Дяде Ване исполнилось 19 лет и 5 месяцев, когда 23 августа 1941 года он получил повестку о призыве на службу в армии. 

Через 2 дня меня его вызвали в  Кильмезский  военкомат Кировской области, где он получил назначение убыть в 30-й артиллерийский полк, который дислоцировался в городе Молотов (ныне Пермь). Приказом по полку был назначен на должность орудийного номера.

Нам удалось записать воспоминания дяди Вани и издать книгу «13671 ДЕНЬ В СТРОЮ»

«Наша батарея, как и весь артиллерийский полк, была укомплектована 76 мм полковыми пушками. Батареей, в которую я был зачислен, командовал капитан Френк. Это был среднего роста, статно подтянутый с чёрной шевелюрой молодой офицер. Он никогда ни на кого не кричал, был всегда уравновешен и спокоен.

Командир батареи определил меня своим связным.  По сути, это была должность адъютанта.  Однако, несмотря на это, моя служба в батарее не прекращалась ни на один день. Ежедневно проводились занятия в классах и в полевых условиях. Как и все, ходил в наряд, чистил картошку, мыл в казарме полы. Часто выезжали на полигон, который именовался здесь как лагерь Бер-шесть. 

В батарее не было никакой механической тяги. На всех занятиях и учениях пушки перемещались силами расчётов на лямках. Шла война, поэтому тяжести службы никто не замечал. В напряжённой военной подготовке прошло около двух месяцев. Но вдруг пришёл приказ о направлении военнослужащих 30-го артиллерийского  полка со средним образованием в город Стерлитамак Башкирской АССР на учёбу в пехотном училище, которое с началом войны эвакуировалось из города Рига Латвийской республики.

В Рижском военном пехотном училище проходил обучение до апреля 1942 года.

После окончания училища мне было присвоено воинское звание «лейтенант». В целом о пребывании в училище у меня остались самые приятные воспоминания Курсанты моей роты были в основном порядочные люди, дружили между собой, помогали друг другу. Да и начальствующий состав относился к курсантам довольно лояльно и снисходительно. О командире роты курсантов капитане Савине я вспоминаю как о добром и порядочном человеке.

После училища был направлен в распоряжение 153-й стрелковой дивизии, которая в это время находилась на формировании в глубоком тылу под Чапаевском (650-700 км от фронта), маленьком городке, расположенном в 43 км к юго-западу от областного центра г. Куйбышева (ныне Самара).

Попутным транспортом добрался до района формирования дивизии. Приказом по соединению был назначен на должность заместителя командира роты противотанковых ружей в 557-й стрелковый полк. С этим оружием я встретился впервые. Это было ружьё системы Дегтярёва с длинным стволом (1350 мм), калибра 14,5 мм. Весило такое ружьё 17 кг.

Рота была включена в состав 1-го батальона. Полком командовал майор Мальцев, начальником штаба был капитан Закиров. На доукомплектование роты, как и других подразделений, поступали из ближайших тюрем освобождённые заключённые.

В процессе формирования подразделений проводилась усиленная боевая подготовка. Однако на обучение и сколачивание подразделений оставалось всё меньше и меньше времени. Обстановка на фронте с каждым днём всё усложнялась и усложнялась. Фашисты, стремясь к реваншу за поражение под Москвой, весной 1942 года предприняли контрнаступление на Харьковском направлении. Крупные группировки врага устремились к Волге на Сталинград и на Воронеж. Наши войска вели упорные оборонительные бои. Возникла острая необходимость в усилении войск на Сталинградском направлении. 153-я сд получила приказ срочно выдвигаться в сторону фронта. Частям дивизии предстояло совершить более чем 700 км марш в пешем строю. Это был очень напряжённый и трудный марш. Эту задачу дивизия решила успешно. Части дивизии вышли к реке Дон в районе её большой излучины.

557-й сп получил задачу перейти к обороне по левому берегу реки от станицы Казанская до станицы Мигулинская (станица была на правом берегу Дона). 1-му батальону было приказано оборонять район реки Песковатка, (искл.)  Мигулинская.  Рота ПТР была на левом фланге батальона.

На участке обороны полка, как и везде, правый берег Дона был высокий и обрывистый. Левый берег, обороняемый полком, был значительно ниже правого.   Вдоль побережья на протяжении многих километров тянулась полоса густого лиственного леса. На участке обороны полка в 1-ом километре от берега находилось большое, довольно глубокое и чистое озеро.

Противник на противоположном берегу появился и дал знать о себе через 2-3 дня после занятия нашими войсками обороны. С этого времени и начались на нашем участке напряжённые оборонительные бои, которые продолжались почти до середины зимы, то есть 6 месяцев.

