В 1942 году под Харьковом шли ожесточённые бои. Мы отступали под сильнейшими бомбёжками. При отступлении меня ранило осколками от взрыва очередного снаряда и вырвало мякоть ниже колена на правой ноге.
Очнулся я в дорожной канаве, куда, скорее всего, меня отбросило взрывной волной, а рядом со мной лежал раненый лейтенант и несколько погибших солдат.
Так мы бы долго лежали в полуобморочном состоянии, истекая кровью, и могли бы погибнуть, но мимо проезжал обоз с ранеными. Медсестра нас заметила, однако места в обозе не было. Следом ехала машина. Медсестра вышла на середину дороги и выстрелом из пистолета остановила её. Когда нас грузили в машину, я даже не чувствовал боли.
На машине нас довезли до реки Северский Донец. Там была организована переправа. И когда мы уже находились на другом берегу реки, снова налетела фашистская авиация. Бомбили понтоны, по которым переправляли раненых. Мы лежали и беспомощно смотрели, как от взрывов вздыбилась река фонтанами воды вперемешку с кровью и остатками тел погибших солдат. Ужаснее картины в своей жизни я не видел.
Операцию мне сделали в Сталинградском госпитале. Ежедневно сюда поступало столько раненых, что хирурги оперировали день и ночь. Когда я пришёл в себя, после операции, ко мне подошёл молодой хирург, грузин по национальности и протянул несколько осколков. «Держи солдат, это тебе на память. – Сказал хирург. - Но два осколка вытащить невозможно, один находится в нескольких миллиметрах от сердца, второй в лёгком. Могу сказать с уверенностью, лет до пятидесяти доживёшь, а дальше… неизвестно».