22 июня 1941 года началась война. Отца как белобилетчика, мобилизовали в тыловые войска, ездовым. Фронт все ближе подходил к нашим краям. 7 ноября немцы заняли Чубаровку, и сразу начался грабеж. С каждого двора забирали птицу, свиней, другую живность. А когда стало холодать немцы стали отбирать у населения теплые вещи – одежду, валенки, одеяла и даже подушки и перины. Вскоре фашисты заняли Золотареву, Белогоровку, Новодружевку. Готовились взять Лисичанск. Но этого не произошло. По немецким войскам неожиданно из-за Донца обрушился огненный смерч. Все гудело и грохотало. Дым и пламя окутали землю. Позже стало известно, что это стреляли «Катюши». Больше трех суток немцы увозили своих убитых солдат и офицеров. Охота брать Лисичанск у них отпала. В январе 1942 года они отступили в сторону деревень Попасной, Клещеевке и Васильевки. В нашей хате в Чубаровке расположился штаб одного из кавалерийских полков. В ту пору ему было 15 лет. Он очень любил и добровольно стал ухаживать за лошадьми начальника штаба и комиссара полка. Штабники отнеслись к нему благосклонно. Во второй половине июня штаб выехал в сторону Лисичанчка, и Леонид Михайлович пошел в след за ними. Уже за Донцом, вечером оказался на одной из штабных подвод. Утром его хотели отправить назад домой, но немцы уже подходили к Лисичанску, так он и остался с кавалеристами. Через несколько недель полк и его штаб под Милерово попали в окружение. Ранним утром комиссар полка разбудил меня и приказным тоном велел немедленно уходить на запад, к речке Глубокой, на хутор Атамановский; т. к. вскоре грянет тяжелый бой. Через пару часов я был на месте, перебравшись через речку, я долго шел степными дорогами. Ночевал, где придется, - в стогах соломы, на заброшенных фермах, в сараях, а иногда в сельских избах. В конце августа еле дошел до своей родной хаты. Год жила наша семья при оккупационном режиме. В начале лета 43-го года я однажды стоял двора, ко мне подошел полицай и со злобой сказал: «Ну что кавалерист, так и не удалось тебе бежать с красными»?! - и, размахнувшись, ударил меня по ноге металлическим прутом. Потом грозно приказал явиться в 7 утра в управу, где уже было много парней и девчат с котомками. Полицаи построили нас в колону и погнали нас в Лисичанск, где после осмотра погрузили всех в товарные вагоны. Только тогда мы узнали, что нас везут в Германию. Возле Дарницы вагоны эшелона начали медленно катиться по железнодорожным путям. Я лежал на нарах в вагоне возле окна. Уже смеркалось, и я решил выпрыгнуть в окно. Мгновение, и я уже лежал на песке. Возле меня тихо катились колеса вагонов, увозивших моих земляков. Я подполз к железной балке, которая скрыла меня от глаз охранявших эшелон немцев. Когда скрылся последний вагон, я поднялся и пошел вдоль берега Днепра. Путь у меня был один, идти на восток к родному дому. Голодный, полураздетый, в изношенных ботинках, я шел в сторону восхода солнца. Питался чем попала: зернами оставшихся колосков пшеницы, еще несозревшими ягодами шиповника, а проходя хутора, выпрашивал хлеба и похлебки. Преодолев пешком около 800 километров, в полдень 2 сентября 1943 года я подошел к Ивано-Дарьевке. Шагая по ведущей в село дороге, вдоль которой по обе стороны раскинулись кукурузные поля, я увидел быстро едущую мне на встречу арбу, груженную тяжелыми мешками и узлами, на которых сидели два мужика. Когда мы сблизились, я узнал одного из них. Это был тот самый полицай, что два месяца назад ударил меня прутом по ноге. Он тоже меня узнал. Остановил лошадей, ухватился за пистолет, который был у него за поясом. Испугавшись, я бросился в кукурузу. Мне в след раздались крики «Стой» и выстрелы. Пригибаясь, я мчался кукурузным полем, что есть духу. Где-то в конце поля меня за ногу ухватила чья-то рука. Запыхавшийся, мокрый от пота, я в миг оказался на земле. Надо мной склонилось два человека, в пилотках и красными звездами. Оказалось, что это красноармейцы-разведчики. Узнав, от меня кто стрелял, они побежали к арбе. Обезаружив полицаев, разведчики вручили мне немецкую винтовку и велели доставить задержанных в Чубаровку и сдать в штаб воинской части. К заходу солнца задание было выполнено. В селе я узнал, что оно только сегодня было освобождено. Мое неожиданное появление дома обрадовало мать и младшего братишку, которым я рассказал о своих похождениях. Помывшись и поужинав, я впервые за долгое время крепко уснул. Утром 3-го сентября мне вручили повестку о явке в полевой военкомат. К 10 утра сюда прибыли из соседних сел парни, которых было около 50 человек. В основном это была молодежь 1926 года рождения, и ребята мобилизовались как допризывники, досрочно. Мне было чуть больше 17 лет, а рост всего метр сорок девять сантиметров. Всех нас направили в Лисичанчкий военкомат и после медосмотра каждому дали документ о призыве в армию. Старшим группы ( а нас было 40 человек) военком назначил меня и, вручил мне список, приказал 4 сентября быть в селе Переездное. Вечером мы были на месте, нам выдали белье, а на утро капитан зачитал нам приказ о зачислении нас бойцами вновь сформированного пулеметного батальона. Так мы стали солдатами 3-й гвардейской стрелковой армии под командованием генерала Лелюшенко. Меня как имеющего образование 9 классов, назначили в первое отделение пулеметного взвода наводчиком пулемета «Максим», о котором я тогда еще ничего не знал. Наше отделение состояло из 8 человек. 