(текст не редактировался, грамматика и пунктуация сохранены)

"21 июня 1942
Здравствуй, моя дорогая Зинушка!
Вчера я получил твоё письмо, написанное 15 мая. Это письмо полное отчаяния, это и понятно, т.к. эти дни (начиная с 8 мая), я не имел возможности написать тебе ни одного письма. Вам пришло мало радостные вести.
В этом письме ты просишь меня написать, что со мной и что я переживал 11-12 и 13 мая.
О том, что со мной было и что я переживал с 8 по 16 мая, я довольно подробное письмо написал числа 21-22 мая. Я всё же надеюсь, что ты его получила.
Сейчас мне безусловно трудно вспомнить что было и что я переживал в эти 3 дня, так как дневника я не веду, но поскольку ты просишь то постараюсь кое-что вспомнить.
Вообще, наступление немецких войск на нашем участке началось 8 мая в 4 часа 15 минут. Я лично в постели «держался» до 6 часов, то есть до появления авиации.
Авиация начала работать с 6 часов и сразу большими партиями, так что нельзя было показать «носа из норы».
В этот день у меня почему-то явилось желание побриться и вообще привести себя в порядок. Всё это очень тщательно я сделал. Это очевидно было вызвано тем, что перед этим у меня были 3 дня очень загруженной работы.
Завтракать и обедать пришлось пробираться (к столовой) чуть-ли не ползком. Авиация буквально не давала подняться с места.
Здесь мы держались до вечера, и когда слева от нас в одном километре появилась немецкая пехота и танки, я с другими работниками тыла ушли (в этот момент наши землянки сильно обстреливались из минометов и орудий танков, дальнобойные орудия били далеко через наши головы).
Добравшись до машины, я уехал в следующую деревню (6 км) и там заночевал с авторотой (весь дальнейший путь я проходил с авторотой). В 3.00, 9.5.42 я получил приказ отвести автороту в другое место, поэтому я поехал и выбрал очень удобное место для машин, где и поставил их. Часам к 9 здесь сконцентрировалось большое количество машин и техники, поэтому это место стало подвергаться сильным налетам с воздуха.
Эта долина потом была прозвана «долина смерти». В этой долине потом был ранен Комиссар штаба, мы с ним были вместе. Когда вражеский самолет сбросил четыре бомбы, и я увидел, что эти бомбы летят на меня, я сделал то чего вообще делать нельзя. Я схватился с места и отбежал в сторону, это же сделал и Комиссар, но он успел добежать только до того места где лежал я. Когда бомбы разорвались, Комиссар оказался раненным. Но не осколками бомбы, а пулей выпущенной очереди из самолета.
При пикировании самолеты не только бомбы бросали, но обстреливали из пулеметов. С трудом, под разрывами бомб и пулеметными очередями мы его перевезли, и я на своей машине отправил в медсанбат.
К вечеру мы переехали на новое место.
Ночью (на 10 мая) пошел сильный дождь, и моя маневренность сильно сократилась.
На утро 10 мая мы переехали в населенный пункт, где довольно благополучно простояли весь день и переночевали. Утром одиннадцатого переехали в следующий населенный пункт и расположились снова в долине у дороги. Дорога подвергалась крепким налетам, а так как мы стояли у дороги то, следовательно, доставалось и нам.
Ко второй половине дня погода установилась хорошая и снова заработала авиация с такой же активностью, как 8 и 9 мая. Здесь, как и в первый день пришлось сидеть в окопе весь день, а если нужно было куда идти, то это делалось так, чтобы не отходить далеко от щелей.
В эти дни все бойцы по-настоящему оценили значение лопатки и каски в бою. Почти каждый боец носил с собой лопату и если он останавливался где-либо на один час, то он немедленно отрывал для себя окоп. Я лично 11 числа один раз только, в течение полутора-двух часов был в сложной обстановке.
Я был у машин, на которые пикировали, сбрасывали бомбы и обстреливали из пулеметов вражеские самолеты. Но к нашему счастью особых жертв мы не понесли, те повреждения, которые понесли машины в результате бомбежки быстро были устранены, а потерь в людском составе совершенно не было.
Здесь мы ночевали и утром, 12 мая, переехали на новое место, после сюда стали зенитные батареи «Машки» и другая артиллерия в связи с чем по этому месту снова начали бомбить и обстреливать с дальнобойной артиллерии.
В связи с тем, что бомбы и снаряды рвались по всей территории, зайцы (да, да, зайцы «косоглазые») пришли в полное замешательство. Они бегали по всему полю, не разбирая куда бежать, а если попадал в щель или окоп, то, не смотря на то что там сидят люди, он туда прыгал и уже выгнать его оттуда нельзя было. Мы их ловили прямо руками. Я одного зайца подобрал, посадил к себе в машину, возил полдня, думал, что придет в себя. Но когда я его выпустил, то он никуда не пошел, а так и остался сидеть (их было там очень много).
Не взирая на то, что обстреливали очень здорово, мы никуда не уезжали так как не было приказа. К вечеру приказ поступил, и мы выехали. На сей раз колонну вел я. Переезжая через одну балочку, я стал пропускать машины, и в это время наша колонна подверглась нападению с воздуха, нападение было сильное.
Вообще очень часто немцы применяют бомбы с сиренами, потому, когда бомба летит производит сильный, довольно неприятный вой. Тяжелые бомбардировщики бросают тяжелые бомбы с сиренами. Вой этих сирен слышен на несколько километров. На самолетах тоже установлены сирены. Очень часто слышишь гудит сирена, думаешь бомба, оказывается нет, он спикировал, обстрелял из пулемета и ушел.
Обычно я не мог переносить равнодушно всех этих сирен, поэтому ложился лицом вниз и закрывал уши. На этот раз, очевидно все чувства атрофировались, и я лег на спину и вообще больше не закрывал ни ушей, ни глаз. Совершенно спокойно стал наблюдать за полетами бомб.
Отъехав от этого места 3-5 километров (ехал один на машине легковой), фрицы очевидно решили, что едет большой начальник, начали пикировать, но я с водителем успел выскочить из машины и лечь в колею дороги, поэтому остались невредимыми. Машина была изрешечена, но из строя не выведена. Сев в машину, мы благополучно добрались до назначенного пункта, где ночевали. Четырнадцатого и пятнадцатого мая на суше воздушным налетам почти не подвергались, но сильно обстреливали из орудий и минометов. Ночевали недалеко от переправы. Ночью на 15-е получили приказ идти на переправу. На переправе снова налетам, часов в 16. 15 мая, с большим трудом, удалось попасть на катер. На воде наш катер неоднократно подвергался бомбежке, в результате чего два часа мы не могли причалить к берегу. В 20.00, 15 мая я уже был на земле (коса «Чушка») и далее следовал пешком.
Я переправился очень хорошо, другим пришлось переправляться значительно хуже. Для переправы были использованы все ресурсы, даже местного характера.
Как видишь, моя родная, было всего и хорошего, и плохого. Очень тяжело, что потеряли Крым, за него много потеряно «живой силы» и техники. Нам это тем более тяжело. Ведь мы уже дважды там были, но мы полны надежды в том, что в ближайшее время не только Крым, но и другие области будут возвращены и заживут полной жизнью. Не даром же Вячеслав Михайлович ездил в Англию и США.
Надеюсь, что просьбу твою я удовлетворил. Сейчас, а также как и ранее, жив, здоров.
Ну вот пока всё, а то так могу исписать всю бумагу и завтра нечем и не на чем будет писать. Пиши, мало получаю писем.
Пока до свидания. Целую крепко и много раз. Люблю тебя.
Шура."