Николай Иванович Насонов – уроженец села Кутли Пичаевского района
Тамбовской области. Отсюда он был призван в армию за год до начала
Великой Отечественной войны и служил на корабле «Свирепый», который 18
июля 1941 года вошел в состав 4-го дивизиона эскадренных миноносцев
Балтийского флота. С первых дней войны экипаж этого военного корабля,
которым командовал (с 22 июня 1941 года по 21 сентября 1941 года)
капитан-лейтенант П.Ф. Мазепин, включился в активную боевую
деятельность на западных морских рубежах нашей страны. Поскольку
противник в начале войны быстро продвигался по береговой полосе к
Таллинну, где располагалась главная база кораблей Балтийского флота, то
возникла серьезная опасность и для этого морского порта, и для островов,
находящихся в Балтийском море, на самой окраине советских морских
границ. Эти острова, крупнейшими из которых являются о. Эзель (о.
Сааремаа), о. Даго (о. Хийумаа), полуостров Ханко, составляют
Моонзундский архипелаг. Именно здесь летом и осенью 1941 года
развернулись активные боевые действия, в которых принимал
непосредственное участие и корабль, где служил старшим матросом Николай
Насонов. С 12 по 19 июля миноносец «Свирепый» находился в Рижском
заливе, вход в который прикрывал о. Эзель. В тот момент здесь создалась
такая опасная военная обстановка, что этот остров мог быть раньше других
островов отрезан от всей страны. Мужественно защищали отважный
островной гарнизон моряки корабля «Свирепый». Этот миноносец
многократно подвергался воздушным атакам (по 8 раз за день) со стороны
противника, но самоотверженные действия его экипажа не позволили немцам
потопить корабль или даже причинить ему значительные повреждения,
чтобы вывести военное судно из строя.
«В дальних походах и дозорах, – повествует об этих событиях П. И.
Капица в книге «В дни разлуки», – моряки уже привыкли спать урывками,
носить непросыхающую одежду, обходиться без горячей пищи… Сводки с
фронтов удавалось принимать по радио раз в сутки, и они были
неутешительными: в них сообщалось о новых направлениях и оставленных
городах…»
Миноносец, на котором воевал Николай Иванович Насонов, часто
входил в конвой, сопровождавший военные суда (в том числе и наши
подводные лодки), ходившие к Моонзундским островам осенью 41-го года.
Эти морские рейды были очень трудными и опасными. До островов морем
тянулись на десятки миль сплошные минные поля. Идти судам
предписывалось лишь ночью в полной темноте по узкому фарватеру. Немцы
часто пускали осветительные ракеты и простреливали контролируемые ими
зоны. Подорвавшиеся на минах суда тоже являлись для противника открытой
мишенью. Экипажу «Свирепого» пришлось совершить осенью первого
военного года несколько рейсов к Гогланду для прикрытия экспедиции,
пытавшейся спасти подорвавшийся на мине транспорт «Иосиф Сталин».
Дважды попав под сильный обстрел вражеских батарей, миноносец, на
котором служил Николай Насонов, остался тогда невредим.
Когда «Свирепый» на короткое время возвратился на свою базу, то его
экипаж с горечью узнал, что судьба Таллинна уже предрешена, и речь идет
только о задержке и сковывании сил противника. «Сушей все дороги
отрезаны, – сообщил командир, вернувшийся из штаба. – Приморскую
армию на кораблях придется перебрасывать к Ленинграду. Мы сегодня в
самой узкой части Рижского залива защищаем единственную дорогу на
Кронштадт. Если будут попытки немцев заминировать и фарватер, то
приказано вступить в бой с любыми, даже значительно превышающими нас,
силами противника…»
Вскоре фронт подошел вплотную к Таллинну. Вражеские снаряды
рвались на рейде, а сам город горел. Взрывались склады, нефтехранилища,
портовые строения. Ярким пламенем пылала у Купеческой пристани
собранная здесь техника. От дыма и копоти дневной свет померк, стало
темно, как бывает при солнечном затмении. Эсминцы, курсируя загзагами,
били из своих пушек по берегу, не давая врагу ворваться в город. Экипаж
«Свирепого» тоже вел огонь главным калибром по наступавшим немецким
войскам, проведя (как свидетельствуют архивные данные) 25 стрельб.
Оранжевый туман окутывал длинные стволы орудий, которые от постоянной
стрельбы становились горячими. Между берегом и кораблями сновали наши
торпедные катера, тащившие за собой пушистые хвосты белого дыма.
Но все-таки наступил день, когда по приказу командования на фарватер
вышел последний транспорт с войсками прикрытия, минёрами и
подрывниками.
С тяжелым чувством покидали моряки свою базу флота. Все знали, что
впереди встретятся огромные минные поля, через которые нужно пройти
ночью незамеченными, то где-то притаились и ждут в засаде торпедные
катера и подводные лодки противника, что на аэродромах вдоль обоих
берегов узкого залива стоит наготове его авиация. После поступления
приказа об оставлении Таллинна морские суда должны были прорваться к
Кронштадту. Караван растянулся по фарватеру на несколько миль, а в
походную колонну то и дело вступали всё новые и новые суда,
переполненные войсками и мирными жителями. Этот прорыв получил в
истории название «таллиннского перехода».