Роты батальона зарылись в землю, оборудовали глубокие траншеи с перекрытием в 2-3 наката из бревен.

Стороны насторожились, ведя наблюдение и ружейно-пулемётный огонь. По выявленным огневым средствам немедленно открывался огонь на их подавление. В решении этой задачи активно применялись наши (ротные) противотанковые ружья. Бои не затихали ни днём, ни ночью. Противник часто в ночное время предпринимал попытки форсировать Дон и высадиться на обороняемый нами берег.  Но все попытки врага успешно отражались нашими подразделениями. Были попытки форсировать реку и потеснить противника и с нашей стороны. Однако серьёзных успехов не добивались, отходили назад, захватив пленных и их оружие. Такие боевые действия продолжались до декабря, до самого ледостава на реке. Лично для меня это были первые шаги фронтовой жизни.

В моей памяти сохранились многие эпизоды того времени. Ну вот, один из них. В блиндаже в ночное время вдруг зазвонил телефон. У телефона был солдат-телефонист и сразу предложил послушать исполнение им песни. Он запел. В телефонной трубке звучал его прекрасный, задушевный голос. Это была лирическая песня «Зачем тебя я, милый мой, узнала?». Оказалось, что этим исполнителем был настоящий, опытный певец.

Ещё был случай. Это было на озере, позади наших позиций. Один, близкий мне офицер, предложил порыбачить на озере. Взяли с собой несколько ручных гранат и пришли к озеру. Спустили на воду лодку и отчалили от берега. Мой спутник готовится бросить гранату и собирать оглушенную взрывом рыбу. Вот граната брошена. Через несколько минут на поверхности воды заблестели сотни маленьких и больших рыбин. Мы начали собирать рыбу. Но вдруг, почти перед самым носом лодки мы увидели огромного сома. Он плескался, скрывался под водой, снова и снова всплывал на поверхность воды. На эту громадину (он был не менее 2-х метров в длину) мы долго смотрели, но добить сома не решались. Забрав ранее собранную оглушённую рыбу, мы возвратились в свои окопы.

19 декабря наша дивизия перешла в наступление. Преодолев Дон по льду, наш батальон атаковал обороняющегося противника и принудил его к отступлению. Однако развить успех батальон не смог. Отойдя на заранее подготовленный рубеж обороны и заняв крупный опорный пункт хутор Мешков (ныне станица Машковская), противник массированным ружейно-пулемётным и артиллерийским огнём приостановил наше наступление. В боевых порядках наступающих рот батальона появились раненые и убитые. Атаки батальона прекратились. В этом бою был ранен командир батальона капитан Горин, почти полностью выведены из строя расчёты противотанковых орудий, поддерживающих батальон. Получил пулевое ранение в правое плечо и я. Поздно ночью все раненые батальона были эвакуированы в тыл, а с рассветом на конных санных подводах направлены в ближайший эвакогоспиталь.

Своего помещения госпиталь не имел, поэтому поступающие на излечение раненые распределялись по квартирам проживающего в посёлке населения.

Усилиями врачей и медсестёр госпиталя через две недели моё здоровье восстановилось. Завершая рассказ о пребывании в госпитале, хочется с благодарностью отметить людей, у которых довелось мне прожить указанные выше две недели. Это были мать Евдокия Васильевна и её замужняя дочь Тося, эвакуированные из Ленинграда. За две недели эти внимательные и добрые люди стали для меня почти родственниками.

В начале января 1943 года я выписался из госпиталя и вернулся в свой родной 557-й  сп прямо в  его боевые порядки.  Прибыв в полк, я увидел, что в результате непрерывных боёв ряды нашего батальона заметно поредели. Противник упорно оборонялся, но наши атаки на гитлеровцев не прекращались. В очередном наступлении под Чертково я вновь получил пулевое ранение. На этот раз была поражена средняя треть голени правой ноги.

Меня отправили на лечение в тыловой госпиталь, где я пролежал около месяца. Указанный госпиталь под № 1876 располагался в селе Пады Саратовской области. Условия для лечения в госпитале были весьма и весьма благоприятные. Раненые размещались в палатах, оборудование которых было под стать лучшим домам отдыха.

В госпитале я узнал, что наша 153-я сд была в составе группировки войск по защите Сталинграда. Несколько позже я получил медаль «За оборону Сталинграда». В госпитале я узнал также, что мне присвоено очередное воинское звание «старший лейтенант» и я награждён орденом «Красная Звезда».

 После излечения и выписки из госпиталя, я был направлен для продолжения службы во 2-ой гвардейский Тацинский танковый корпус.

