Записано со слов Павла Семеновича Лошакова дочерью Тамарой Павловной в августе 1995 года.

Семья Семена Ильича Лошакова жила в деревне Алексино. Деревня находилась на тракте Охват - Андреаполь в 3-х километрах от деревни Луги. По автотрассе на Ржев за Селижаровом стоит указатель в сторону населенного пункта под названием Лошаково. Выяснить место рождения деда Семена не пытались. Сам Семен был родом из Селижарова и мой отец рассказывал о своем деде, который служил в Кронштадте моряком, что был он человеком, обладающим недюжинным здоровьем и на спор, за чекушку, переплывал залив в сторону Ориенбаума.
Дед Семен был невысокого роста, но зато его жена была высокая, пышногрудая красавица Наталья, у которой от первого брака была дочь Вера 1914г. потом родились сыновья Павел 1920г., Василий 1922г., дочь Нюра 1926г., сыновья Александр1928г., Иван 1930г. Жили дружно, в хозяйстве была лошадь, две коровы, птица разная, построили дом в который переехали, но вскоре Наталья умерла от воспаления легких (напилась холодного молока, разгорячившись в домашние работе). Похоронена возле стен церкви в Лугах, неподалеку там стоит обелиск воинам в ВОВ.
Семен в 1936 году продал дом, и после сдачи в колхоз в период коллективизации 2 коров, лошадь и, собрав детей, уехал работать в Новгород Великий, где жили в бараке. По профессии он был очень хороший плотник.
Но один он после смерти жены не сумел сохранить семью и в 1939году Нюру сестра Вера, которая была уже замужем взяла в няньки, а Павел пошел на лесозаготовки, а остальных братьев отправили в детский дом. После возвращения из Новгорода Семен подженился в деревню Величково, где внедолге и умер, выпивая рюмочку (согнулся за чекушкой под стол и умер).
Павел встретил войну в рядах Красной Армии а, Василий из-за белены на глазу (травма полученная в детстве) в армии не служил и женился под Москвой в ст. Поваровке на Надежде с тремя детьми, которые очень любили его. Детей своих у него не было. Братья Александр и Иван тоже укоренились рядом. Александр после службы в Германии, женился на Анне в ст. Поварове и родили сына Владимира и дочь Ольгу, а Иван жил в Сходне с Надей без детей.
Нюра после войны в 1946 вышла замуж за Петрова Бориса и жила с родителями мужа в пос. Охват. Свекровь ее слыла под кличкой Сашка- спекулянтка, и жили в большом достатке в конце поселка у реки Горошек. Муж Нюры был трактористом и очень трудолюбивым и заботливым, замечательным человеком, но ревновал свою жену постоянно. Родила сына Владимира, Анатолия и дочь Евгению.
Вера, Павел, Василий, Александр были больше похожи на мать, зато Иван был копия своего невысокого отца, Нюра тоже больше смахивала на отца. Александр служил в летных войсках в Германии и после демобилизации приехал к брату Павлу и привез подарки своей креснице Шуре, которой на тот момент было 3 года, платьице голубоватого цвета с небычными цветочками и жене Павла 2 отреза на платье крепдешина (один был рисунок с ящерками).
Павел вернулся с войны в августе 1946года. Ехал с Германии и вез подарки сестрам - отрезы на платья и драп на пальто, но в Бологое его обокрали. Приехал и остановился у сестры Нюры в Охвате, сестры Веры в Величково, но потом поехал в поиске новой жизни в гор. Николаев на стройку.
В недолге вернулся и проезжая на поезде из Москвы через Соблаго познакомился с женщиной Ольгой и остался у нее жить. Эта женщина, когда он ушел от нее, вроде как прокляла его (по разговорам родителей). Много времени и хлопот доставил родителям этот гражданский брак. Когда у отца стало плохо с головой маме, посоветовали поехать к колдуну, и она поехала. В результате он сказал, что на отца наложено проклятие или еще что-то, но после посещения колдуна болезнь отступила и все успокоились, как оказалось это не надолго, но для продолжения снятия порчи надо было ехать к колдуну не один раз. Отец потерял веру в излечение, а без веры избавление невозможно.
