«Ведь мы не просто так, мы штрафники»

Когда ветеран Великой Отечественной Георгий Мамаев смотрит современные фильмы про войну и особенно фильмы, посвященные штрафникам, то порой не устает удивляться. Нет, он не против таких фильмов, просто жизнь гораздо многообразнее любого художественного замысла. А ему есть с чем сравнивать, есть что вспомнить и о чем рассказать.
Новое назначение
Окончив краткосрочные курсы смоленского пехотного училища, свое первое боевое крещение молодой офицер получил 5 мая 1942 года. Тот бой, о котором потом напишут все газеты как о крупном успехе советских войск, был на ржевском направлении Западного фронта. Тогда враг был отброшен на шестьдесят километров, наши войска освободили более шестисот населенных пунктов. За участие в тех боях командир минометного взвода Мамаев был удостоен своей первой награды – медали «За боевые заслуги». Потом были бои под Воронежем и Курском, где Георгий Михайлович был трижды ранен, но каждый раз оставался в строю. И лишь когда под Шепетовкой получил очередное ранение, лечения в госпиталях избежать уже не удалось.
Четыре месяца врачи боролись за его жизнь, а затем вновь - родной полк. И снова ранение. Уже пятое по счету. Тогда казалось, что все, отвоевался. Мог бы спокойно дожидаться победы в тылу, в резервном офицерском полку, где занимался боевой подготовкой еще не обстрелянного в боях младшего командного состава. Но нет, пишет рапорты командованию с просьбой направить на фронт на любую должность. Только с третьего раза его просьба была удовлетворена. Но нового назначения, как теперь признается, даже испугался. Настолько неожиданным оно было. Георгий Михайлович вспоминает:
- Вызывает меня командир полка. Ну что, говорит, не служится тебе у нас? Тогда пойдешь в штрафной батальон. Я сначала опешил: как, за что? Но комполка поправился: «Назначен на должность командира офицерской роты штрафного батальона». Разное про штрафников слышал, но никогда не думал, что придется ими командовать. Приказ есть приказ, под козырек и вперед. Двадцать четыре часа сроку, если не прибуду к месту службы - считаюсь дезертиром. В расположение части отправился пешком. Не доходя километра два до расположения, присел отдохнуть. А сам все думаю: это куда же я напросился? Навстречу какой-то майор: «Чего грустишь, капитан? Штрафники, говоришь? Если есть возможность отменить приказ, то лучше его попробовать отменить, а то ведь, не ровен час, бесславно погибнешь от пули своих же подчиненных». А как отменить и куда деваться, не в дезертиры же подаваться? Так и принял штрафную роту.
В горах кто выше, тот - хозяин
Под началом капитана Мамаева оказались сто пятьдесят разжалованных офицеров в званиях от младшего лейтенанта до полковника. Попадали в штрафбат, по словам Георгия Михайловича, исключительно за уголовные преступления. Кто за самовольное оставление боевых позиций, кто за рукоприкладство по отношению к подчиненным, кто за мародерство, кто еще за что-то уголовно наказуемое по законам военного времени. И всем им предстояло свою вину искупать кровью. И крови было пролито немало.
- Видишь, сынок, вон ту гору? - командир дивизии указал на высотку. - Она называется Маковица. Там сохранились окопы еще с первой мировой, в них и закрепились немцы. А тебе, капитан, их нужно оттуда выбить.
От подножия до вершины горы – километров пять. Последние метров двести – сплошные каменные валуны. Несколько раз высотку пытались штурмовать, но безуспешно: немцы каждый раз отбивали атаки. Пришел черед и штрафникам идти на штурм. Получив полный боекомплект, рота выдвинулась, по пути встречая расставленные аншлаги со словами: «В горах кто выше, тот и хозяин». Дошли примерно до половины склона. Только тут Мамаев и понял смысл тех слов на аншлагах. Едва расположились на привал, как над головами засвистели пули. А потом все ближе и все прицельнее. С вершины немцы пошли на них цепью. Команда: «К бою!». И началось.
В атаку шли молча и немцев смяли. Поднялись на вершину, выбили немцев с позиций и четверо суток оборонялись, отбив двадцать две вражеские контратаки.
Последние полтора суток штрафники дрались штыками и прикладами. Патроны давно кончились, зато в избытке было валунов. Ими-то и громили фрицев. Через связных удалось установить связь с командиром полка. А в донесениях на КП только одно: «Нужны патроны». Отвечают: «Держитесь, скоро доставим». Но не доставили. А немцы все лезут и лезут. Дождавшись затишья, Мамаев берет с собой четырех штрафников и сам бежит на КП.
Вспылил: «Ну и где же ваши патроны»? Командир полка годился ему в отцы: «Сыночек, дорогой, если бы я сказал, что патронов нет и не будет, что помочь тебе нечем, ты бы смог удержать высоту»? И ротный все понял. Комполка был прав: не удержали бы.