 Но прежде, чем попасть в танковый корпус, я должен был заехать за назначением в Миллерово.  А в это время на улице стояла по-весеннему тёплая погода. Снег на дорогах значительно подтаял, повсюду стояли лужи. А у меня на ногах были не сапоги, а валенки. Поэтому я вынужден был в валенках ходить по улицам Миллерово по воде. Там я провёл сутки. Ночевал в частной квартире. Хозяева, по национальности украинцы, были душевными и гостеприимными людьми. Через сутки я расставался с ними как с родными.

Получив направление, из Миллерово добрался до села Короча Белгородской области, где находился штаб 2-го Тацинского Краснознамённого танкового корпуса (ттк), где получил назначение в 4-ю гвардейскую мсбр. Бригада дислоцировалась в селе Короткое, это в 15-20 км от Коротичи. В бригаде меня назначили на должность зам. командира разведывательной роты. Ротой в это время командовал капитан Пётр Кукуев. Это был симпатичный, высокого роста, весёлый и добродушный молодой человек – житель Смоленщины.

Личным составом рота, как и другие подразделения бригады, пополнялись за счёт заключённых, освобождённых из тюрем. Но в целом, можно сказать, это были довольно порядочные люди, подчинявшиеся приказам командиров. Эти качества они доказывали в боях.

Подходил к концу третий месяц нашего пребывания в Коротком. Жители села спокойно и старательно трудились на своих полях и огородах. Отношение местных жителей к нашей армии было весьма и весьма положительное.

Село Короткое отстояло от линии фронта на 50 км. Но несмотря на это, часто по утрам и вечерам слышались раскаты грома артиллерийской стрельбы со стороны фронта под Белгородом.

Все дни нашего пребывания в Коротком были заполнены подготовкой к боевым действиям. Так продолжалось около трёх месяцев.  Мирное время для частей танкового корпуса прервала информация о готовящемся наступлении немцев на Орлово-Курской дуге.

Утром 5 мая части корпуса по тревоге начали выдвижение в сторону фронта под Белгород, где в это время вовсю бушевало пламя и гудела земля от десятков тысяч орудий и танков. Корпус сходу начал контратаку во фланг наступающей группировки противника. Бой носил ожесточённый характер. Корпус нёс значительные потери в живой силе и технике.

Развивая успех, танковые колонны противника устремились на Прохоровку. Над полем боя, как вороньё, кружились вражеские самолёты. Их было много. Однажды, в трёх группах, налетавших на наши войска, я насчитал свыше 270-ти самолётов. Под одну из таких бомбёжек попал и штаб нашей бригады. К счастью, потерь нам тогда удалось избежать.

Введёнными нашим командованием оперативными танковыми резервами удалось не только остановить наступление немцев под Прохоровкой, но и вынудить их к отступлению.

15 мая корпус был выведен из боя и получил приказ на перегруппировку на московско-смоленское направление. При перемещении бригады на новое направление наш маршрут проходил через Прохоровку. Здесь нашему взору предстала ужасная картина. Сотни подбитых, развороченных от взрывов снарядов и бомб, обгоревших немецких и наших танков, застыли навечно на месте. Создавалось впечатление, будто танки, как солдаты, схватились в рукопашную и бились насмерть. Такая картина незабываема.

В новом районе части корпуса получили возможность привести себя в порядок, пополниться личным составом и боевой техникой. Через полтора-два месяца части корпусы перешли в наступление на смоленском направлении.

Сломив сопротивление врага, части корпуса, сначала освободили Ельню, затем Смоленск. Дальше бои продолжались в направлении Красный, Орша. Лично я со своей ротой действовал южнее Смоленска, перерезал железную дорогу Смоленск-Рославль.  В Смоленск не заходил. По случаю освобождения Смоленска части корпуса, в том числе и наша Гвардейская 4-я мсбр получили наименование «Смоленских».

Во время боёв за освобождение Смоленска и Ельни мы своими глазами увидели пепелища сожжённых сёл и деревень, слёзы измученных и обездоленных людей, только что освобождённых от фашистской неволи.

В конце августа части корпуса завязали бои на подступах к Орше. Противник оказывал упорное сопротивление. Бои продолжались до глубокой осени 1943 года. Однако овладеть Оршей нам так и не удалось.  В октябре корпус был перебазирован под Витебск.

Вспоминая боевые действия под Оршей, перед глазами вспыхнула необыкновенная картина. На довольно широкой равнине сосредоточилась какая-то кавалерийская часть. И вдруг, откуда-то внезапно появилась довольно большая группа бомбардировщики врага, которые сбросили бомбы прямо на скопление лошадей. И сразу вся долина зашевелилась. На большом пространстве заметались раненые лошади. Одни, припадая к земле, пытались двигаться, другие сразу падали и, мучаясь в предсмертных судорогах, по-людски стонали, пытались подняться, но тут же погибали. Тяжело было видеть трагедию умных и беззащитных животных.