Познакомился отец с мамой в деревне Величкове. Долгие годы после революции люди жили по церковным правилам, и божественные праздники были распределены между деревнями. »Казанская»- праздник деревни Аниханово. В этот день в каждом доме, были приготовлены угощения, для всех кто зайдет в гости из соседних деревень. Гуляли деревнями в гумнах, когда клубы закрыты, и знали очень хорошо друг друга.
После приезда из Германии в августе 1946 года отец был с пристрастием допрошен в Андреапольском военкомате и КГБ. Был предупрежден о том ,что будет находится под контролем органов. Задержали в Советской Армии для перегонки техники, но на самом деле на легковушке возил полковника, и после приезда домой какое-то время работал инструктором по вождению, механиком в гараже, на лесозаготовках.
Первый сигнал о том, что с психикой после плена не важно произошел, когда он с бригадой уехали валить лес в район Грылево. По приезду в лес мужики поставили брагу и пили ее после работы. И вот однажды утром нашли Павла сидевшим на корточках и державшим в руках острый топор, лезвием которого он резал себе вдоль по волосяному покрову голову и кричал, что кругом все фашисты. Его увезли в Пеновскую больницу, а затем в психиатрическую больницу им. Литвинова в пос. Бурашево.
После лечения ограничений в труде никаких не давали, потому-что это был обсалютно нормальный, адекватный, рассудительный человек. Работал в гараже слесарем, в цехе лесопиления пилоточем, рамщиком и дома имел разный инструмент, который редко кому давал, а если и давал, то напоминал: - «Молоточек взял? Верни на место». Он разбирался во всем и в электрике,и в технике, и в плотницких тонкостях разбирался, печки ложил, но пройдя почти всю Европу военнопленным, видя как люди живут, не построил и не создал по образцам и подобию семейную пристань на европейский манер.
В глаза люди называли его Павел Семенович, а за глаза Павел Лошак, которому нельзя пить ни грамма, иначе его «несет» словесно и громогласно так, что слышны далеко не лестные отзывы об односельчанах. Любимые слова:будь ты проклят гад, фашист, змея, сволочь, но по матери он не ругался, я не слышала. На всю жизнь запомнил обидные слова младшей дочери: - «А ты, заработал?», когда приехав с покоса, дети с мамой вошли в дом, в котором на диване отдыхал отец (он был отпуске), быстренько сбегали в лес за грибочками и пожарили с картошечкой, а он, спустив ноги с дивана и взяв ложку, зачерпнул еду. Я бежала по улице, а он за мной.
Он все болел, лежал в больнице по полгода и в общей сложности был там 11 раз, а мы росли и те редкие минуты, когда у отца проявлялись к нам отеческие ласковые слова, помним, как никогда. Я видела письма написанные отцом из больницы, которые были адресованы Анне. Чужие письма не читают, но я помню, что были письма эти наполнены словами любви, нежности и ласки, которые вслух в нашем доме не произносились.
Я помню, как мы играли детьми, в комнате горела керосиновая лампа и отец с мамой сидели на кровати, а мы прятались, я была самая маленькая, и отец запихнул меня в кальсоны, а я в ответ: - «Где Тома?» закричала: - « А вот она Я».
Одни из первых покупок был шкаф с зеркалом, комод, радиоприемник с пластинками, и к 8 марта мы сидели в новых платьицах. Велосипед был женский и мужской, а потом мопед, на котором, мы тоже ездили.
Сено для коровы надо было косить самим, а давали участки далеко, да и косить надо было 3 одонка колхозу и 1 себе. Косить ездили в деревни: Холм, Холмец, Грылево. Когда отец косил, было сразу видно, что прокос сделан мужиком.
