— Командир сказал: «Сегодня пойдем на боевые учения. На настоящие». А пришли-то мы на передовую. Немцы по нам сразу палить начали. Один упал, второй, третий… — Константин Степанович, тяжело вздохнув, замолчал. Но потом продолжил: — Лейтенант Быков (хороший был мужик!) говорит: «Мы в бою, ребята. Давайте привыкать будем». Что запомнилось еще? Как наспех окапывались, а немцы из своих укрепленных окопов ора ли: «Рус швайн, капут!» — и стреляли без передышки. Не прерывно стреляли и наши, и он тоже, но вот попал ли хоть раз — не знает. Два часа длился этот бой. Сейчас думается: не ужели только два часа?.. Нет. Целых два часа. Они — как эпоха в памяти 18-летних и 19-лет них, совсем недавно надевших солдатские шинели.…После освобождения нашего района михайловского паренька Костю Мельникова, как и многих его ровесников, при звали в армию. — Насколько помнится, призвали тогда из нашего рай она около 5 тысяч ребят. 9 июля нас отправили в Лодейное Поле, — говорит ветеран. — Там учи ли военному делу. Сколько? Да чуть больше месяца. Стреляли мы из винтовки старой, самозарядной да из пулемета Дегтя рева. А 20-го августа уже присягу приняли. И — в Мурманск. Тот первый в жизни бой для многих олончан стал народной земле последним. Через два дня с железнодорожной станции Кола новобранцы отправились на Запад. Путь лежал в Румынию. — А в Румынии боев не было. Ее уже освободили. Толь ко мелкие стычки: то там группа фашистов человек в 50 выскочит, то здесь, — Константин Степанович махнул рукой: — Но это так, несерьезно. Зато когда вошли в Венгрию, вот уж тут хлебнули лиха. Кечкемет, Цеглед, Секешфехервар… Ветеран без запинки перечислил с десяток городов — чужие названия, которые так и не стерлись из его памяти за минувшие 59 лет. — А как их можно забыть, когда наших ребят там столько осталось? (И я слышу в голосе собеседника и печаль, и боль). Друга я в Венгрии потерял, Володю Панчуева. Они призывались вместе. Вместе учились военному делу, принимали присягу. Ели из одного котелка. Это про них: «Хлеба горбушку — и ту пополам». А можно и так: пулемет — и тот пополам. Костя — первый номер, Володя — второй. Память ветерана легко воскрешает тот зимний день, когда погиб друг.… Немцы подъехали на бронетранспортерах. Как назло кончился диск. И Костя крикнул: «Диск! Володя, давай диск!». Но Володька, отчаянная голова, поднялся: «Я им, гадам, сей час покажу». И тут же упал, сраженный пулей снайпера. — Да, скорей всего, это был снайпер, — еще раз повторяет свое предположение Константин Степанович. — После Володи вторым номером у меня был Алим. Азербайджанец. Молодой, как мы все. Хороший паренек, но Володи так не хватало. Потерять его было ужасно. И еще раз бывший солдат произнес это слово: — Где было ужасно, так это перед Цегледом. Там равнина, и немцы против нас, пехоты, танки бросили. У нас противотанковых орудий не было, только сорокапятка (такая 45-миллиметровая пушечка). Что она против танков сделает? Ее снаряды для «тигров», что об стенку горох. Вот и мяли нас, как котят. Сколько там полегло — не знаю, но очень много. Ведь у немцев оборона готова: траншеи, укрытия, ячейки для пушек. А у нас что? Автомат и винтовка. И идем-то по голому месту. Их выручила тогда танковая бригада, которую прислали из резерва. Пехоту посадили на танки. Как говорит бывший солдат, за день проходили километров 300. Но длилось это совсем недолго. Танки скоро перебросили на другой участок. — Как сейчас помню: байку стали рассказывать, — вспоминает Константин Степанович. — Мол, Гитлер сказал: «Жукову Берлин отдам, а Толбухина в Дунае утоплю». Толбухин (командующий нашим Третьим Украинским фронтом) мужик был золото, умный. Не успел этот слух распространиться, немцы как поперли. Драка была два дня: ни обеда, ни ужина, ни передышки. Атаки, постоянные атаки. Немцы жали нас. На 8 киллометров мы отошли. Там плацдарм был хороший. И тут нам еще помощь