- Командир полка достает сигареты, - продолжает свой рассказ Георгий Михайлович. -
Давай, говорит, закурим да обсудим обстановку. Но покурить не успели. На горе услышал разрывы гранат. Бегом туда, а мои штрафники отступили. Собрал командиров взводов, те собрали солдат. И снова в полной тишине, без криков «ура» пошли в атаку. И снова в ход пошли приклады и камни. И снова смяли немцев, и вновь заняли высоту. А из боя нас вывели еще только через сутки.
Так прошло первое боевое крещение капитана Мамаева в должности командира штрафной роты. И никаких после этого мыслей, что подчиненные могут выстрелить ему в спину, уже не возникало. А все почему? Да потому, что не прятался за их спинами, в бой шел впереди. И смерти не боялся. И пайком своим офицерским делился, а не ел его, таясь под шинелью, чтобы никто не видел. Что было потом с его подчиненными? Пос¬ле каждого боя командир роты писал на них представления как о людях, кровью искупивших свою вину, и ходатайствовал о восстановлении в званиях и на прежних должностях. И не припомнит, чтобы кому-то в этих ходатайствах было отказано. За войну через его роту прошли сотни разжалованных офицеров. За взятие той высоты сам Георгий Михайлович был представлен к ордену Красного Знамени. Потом были еще бои, были и награды. Так, за взятие стратегически важного завода в Бреслау на гимнастерке капитана засверкал орден Красной Звезды.
Из штрафбата в колонию
Победу встречал в Австрии. Ему предложили остаться в армии, но поборола тяга к земле. Вернулся в свою родную Кировскую область. Боевого офицера не могли не заметить. И вот он уже работает первым секретарем райкома комсомола. Было такое выражение: «Партия сказала: «Надо». А если надо, то фронтовик не привык обсуждать приказы. Так жизнь совершила еще один вираж, и из райкомовского кабинета он прямиком переместился в сельскую контору, возглавив так называемый укрупненный колхоз «Правда», в состав которого вошли три едва живых хозяйства. И это уже сов¬сем другая история его биографии. Такая же, впрочем, боевая, как и все предыдущие.
Те, кто постарше, еще помнят, что представляла из себя послевоенная деревня. Голод и нищета. И председатель как мог решил с ней бороться. Впрочем, нет, не бороться, а просто вселить в людей веру, что их труд – это не исполнение рабской повинности за галочки в ведомости вместо денег и жалких трудодней. И вот что удумал. Нашел лесную деляну, спилил лес и, как сейчас говорят, по бартеру отправил на Украину. Взамен получил пшеницу. Сначала хотел раздать колхозникам. Но пришла другая идея: продать ее, а уже вырученные деньги раздать наличностью. Так и поступил. Договорился с директором рынка, тот взял зерно на реализацию и с успехом продал. «Навар» вышел примерно в полмиллиона советских рублей. Сумма – колоссальная. При том что долг колхоза государству насчитывал что-то около трех миллионов.
- Взял я десяток мужиков с ружьями, чтобы не ограбили по пути, сели в грузовик и поехали в город забирать выручку. Только вернулись в колхоз, как тут же из района является представитель госбанка. Молодец, говорит, Мамаев, хвалю за инициативу, но деньги сдай государству. С тем и уехал, а утром обещал вернуться вместе с инкассаторами. Но до утра еще долго, а пока он ездил, я ночью собрал людей и раздал им все деньги под их заработную плату. Утром, как и обещали, приехали из банка. Где, спрашивают, деньги? Пришлось их огорчить. А вскоре меня вызвали в райком партии. И началось. И исключением из партии грозили, и судом. А пока принимали решение, как со мной поступить, попросили выйти из кабинета. Но дальше приемной велели никуда не уходить.
Куда там. Нужно было знать характер председателя.
- Свою лошадку я привязал во дворе райкома, - продолжил Георгий Михайлович, - я на нее - верхом и прямиком в обком партии. На мое счастье, второй секретарь, курировавший сельское хозяйство, оказался на месте. Принял меня. Выслушал. Выслушал по селектору и районных партийцев. Моя аргументация по поводу того, что людям нужно платить деньги и тогда они почувствуют вкус к труду и перестанут разбегаться из колхозов по городам, для него оказалась более убедительной. От меня отстали, но в президиумах на районных партконференциях я уже не сидел. А потом и вовсе решил уехать из Кировской области.
Так он оказался в Омске. Здесь случайно познакомился с человеком, служившим кадровиком в системе исполнения наказаний, который предложил ему работу в исправительной колонии. И снова Георгий Мамаев надел погоны. За десять лет службы с должности начальника отряда дошел до начальника колонии строго режима. А вот в звании так и не продвинулся: как пришел майором, так майором и уволился. Почему? Говорит, с тогдашним высоким начальством у него не заладилось: «Хотели, чтобы я им банкеты накрывал, но я этого не любил». А вот в зону входил всегда без страха. Даже когда там внезапно гас свет и колония погружалась в кромешный мрак. Страх он оставил еще на фронте. И осужденные за это уважали своего начальника - боевого командира штрафников