Экипаж «Свирепого» обеспечивал переход из Таллинна в Кронштадт
большого линкора и благополучно провел его к месту докования.
Во время перебазирования флота из Таллинна в Кронштадт матросы
боевых кораблей спасали людей с разбитых или подорвавшихся на мине
судов. Так корабль «Свирепый» некоторое время буксировал поврежденный
эсминец «Гордый», отражая одновременно и атаки вражеской авиации.
Подобранный на «Свирепый» летчик со сбитого в море немцами самолета,
летевшего на материк с Моонзундских островов, рассказывал:«…Как
только был оставлен Таллинн, мы начали отбиваться. Сначала, когда наши
части с материка на полуостров Виртцу отходили, больше
ротыгитлеровцев на заминированной дамбе уничтожили. Потом береговые
батареи принялись немецкие катера и шлюпки с десантом крушить.
Несколько их транспортов и миноносцев потопили. Но разве справишься,
когда подходят всё новые и новые силы. Их авиация к земле нас прижала.
Фашистские штурмовики на бреющем ходили, с 30-ти метров
расстреливали. Сначала немцы захватили мелкие острова, а затем к Эзелю
двинулись… 17-го прошли вброд залив у дамбы, что тянется к Моону, а
потом десант севернее Тарику высадили, но еще раньше в тыл нашей
батарее ночью автоматчиков перебросили. И пошли жать нас с трех
сторон. Правда, наши еще успели дать большой бой в Куресааре. Торпедные
катера утопили немецкий крейсер и два миноносца, но дело уже было ясное:
мы отходили на западный конец острова. Когда я улетел, то и на острове
Даго стало жарко. Сверху увидел – горит всё кругом…»
Из Кронштадта экипаж «Свирепого» совершил еще несколько боевых
походов к Моонзундским островам, во время которых оттуда было
эвакуировано большое количество раненых. Последний караван, ушедший с
полуострова Ханко, пробивался к Кронштадту уже сквозь льды.
В послевоенное время Николай Иванович Насонов рассказывал своим
близким о том, каким сильным бомбардировкам подвергся осенью 41-го года
Кронштадт, где базировалось более половины всех боевых кораблей
Балтийского флота, как напряженно приходилось экипажу его военного
корабля отражать почти непрерывные авианалеты противника. «Ночами на
южном побережье Финского залива, – вспоминал он, – полыхали широкие
зарева пожаров: горели леса и селения. Кто бы мог в мирное время
подумать, что короткий морской путь из Кронштадта в Ленинград
станет таким трудным и крайне опасным…»
Когда их боевое судно включили в систему обороны Ленинграда, то
экипаж «Свирепого» был перебазирован в порт блокадного города, где
находился вплоть до прорыва блокады.
При нахождении в огневой позиции в Ленинграде в корабль, на
котором воевал Н. И. Насонов, попал крупный вражеский снаряд (203-
миллиметровый). В результате взрыва, происшедшего в кормовой части
судна, погибло пятеро человек и трое, среди которых был и Николай
Насонов, ранено.
Раненых отправили в госпиталь, а оставшиеся моряки корабля
совместно с экипажами других судов вступили через несколько дней в
боевые действия, осуществляя огневую поддержку войск морского десанта в
районе Петергофа и Стрельны. Вот как описывается эта боевая операция в
книге П. Капицы «В дни разлуки»: «…Ленинградцы почти каждую ночь
отбивались от воздушных налётов противника…
Морские переходы из Кронштадта в Ленинград в это время тоже
стали опасными, так как все фарватеры простреливались гитлеровцами из
Петергофа и Стрельны. Только в самые темные ночи кораблям удавалось
без потерь проскакивать в Неву. Необходимо было как можно скорей
изгнать оккупантов, включившихся в побережье у Петергофа.
Командование решило попытаться высадить ночной десант. На небольшие
морские катера разместили вооруженных матросов. Часть катеров
получила приказ выйти вперед и, в момент высадки десанта, прикрыть
дымовой завесой корабли…
…В третьем часу ночи катера, приглушив моторы, двинулись с
десантниками к берегу, где вскоре завязался тяжелый бой. Во мгле забились
огни скрытых в земле вражеских пулеметных гнезд, заработали пушки,
беспрестанно взлетали осветительные ракеты… С отошедших в море
катеров трудно было разобрать, где свои, а где чужие… Из тьмы залива
грохотала тяжелая артиллерия. По берегу были форты, миноносцы,
быстроходные тральщики. Стальной ураган перепахивал землю, вырывая с
корнями деревья… Темное небо и чернильная вода засверкали, засветились
тысячами огней. Снаряды летели вверху светящимися цепочками, а
пулеметные пули проносились понизу разноцветными роями. Трассы
перекрещивались, пронизывая одна другую…»
После лечения в госпитале Николай Насонов вновь вернулся на свой
корабль, экипаж которого, активно участвуя в обороне Ленинграда, нёс на
своих плечах и все тяготы военной жизни блокадного города.
Будучи очень скромным, но мужественным человеком, Николай
Иванович Насонов никогда не кичился своими военными заслугами и
подвигами, а они, несомненно, были, о чем свидетельствуют его медали «За
отвагу», «За оборону Ленинграда» и другие боевые награды.
мм