Бои под Витебском с первого дня приняли затяжной, кровопролитный характер. Непрерывные атаки наших войск были безуспешными.  К началу ноября наступление было приостановлено, и бригада перешла к обороне. В бою под совхозом Крынки я получил третье пулевое ранение в кисть правой руки. Поскольку рана была не очень серьёзной, в госпиталь меня не направляли.

Вспоминая боевые действия под Витебском, хочется рассказать об одном эпизоде.

Однажды на КП нашей бригады, расположенной в рощице у подножья высоты 197,5, налетела вражеская авиация.  В это время начальник разведки бригады майор Шульц в блиндаже допрашивал пленного немецкого офицера. В землянке во время допроса присутствовал и я. Бомбёжка была жестокой. От взрывов бомб дрожала земля, ходуном ходила землянка. Это вынудило нач. разведки залезть под стол, чему ехидно радовался немецкий офицер.

   Ещё мне хочется отметить, что под Витебском бригада понесла тяжёлую утрату—потерю своего командира – боевого, смелого, опытного военачальника полковника Савченко. А дело было так. Бригада меняла свой командный пункт, стараясь приблизить его к своим боевым порядкам. Прибыв на новое место, ещё не рассредоточившись, личный состав КП столпился у машины командира бригады. В это самое время просвистел и разорвался прямо в самых гуще людей откуда-то посланный единственный снаряд. В результате взрыва в своём автобусе был смертельно ранен командир бригады. Кроме комбрига было ранено 13 человек из числа офицеров и рядовых штаба бригады. Среди раненых искали и меня. Но я, как разведчик, раньше других был на этом месте, забрался в окоп и заснул. Поэтому взрыва и не слышал. Меня нашли и разбудили позже.

Одноглазый боевой комбриг похоронен в освобождённом его бригадой Смоленске.

Завершался 1943-й год. Всю зиму и начало весны 1944-го наши войска готовились к наступлению. Частям корпуса предстояло активное участие во фронтовой операции 3-его Белорусского фронта летом 1944 года под кодовым названием «Багратион».

22 июня, после мощной артиллерийской подготовки, корпус перешёл в наступление.

Танкисты и мотострелки, преодолев оборону противника, начали стремительно продвигаться вперёд в общем направлении на Минск.

Но не всё шло гладко. На подступах к Смолевичам (не далеко от Минска) разведывательный дозор, высланный на бронетранспортёре от разведроты, попал в засаду. Экипаж разведчиков был внезапно обстрелян противником. Разведчики быстро покинули машину, рассыпались и укрылись в густой и высокой ржи, произраставшей на пашне прямо рядом с дорогой. Раненый командир взвода старший лейтенант Дудулаев был схвачен фашистами и сожжён в бронетранспортёре. Разведрота тяжело переживала эту утрату.

С особым волнением вспоминаю сейчас, как в числе передовых частей вместе со своими разведчиками ранним утром 3 июля мы ворвались на окраину столицы Белоруссии города Минска. Внезапному выходу к городу во многом содействовали белорусские партизаны. Они указывали нам наиболее короткие маршруты, помогали преодолевать самые непроходимые места, укрепляли мосты и болотные участки на маршрутах движения наступающих войск. Весь день в Минске шли бои. Только к вечеру город был очищен от фашистов. Столица Белоруссии ликовала.  И хотя весь город был изранен, многие дома лежали в руинах, люди не скрывали чувства радости. Многие плакали от радости и счастья. И это понятно. Три года жил белорусский народ в неволе, всё это время здесь царил оккупационный режим. Гитлеровцы опустошили города, разрушили множество заводов, фабрик, сожгли 1200 тысяч строений в сёлах и городах.  Но особенно тяжёлым последствием фашистской оккупации была потеря самого дорогого – советских людей. Вся Республика была окутана густой сетью тюрем и концентрационных лагерей. За участие в боях за освобождение Минска я был награждён орденом «Боевого Красного Знамени».

После освобождения Минска наши войска, а вместе с ними и наша 4-я гвардейская, теперь ещё и смоленская мотострелковая бригада, продолжали развивать наступление в сторону Литвы, на город Вильнюс. Немцы, отступая из Минска, бросали технику и автотранспорт. Дороги были заполнены колоннами грузовых и легковых машин, нагруженных награбленным имуществом минчан. Здесь было всё: одежда, бельё, посуда, мебель, инвентарь. Вдоль дорог и прямо по полям и перелескам бродили большие толпы солдаты вермахта, оказавшиеся в кольце окружения западнее Минска. В этих условиях не редко вместе с отходящими немцами в их колоннах перемещались и наши разведчики.

