тебя такие длинные волосы? Ведь солдат русских стригут!..
- Нечем стричь, - ответил я, - не стригли уже полгода.
Они стали хохотать. Потом сильно толкнули к лежащим на земле.
Утром всех пленных обыскали. И тех, на ком были немецкие сапоги или пилотки, брюки, у кого были найдены партийные документы, отвели метров за сто, в лощину, и расстреляли.
… На голой земле лежат живые рядом с мертвыми… Не получая в пищу ничего, кроме поллитра тухлой воды! Но никакие тяжести – ни голод, ни контузия – не могут сравниться с душевной контузией, с позором унижения фашистского плена.
На пятый день, по усиленным конвоем нас привели к железнодорожному полотну, загнали в товарные вагоны и отправили в пересылочный лагерь, в Ростов. В лагере содержалось до 20 тысяч измученных до предела узников. Дневной рацион – семьсот граммов баланды из горелого зерна, и все. Пленные еле передвигались. От истощения ежедневно гибло до 30 человек, в возрасте от 30 до 40 лет. Трупы встречались везде – около бараков, больше всего у ничем не огороженного отхожего места.
Из Ростова оставшихся в живых переправили в Дрогобычевский лагерь. Размещался он в тюрьме. Смертность в ней была большая: ежедневно гибло до 40 человек. Тела умерших выносили за лагерь и сбрасывали в большой ров, присыпали слоем земли, на него сбрасывали следующие партии погибших. Так, слой за слоем, наполнялся этот зловещий ров.
В 1975 году мне удалось побывать в Дрогобыче. От того лагеря осталась лишь часть кирпичной стены как памятник. А у подножия зажжен Вечный огонь и установлена скульптура, изображающая группу узников с надписью: «Вечная память тысячам замученных советских военнопленных!»
В пересыльных лагерях нас сортировали и отправляли дальше, на запад. Побывал я и в Ровно, и в Ковно, и в одном из филиалов Майданека, вблизи Люблино. Оттуда, по воле судьбы, вместо душегубки попал на шахту Рурского угольного района Германии. Работали на 700-метровой глубине. Дни шли по установленному порядку: подъем, проверка, пайка хлеба, порция баланды, раздевалка шахты, смена, душ, раздевалка и под конвоем в лагерь.
Мы ежедневно общались с немецкими шахтерами. Они относились к нам с пониманием. Украдкой совали завернутый в газету бутерброд. От них мы узнавали новости о положении на фронте.
В начале 1945 года началось быстрое продвижение американских войск и близилось освобождение Рура. Слышалась артиллерийская канонада.
В марте сорок пятого, при эвакуации, я с большим риском сумел убежать из плена и встретиться с частями союзников – американцев. Среди них находился около трех месяцев. Так закончилась моя неволя.
В фашистских лагерях советских военопленных выжило не очень много. На Нюрнберском процессе в 1946 году советский обвинитель Р.Руденко констатировал, что лишь на территории СССР, оккупированной фашистами, было истреблено (умерло от голодной смерти) 3 миллиона 920 тысяч советских военнопленных.
В этих злодеяниях немецкий народ нельзя обвинять. Виноваты были правители этого народа, ввергнувшие его в страшную бойню, которая унесла многие миллионы жизней разных народов Европы. Дорогой ценой была оплачена Победа. А фашистские военные преступники получили заслуженное возмездие.