подбросили: батальон штрафников. — Они-то хоть постарше вас были? — спрашиваю. — Какое там! — улыбнулся собеседник. — Тоже молодежь. Командиру лет 25—30, а остальные такие же, как мы, может, чуть старше. Но к нам от носились покровительственно. Нашему командиру заявили: «Ну, батя, ставь четверть спирту — и победа за нами. А уж своих салаг посылай после нас». Он и послал нас за штрафника ми. По флангам. Но приказ был один на всех: Кечкемет взять! А Кечкемет, как наш Олонец, — небольшой городок. Взяли, конечно. А как моряки дрались! «Полундра!» — и в бой. Дерутся отчаянно, а кто-то еще и на гитаре играет… Потерь было много тогда, ох как много… Сколько их было, этих боев, разве сосчитаешь. Так, с боями, и брали город за городом. День — два передышки — и следующий. Так дошли до границы с Австрией. Сутки всего и отдохнули. Началась схватка в Австрии, для Константина Степановича и его однополчан — в Альпах. — Немцы умудрились высоко в горы (на три километра) поднять пушки. И по на правлению к дороге просеку сделали: узенькую, как нитка. Нас, пехоту, послали их вы бить. Стали мы лезть в гору, а они не только стреляют, но и камни на нас сбрасывают, — рассказывая, Константин Степанович заново переживает давно минувшее. — Кидают и хохочут. Потом уже, когда поднялись, увидели, какие у них там укрепления были. Так вот, просеку-то они эту не зря делали. Когда наша колонна въехала на дорогу, они подожгли первую и последнюю машины — и давай тех, кто посереди не, колошматить. Тут уж наш командир разъярился: «Хоть и запретили мне, но терпеть это нельзя». Нам отдал приказ — не высовываться, связался с кем надо по рации — и пошли «катюши» шарахать. Когда поднялись наверх после работы «катюш», там уж никого не было. В восприятии моего собеседника «альпийские бои» напоминают партизанскую войну: «Сегодня на этой горе немцы, завтра — мы, потом наоборот. Не поймешь, кто где. Наскоками. А сплошной битвы не было». И солдаты, и командиры ждали окончания войны, ждали Победы. И все-таки, когда она пришла, это было неожиданно. — Я болел гриппом, но все равно стоял на посту, вернее, лежал. Подходит замполит, взял за руку: «Вставай, война кончилась. Победа!». У меня только вырвалось: «Товарищ лейтенант, вы не нарочно говорите?» — голос ветерана дрогнул. — Это было 8 мая. Потом самолет летал низко-низко. Листовки сбрасывали о том, что Победа! Вечером нас взяли на охрану полка. Мы спустились с гор. Радость переполняла. Нашли красного вина, немного выпили (а много ли с устатку надо?) да и уснули. Не знаю, уж как это вышло. А наутро командир смеется: «Ну, и охраняли вы меня! Это я вас охранял». Так закончилась для Константина Степановича война. Но еще 5 лет младший сержант Мельников служил в Венгрии и Румынии. Домой, в родное Михайловское, он вернулся только в ноябре 1950 года. Тогда-то и нашел свою судьбу. Вместе с Федосьей Никола евной они вырастили двоих дочерей и сына. Работали оба не покладая рук. С совхозом обоих супругов связывает немало. Константин Степанович трудился в нем с 1959-го, с момента образования. Сколько труда пришлось приложить михайловцам, сколько проблем решить, прежде чем хозяйство встало на ноги, окрепло! Федосья Николаевна вздыхала: — Жили — не тужили, все было. А теперь совхоз разрушен, у людей работы нет. Она и рассказала, как по просил муж сына отвезти его на совхозный холодильник, где работал последнее время (самому-то ходить далеко трудно, с палочкой передвигается). Приехал обратно и слег. Пришлось врача вызвать. Тяжело ударила в сердце солдата разруха. Как личную беду воспринимает ее ветеран. Согревают его сейчас уважение односельчан да теплота и любовь детей, внуков и правнуков. Они гордятся Константином Степановичем — хорошим отцом, работящим чело веком, солдатом, самоотверженно защищавшим Родину в войну. Бережно хранят в семье его боевые награды — медали «За отвагу» и «За победу над Германией».