В конце июля 1944 года Белоруссия была полностью очищена от оккупантов. Наши войска вступили в пределы Литвы. Части корпуса завязали бои за Вильнюс. Вскоре, развивая успех, наши войска освободили столицу Литвы. Впереди, к западу от Вильнюса, ждал освобождения город Каунас. Сходу форсировав реку Неман, части корпуса овладели Каунасом. Дальнейшее продвижение частей корпуса на запад замедлилось. Противник упорно сопротивлялся. Наша разведрота вела усиленную разведку противника во всех направлениях. При действиях в направлении Алитуса разведдозор роты попал под огонь противника. В результате обстрела на был тяжело ранен в ногу командир разведвзвода старший лейтенант Стёпкин. При оказании ему медицинской помощи врачам пришлось ампутировать ему ногу. В тот же день рота проводила комвзавода в госпиталь.

Вспоминаю, со мной был такой случай. Действуя в составе разведывательного дозора на бронюшке (БА-64) отдельно от основной группы, я удалился в сторону. И вдруг, откуда не возьмись, надо мной появился истребитель противника. Заметив бронеавтомобиль, самолёт стал пикировать. Мне не оставалось ничего другого, как остановиться и покинуть машину.  Это случилось на открытой площадке вблизи небольшой рощицы. Спасаясь от самолёта, я пополз к ближайшим деревьям. А самолёт, делая развороты, продолжал снижаться, непрерывно поливая меня и машину огнём из пушки и пулемёта. Было видно, что фашистскому лётчику не хотелось оставлять меня живым. Но это ему не удалось, так как я успел укрыться в рощице, да и мой бронеавтомобиль остался невредимым. Можно сказать, что мне просто повезло.

Разгромив в упорных боях обороняющегося противника, наши войска к началу октября 1944 года вышли к государственной границе СССР. Государственную границу наша рота пересекла в районе Вилкавишкис, Эйдткунен (ныне посёлок Чернышевское).

С приходом зимы наступательные действия наших войск были приостановлены. Части корпуса приступили к подготовке к наступлению в пределах Восточной Пруссии. На исходе был 1944 год. На подготовку к наступлению ушла вся зима.

Ранней весной 1945 года войска 3-его Белорусского фронта, в том числе и наш корпус, перешли в наступление.

Наша 4-я Гвардейская Смоленская мсбр в упорных боях сначала овладела городом Гумбиннен (ныне Гусев), а затем городом Инстербург (ныне Черняховск).  В дальнейшем бригада развивала успех наступления в общем направлении на Кёнигсберг. К концу апреля наши части вышли на побережье залива Фриш-Гаф юго-западнее Кёнигсберга.

Непосредственно в штурме Кёнигсберга наша бригада не участвовала. Со времени выхода к заливу и до окончания боевых действий бригада отражала атаки противника, пытавшегося прорваться из Кёнигсберга в сторону Польши.

На завершающем этапе наступления на Кёнигсберг возникла острая необходимость ведения непрерывной разведки. Колонны и многочисленные, довольно крупные группы противника в беспорядке отходили на запад, к морю. Они шли вне дорог и прятались в перелесках. Вот и нужно было разведкой определить численность, пути отхода и места скопления отходящих войск противника. Не редко в этих условиях нашим разведчикам приходилось лицом к лицу встречаться с противником. Вот один из таких примеров. Мне, как помощнику начальника штаба бригады по разведке, было приказано одним экипажем бронетранспортёра провести разведку противника на правом фланге полосы наступления бригады.

Двигаясь по дороге со стороны Кёнигсберга, наш маршрут вдруг перерезала какая-то большая группа пехоты. Отрезанная часть колонны продолжила свой путь, другая остановилась перед нашим БТР и с нетерпением требовала, чтобы ей освободили дорогу. Поняв, что это вражеская колонна, один из разведчиков сказал мне тихо на ухо: «Товарищ командир, это немцы». Но я и сам понял, что это не наши шли. Движением руки я дал команду водителю быстро двигаться вперёд. Отъехав от колонны несколько метров, разведчики экипажа высказали недоумение: «Почему мы не вступили в бой?». Я им строго ответил, что открывать огонь было нельзя, потому что в колонне, двигающейся организованно, было не менее сотни солдат, полностью вооружённых пулемётами, автоматами, гранатомётами (типа «Панцершрек» - «гроза танков»  и «Офенрор» -  «печная труба»). В этой обстановке благоразумнее было ретироваться и быстрее доставить данные командованию бригады. Тем более, что эта вооружённая команда выходила в тыл нашим наступающим подразделениям.