Был он и рыбаком, купил бредень, и была у нас лодка, на которой он летом ловил окушков и плотвиц. Для этого по весне натаскал на озеро пиленых веток яблонь и забил кол, к которому привязывал лодку и ловил рыбку, которая пряталась в утонувших ветках. Плавать особо не любил, даже летом, когда тащили бредень, в фуфайке заходил в воду по горло и не поддавался на уговоры раздеться.
Я его спросила как-то : «Пап, ты прошел пешком столько стран, столько рек, а купался ли ты, ну например, в Дунае?». В ответ отец сказал: - «Нет. Шаг в сторону-пуля в лоб. А мыл нас дождь». Сам Бауэр предлагал ему остаться (жениться на его дочери), говорил, что, мол, будешь Пауль хозяином, но он ответил отказом, ведь дома его ждут братья и сестры. А когда, в плену, работал на сахарном заводе, даже умудрялись менять сахар на курево и прочее. Когда болел тифом, (весил где-то 35кг) немец - фельдшер, наблюдавший за чуть живым молодым парнем, подсказал ему знаками место, где валяется, то, что можно грызть и все ждал, помрет или нет, этот молодой пленный. Когда кризис миновал, Павла послали с другими пленными на работу на сельхозработы, и там пася свиней, он окончательно набрал сил.
Как он сбегал из плена трижды не рассказывал, но за это получил наказание 50 розог. Хлеб таскал от бауэра в лагерь, ведь там ребята ждут голодные. Если б поймали - пуля в лоб. Привычка после плена спать, укрывшись с головой, а ноги всегда торчали неукрытые так и осталась.
Когда нашему соседу Михаилу Ивановичу дали инвалидность, мама неустанно говорила отцу, чтобы он поехал в Пеновскую больницу и показал руку хирургу Бодрому (у отца было ранение в лучевой области руки). В ответ он ей сказал: « Я перед фашистом на коленях не стоял и ничего не просил, а перед каким-то хирургом тем более не буду стоять и умолять о том, чтобы инвалидность дал». И это говорил человек, которому хирург Бодрый год назад предлагал из-за нарушений системы кровообращения в ногах ампутировать ногу. За то, что дедушка Николай отдал амбар молодой семье, мой отец делал капитальный ремонт дома, где жили старики, и никогда не отказывал в помощи родным.
В течении всей жизни Павел поддерживал отношения со своими братьями и сестрами, но единственной крепостью в его жизни, ограждающей от всяческих нападок и понимающей была его жена Анна. Отношения личные и семейные были как у всех, но спустя минуты после перебранки, мама обращалась к нему с просьбой, зная о том, что её просьба будет выполнена незамедлительно. Шла за ним, терпела, уговаривала, даже однажды на саночках перепившего везла, а потом кормила его с ложки, когда пальцы отморозил. Мама всегда старалась в разговоре, спорах держать дистанцию и всегда боялась огня и спичек. Долго стояла под окном, прислушиваясь к шорохам в доме в те дни, когда он был просто неуправляем. Каким-то десятым чувством она понимала всю опасность огня.
28 августа 1995 года я приехала в Охват, зная о том, что отцу исполнилось 75 лет, привезла ему продуктов, сигарет и как всегда чекушку после бани. Никакого торжества не устраивали, потому что пенсию не платили совсем, да и отец не любил торжеств, но юбилей отпраздновали вместе с подошедшими соседями. Сварили быстро свежей картошечки, накрыли стол из того, что было и замечательно посидели и даже песен попели. Вина как всегда не хватило, и сам юбиляр сев на велосипед съездил в сельпо.
Очень любил знаки внимания, подарки, хотя по-мужски не показывал вида, и посылки пришедшие открывал только сам. Как хозяин любил указать маме, что дать детям, но чаще мама, молча в коридоре, что нибудь сунет и покажет «молчи».
Через 17 дней, человек, проживший всю жизнь на войне в плену, пройдя все муки ада, а в мирной жизни существующий, доживая срок дарованный судьбой, сгорает в своем доме.