Мой прадед  Анфим Александрович Мошнин войну вспоминать не любил. А между тем он один из немногих оставшихся в живых бойцов, кто участвовал в боях под Сталинградом.

Судьба попервоначалу была к нему неласкова: двух лет отроду он остался без матери. Четырех сирот, как мог, как умел, воспитывал отец. А было это в двадцатые годы, в самое трудное для страны время: голод, разруха. И все же Анфим сумел закончить семилетку. Поработал заведующим избой читальней, потом был избран колхозным счетоводом. Осенью 41-го года его должны были призвать в армию, а призвали на несколько месяцев раньше чем началась война.

На фронт Анфим Александрович уезжал от пепелища: на кануне только-только сгорел его родной дом. Но что это была за беда в сравнении с общей бедой, обрушившейся на страну! Тогда были суровые времена, когда все личные проблемы и беды считались пустяковыми.

Сначала Анфим Александрович попал в Лепельское пехотное  училище специальность инструктора истребителей танков, в должности помощника командира роты он отбыл в распоряжение 100-й дивизии. А уже оттуда был от командирован в 29-ю запасную бригаду 291 полка,   дислоцировавшегося в Вологде. Его назначили командиром роты и доверили формировать маршевые роты, отправлявшиеся на фронт.

Молодая горячая кровь бродила в жилах, не давая парню покоя. Отправляя солдат на фронт, он и сам рвался следом.

—           Думал, войны-то на мою долю не достанется, просился на фронт, — словно бы виновато признается он. — А войны вон и от меня еще осталось – вспоминал он.

А дела на фронте в начале войны шли далеко не блестяще, и вскоре командование удовлетворило ходатайство молодого офицера, просившегося на фронт добровольцем. Три роты повзводно сформировал он, прежде чем получил известие об этом. Следом за четвертой ротой отправился на передний край и сам.

Было это в конце апреля — начале мая 1942 года. Анфим Александрович получил назначение в войсковое соединение, располагавшееся за станцией Крестцы на Северо-Западном фронте, оборонявшее подступы к Старой Руссе.

А в первой половине августа всю их 84-ю дивизию снял с обороны и начали перебрасывать в другое место. Куда? Про то никому, даже ему, ротному командиру, было неведомо. На Москву? Однако нет, проехали мимо. На Воронеж? Опять не то. Может, на Дальний Восток?

—           Куда ехали, сами не знали, — вспоминает прадед. — Потом слух прошел, что скоро к мосту подъедем. Если по мосту повезут — дорога на Дальний Восток. Если под мостом — под Сталинград. Раз — и нырнули под мост. Значит, на Сталинград.

Их высадили задолго до Сталинграда. Впоследствии названное историками величайшим сражение тогда еще только намечалось, и  25 августа. Анфим Александрович не случайно запомнил этот день (другие даты с годами стерлись из памяти, а эта засела накрепко, потому что в тот день ему ровно двадцать лет стукнуло) — всех командиров рот вызвали в штаб полка, где они получили приказ о наступлении, намечавшемся на 19 часов.

Бойцов накормить как можно лучше, — таков был приказ.

Рота Мошнина получила боевое задание прикрывать полк , с правого фланга. К назначенному часу все было готово к наступлению. Но внезапно пришел приказ о переносе его на 23 часа.

Людей вторично накормить, — поступил новый приказ.

Все было исполнено беспрекословно и в точности. А время шло, люди томились в ожидании. В ночной темноте Сталинград был виден, как столб дыма, окруженный заревом.

И вновь пришел приказ о переносе наступления на 6 часов утра 26 августа, и наконец, грянул бой... Танки, авиация, артиллерия — все возможные силы были задействованы в этом наступлении. Бой был серьезный, бой не на жизнь, а на смерть. Трижды поднимались роты в атаку, и трижды враг лютым огнем прижимал их к земле. Но на четвертый раз немцев вышибли с завоеванных позиций. Это была маленькая, но победа, положившая начало целой череде изнурительных боев и побед, когда сражение шло буквально за каждый метр, за каждую пядь земли. Немцы отчаянно сопротивлялись, но оказались не в силах противостоять фантастической силе народного гнева. Этот бой под Сталинградом был первым и последним в жизни Анфима Александровича Мошнина. В 11 часов дня его, тяжелораненного, вынесли с поля боя. Три пулевых ранения в ногу не прошли для него даром: почти год провел он потом в различных госпиталях. Благодаря искусству военных хирургов был поставлен на ноги, но признан негодным к военной строевой службе по причине сильной хромоты.

Не сразу удачно сложилась и его послефронтовая жизнь. По направлению военкомата его перебрасывали с места на место, направляя то обучать до-призывников, то военруком в школу. А потом встретил свою Дусю, Евдокию Павловну, с которой жил душа в душу, вот уже сорок с лишним лет.  Жене его тоже смолоду довелось хлебнуть немало трудностей, и только отогревшись сердцами друг около друга, они сумели почувствовать вкус к жизни. Воспитывали детей, трудились для благополучия семьи не жалея ни сил, ни времени. И теперь на судьбу свою не в обиде. Дети у них выросли хорошие, подарили им шестерых внуков, вниманием и заботой не обижали.

—           Наград только не имею, — с едва заметным огорчением говорил Анфим Александрович. — Зато сам за время службы человек двадцать наградил.

Вернувшись в 43 году домой инвалидом, он и тогда сильно переживал, что не успел заслужить награды.

—           Главная твоя награда — голова на плечах, — успокаивал его отец.

Но вот что ты поделаешь, жила в сердце бойца какая-то неудовлетворенность собой.