Или вот другой случай неожиданной встречи с противником.  Командование бригадой по-прежнему беспокоил правый край.  Мне была поставлена задача разведать противника на фланге. На бронемашине я поехал по дороге на Кенигсберг. Проехав несколько километров, я заметил на дороге человека. Остановился, хотел было спросить у него, не видел ли он кого-нибудь из частей нашего корпуса? Не успев открыть рта, я понял, что передо мной стоит немецкий солдат, который собирается двинуться дальше, в сторону ближайшего пригорка. Не медля ни секунды, я вытащил пистолет и стал стрелять по немцу. Сделал не менее 3-4-х выстрелов, но солдат не падал и продолжал быстро бежать на пригорок. Следя за солдатом, на пригорке я увидел сосредоточение значительной группы противника. Понял, что нужно срочно вернуться обратно. Рукой показал водителю бронюшки, чтобы он пятился назад. Выполняя мою команду, водитель развернулся и, отъехав метров 40-50, остановился.  Я бегом по придорожной канаве добежал до бронеавтомобиля и без задержки, сходу, заскочил в неё. Немецкие солдаты не успели сделать ни одного выстрела, хотя такая возможность у них имелась.

В Восточной Пруссии были у меня и неприятные случаи. Ещё до начала наступления по приказу командира бригады я занимался подготовкой рельефного макета местности предстоящих боевых действий. Завершив работу, я возвращался на мотоцикле в свой штаб. Но, как назло, по дороге во время движения из моего планшета вывалилась топографическая карта с нанесённой на неё совершенно секретной обстановкой.  О потере карты я доложил командиру бригады. Он приказал найти карту, иначе военный трибунал. Двое суток я не спал, до деталей вспоминал свой путь, спрашивал у всех людей, попавшихся мне при встрече. К моему счастью, карта нашлась. Оказывается, на легковой машине ехал за мной командир артиллерийской части, он увидел и подобрал карту. Через два дня карта была передана командиру бригады. Так была устранена угроза моего страшного наказания.

На завершающем этапе боев в Восточной Пруссии войска 3-го Белорусского фронта постигло большое горе: от разрыва снаряда погиб его командующий – генерал-армии  Черняховский И.Д.

После завершения боевых действий на побережье корпус был отведён в тыл. Наша бригада сосредоточилась в районе хутора Лампаш. Здесь мы услышали известие о капитуляции Германии и окончании Великой Отечественной войны.

Завершая воспоминания об участии в боевых действиях, можно подытожить, труд мой за военные годы высоко оценён Родиной. За боевые заслуги я награждён орденами «Боевого Красного Знамени», «Отечественной войны 2-й степени», двумя «Красной Звезды», медалями «За оборону Сталинграда», «За Боевые заслуги»,  «За взятие Кенигсберга».

Совершив своим ходом марш, бригада в середине августа 1945 года прибыла в назначенный район. В Псков корпус входил в пешем строю большой общей колонной. Во главе колонны шёл командир корпуса – рослый, немного рыжеватый, статный генерал-лейтенант  Бурдейный А.С. В Пскове корпус простоял до октября 1947 года. В это время в звании капитана я продолжал службу в должности помощника начальника штаба полка по оперативной работе.    

Во Пскове, в январе 1946 года, на 24-м году жизни, я женился. В июне 1947 года у нас родился сын Володя. 

В октябре 1947года части корпуса были передислоцированы в Эстонию. В это время 2-й Гвардейский Тацинский тк был переведён на штаты танковой дивизии. Части сохраняли те же номера, которые носили части в корпусе. Командиром дивизии был назначен генерал-майор Якубовский И.И. Штаб дивизии расположился в городе Выру, Наш 4-й гвардейскиймсп  также был расквартирован сначала в Выру, а затем в местечке Вана-Нурси.

В начале 1948 года для продолжения службы я был переведён в штаб дивизии на должность помощника начальника оперативного отделения штаба.

В сентябре 1949 года для продолжения службы меня направили в группу советских оккупационных войск в Германии. Я попал в 9-ю танковую дивизию, которая дислоцировалась в Саксонии, в городе Риза, что не так далеко от Дрездена. В Ризе я находился менее года.

Вскоре мне предложили готовиться для поступления в военную академию. Для подготовки я выехал в Дрезден, где пробыл около месяца. Занятия в порядке подготовки проводились опытными педагогами. За время подготовки мне удалось полностью восстановить знания в объёме программы десятилетки.

В конце сентября 1950 года я направился в Москву на сдачу вступительных экзаменов. Успешно их сдав, в октябре 1950-го  я был зачислен слушателем прославленной академии имени М.В. Фрунзе.

   Три года учёбы в академии во всей моей военной службе были лучшими. В академии я был слушателем 7-ой группы 1-го полукурса , начальником которого был генерал-майор Чумаков. В группе было 15 человек. Это были умные, дисциплинированные офицеры с большим старанием в освоении академической программы. Сидел я на первом столе рядом с Милентьевым, которого в группе называли «паашей».  

Все однокашники дружили между собой, помогали друг другу. Все три года я был секретарём партийной организации и пользовался уважением . Сдав экзамены почти на все пятёрки (только по военной топографии была четвёрка), в октябре1953 года получил диплом об окончании военной академии с присвоением квалификации офицера с высшим военным образованием.

После окончания академии был направлен в Сталинград, в 68-ю стрелковую дивизию на должность  помощника  начальника оперативного отделения штаба дивизии. В Сталинграде прослужил немногим более года. С коллективом штаба сошёлся , подружился с его работниками.

Каждое лето дивизия выезжала в лагерь у посёлка Прудбой в 60 км от Сталинграда.  В Прудбое вместе со мной проживали жена Вера и сын Володя, для чего мы снимали у местной жительницы землянку. Штаб дивизии располагался на берегу реки Карповки. Близ лагеря проходил Волго-Донской судоходный канал. По ранним утрам почти ежедневно  ходил на канал ловить рыбу. Рыбы в канале было очень много, особенно окуней, лещей, сомов. Без рыбы я домой не возвращался. Все мои выходы были успешными.

В августе 1954 года вместе с семьёй я получил назначение служить на Камчатке. Из Сталинграда до Владивостока через всю страну добирались поездом, который шёл 12 суток. Во Владивостоке пришлось задержаться на две недели в ожидании отхода транспортного судна на Камчатку. Наступил сентябрь. Володя пошёл на занятия во владивостокскую школу. Но вскоре ему пришлось оставить эту школу, так как подошло время отхода транспорта на Камчатку.

Переход Тихим океаном в порт Петропавловск-Камчатский мы совершали на пассажирском трофейном корабле «Азия» (в прошлом «Der Deutsche» («Немец»), полученном по репарации.

Хотя при переходе особо больших штормов не было, однако судно в океане довольно сильно раскачивало. С непривычки мы с Верой качку переносили тяжело: тошнило, болела голова. Питьё и еду нам приносил Володя, который легко переносил качку.

На Камчатке я прослужил 5 лет. В это время исполнял обязанности в должности заместителя начальника оперативного отделения 22-й дважды Краснознаменной Краснодарско-Харбинской (Чапаевской) мотострелковой дивизии изам. начальника оперативного отдела корпуса.

О службе на Камчатке у меня сохранились самые приятные воспоминания. Душу радовала самая большая в мире Авачинская бухта. Она удивительно красива. Каскад островерхих вулканов обрамляет её. Восхищение вызывают три гигантских скалы – «Три брата», стоящих бок о бок у входа в открытый океан. Приятно было быть среди обширных зарослей кедрача, буйных кустов жимолости, красной рябины и шиповника. Ласкали взор бурные потоки камчатских рек и ручьёв.  Радостью наполнялось сердце при приближении к берегу Тихого океана.

С большой теплотой и благодарностью вспоминаю своих старших начальников. К ним отношу командира корпуса генерал- майора Голубева, командира дивизии генерал-майора Драенкова Ф.С., начальника штаба корпуса полковника Паршикова А.М., начальника оперативного отдела корпуса полковника Краснощёка.

Здесь 28 января 1959 года родился второй сын, которого назвали Сергеем. На Камчатке я получил воинское звание «подполковник».

Не могу не вспомнить о наших тёплых, дружеских отношениях с камчатскими пограничниками. За плодотворную совместную работу с пограничниками я был награждён медалью «За охрану государственной границы».

В августе 1959 года мы с маленьким Сергеем, Верой и Володей покинули этот экзотический полуостров и полюбившийся нам город Петропавловск-Камчатский.

После службы в Дальневосточном округе меня направили служить в Прибалтийский, в маленький уютный город Гусев (в прошлом Гумбиннен, который я освобождал в 1945-м) на должность начальника штаба 77-гой гвардейского мотострелкового ордена Суворова полка .имени Ю.Смирнова.

В конце 1960-го меня перевели в город Калининград (ранее Кёнигсберг) на должность старшего офицера оперативного отдела   11-ой гвардейской армии. Здесь мне предстояло прослужить два с половиной года.

Моя служба в штабе армии складывалась успешно. С начальством я ладил, по работе характеризовался положительно. Квартирные условия в Калининграде были вполне удовлетворительными. Нашими соседями на лестничной площадке была дружная и весёлая семья Баммов.

   В Калининграде старший сын Володя с отличием закончил учёбу на механическом факультете местного политехникума. Не забывал про рыбалку в Калининграде и я. Ловил рыбу в прилегающих к городу озёрах, в Куршском заливе, реке Преголя. Ловились окуни, сазаны, лещи, сомы и налимы.

В середине июня 1963-го года я был вызван в штаб Прибалтийского военного округа, где получил назначение на должность старшего офицера отдела оперативного управления. 6-го мая 1965-го года приказом Министра обороны мне было присвоено очередное воинское звание «полковник».

Вскоре меня снова повысили в должности. Я был назначен заместителем начальника оперативного управления. В оперативном управлении я проработал до 1973 года.  Был награждён орденом «За Заслуги перед Родиной в Вооружённых силах II-ей степени».

Работая в штабе округа, я многому научился, стал лучше понимать вопросы планирования операции и ведения боевых действий в условиях ядерной войны.

В штабе округа у меня было много хороших и верных друзей, правда, работающие в других управлениях и службах. Добрые друзья были среди офицеров разведывательного управления, ОМУ (организационно-мобилизационного управления), артиллерийского управления, зенитчиков, тыловиков. Особенно близким для меня был Володя Стебунов.

Шёл 1973 год. В середине апреля меня вызвали в Москву на предмет оформления заграничной командировки.  В Генштабе меня подробно информировали о предстоящей задаче военного советника и проинструктировали о правилах поведения в иностранном государстве. Предстояла работа в сирийской армии.

Перед отправкой за границу я был переведён в непосредственное подчинение командующего войсками округа.   

В феврале 1975 года я был уже в Москве, чтобы убыть в Сирию. В Москве уплатил партийные взносы за весь срок командировки и оставил партбилет.

В Дамаск летел самолётом. C высоты полёта увидел Кавказ, почти всю изрытую горами территорию Турции, Северную часть выжженной солнцем сирийской земли.

   По прибытии в Дамаск -  один из древнейших городов мира (первые упоминания о нём относятся к 2500 году до нашей эры), я получил назначение на должность заместителя начальника штаба  - главного военного советника. Нашу миссию в это время возглавлял генерал-майор Терещенко.

В целом, работа в штабе военного советника ничем не отличалась от работы любого штабного работника нашей армии. Я ежедневно писал оперативные сводки, составлял справки, делал обобщения опыта работы советских военных советников в частях сирийской армии. Нередко приглашался на торжественные приёмы в посольствах иностранных государств, постоянно поддерживал связь с работниками нашего посольства. В этой связи хочется сказать о тесных, дружеских отношениях с нашим главным военным атташе Осиповым Николаем Васильевичем. К сожалению, Николай скончался от рака в 1979 году в Москве.

Отношения с рядовыми работниками штаба были деловыми и дружескими. Хорошие отношения были у меня и с водителем закреплённого за мной автомобиля. Родом из города Алеппо рядовой сирийской армии Самир был исполнительным и верным моим помощником. Его машина всегда находилась в полной боевой готовности. На этой машине я вместе с Верой исколесил всю Сирию. Мы побывали в Ливане, посетили порт на Средиземном море Латакию, попутно заехали к родителям Самира в Алеппо. На этой же машине мы съездили на границы с Ираком и Иорданией, совершили экскурсию по югу Сирии. Побывали и на развалинах знаменитого города в пустыне Пальмире.

Прослужил в Сирии я более трех лет, был награждён очётным сирийским орденом «За заслуги» и возвратился на Родину, в свой штаб Прибалтийского военного округа в Риге.

8 февраля 1979 года пришёл приказ Министра обороны №0112 об увольнении меня по болезни с правом ношения военной формы одежды. Итак, на 57-м году жизни, прослужив в Вооружённых Силах 37 с половиной лет (13671 день) я начал прерванный войной труд невоенного человека.

За добросовестный труд Родина наградила меня орденом «За службу Родине в Вооружённых силах II-ой степени», который я получил уже находясь на «гражданке».

После увольнения из Вооружённых Сил мне удалось поработать на рижских производственных объединениях «Альфа» и ВЭФ целых 12 лет. На Альфе год проработал в должности заместителя начальника штаба гражданской обороны.

По результатам работы на ВЭФе я был награждён бронзовой и серебряной медалями ВДНХ.

В конце 1990 года приказом директора № 542 я был уволен в связи достижением пенсионного возраста и наличием права на полную пенсию по старости.

Мне шёл в это время 69-й год.»