6 сентября наши войска освободили Краматорск и Славянск, 8 сентября взяли Красноармейск, 9 освободили Доброполье. Впереди был Днепр. Нашему пулеметному батальону было приказано остановиться в Межевском районе, в селе Федеровка. Во время небольшой передышке между боями провели учения. На боевых стрельбах мой пулемет поразил все мишени. Мы были готовы к бою… Дорога к фронту проходила возле школы, где разместился наш пулеметный взвод. Стоя возле школы, я увидел движущуюся в мою сторону повозку. Ездовой сидел на каких-то ящиках. И вдруг в этом ездовом я с радостью узнал своего отца, которого не видел с начала войны. Подбежав к лошадям, я остановил повозку. Отец соскочил с нее, и мы на виду у всех солдат начали обниматься. Целуясь, мы прижимались друг к другу. Эта трогательная встреча длилась три минуты. Отец сказал, что он сильно спешит, ему приказано срочно доставить снаряды на фронт. А через пару часов он должен был вернуться обратно. На прощанье я сказал отцу, что буду ждать его возле этой школы. Мы обнялись, отец похлопал меня по плечу и сказал: «Сынок, жди. Я скоро вернусь». Эта встреча была 18 сентября 1943 года в 6 часов вечера. Солнце клонилось к закату, начинало темнеть. Прошло уже больше двух часов. В той стороне, куда уехал отец были слышны разрывы снарядов и мин. До самого утра я прождал своего отца, нор он почему-то не вернулся. Только через 25 лет после войны я узнал подробности его гибели и захоронении. К рассвету 23 сентября первое пулеметное отделение получило первое боевое задание, и по приказу взводного командира, начало окапываться на небольшой возвышенности. Замаскировав пулемет, мы подготовились к бою. Два других пулемета были размещены на флангах, чуть позади нас. Немцы потеснили наши войска и остановились на железнодорожной насыпи, которая и стала участком фронта. В боевую задачу нашего расчета входило прикрытие пехотного подразделения, занявшего оборону по бокам от пулемета. Чуть стало светать, как со стороны немцев застрочил пулемет. Было заметно, что он расположен в водосточной трубе под железнодорожной насыпью. Сержант приказал мне сосредоточить стрельбу «Максима» на поражение немецкого пулемета. Прицелившись, я дал вначале три коротких очереди, а затем – две длинных. Немецкие пулеметчики были уничтожены. Это был мой первый боевой успех. Через несколько минут в нашу сторону посыпался шквал пуль, которые поднимали пыль. Притаившись, через прицельную прорезь я увидел из какого места строчил другой немецкий пулемет. Тщательно прицелившись, я дал длинную очередь по нему. Стрельба прекратилась. Видимо наш «Максим» уничтожил и это пулеметное гнездо. Чтобы убедиться в этом, я выглянул из-за пулеметного щитка и меня мгновенно с силой опрокинуло назад. Наступила какая-то необычная тишина. Я ничего не слышал, но чувствовал как струилась горячая кровь, заливая глаза и все лицо. Только потом, уже после лечения, я узнал, что наши войска по окончанию артподготовки начали наступление. После боя санитары, подбирая раненых, меня сначала посчитали убитым, так как я был без сознания, а лицо было покрыто засохшей кровью. Но потом они, услышав мой приглушенный стон, приподняли меня, влили в рот глоток воды. В медсанбате, когда мне показали мою каску с глубокой вмятиной и трещиной. Она и спасла мне жизнь, но сильно травмировала череп. По-видимому, в меня стрелял немецкий снайпер. Таким образом, 23 сентября 1943 года для меня стало днем боевого крещения и первого ранения. После лечения меня направили в Харьков в запасной полк, где я стал обучаться в школе младших командиров на минометчика. Не окончив школу, в звании ефрейтора с маршевой ротой был направлен в 8-ю гвардейскую армию Чуйкова под Ковель. Мне довелось принимать непосредственное участие в тяжелых наступательных боях по освобождению Украины. Дальнейшая моя биография продолжилась во 2-й танковой армии под командованием генерала Богданова. Так, как в моей красноармейской книжке была запись об учебе в школе минометчиков, то меня назначили наводчиком 82-миллиметрового миномета. 14 января 1944 года 2-я танковая армия вошла в прорыв на Радомском плацдарме и завершила окружение немецкой группировки в северо-восточной Пруссии. После этого нашей армии была поставлена задача о недопустимости высадки немецких десантов, направляемых к побережью Балтийского моря. Из Франции и Африки. Немецкие войска, прижатые к Балтийскому морю, яростно сопротивлялись. Для обороны они использовали каменные постройки почти в каждом населенном пункте. На нашем пути лежали поваленные деревья. Все дороги были заминированы. Прорывая оборону, наши войска продвигались вперед. В одном из боев меня тяжело контузило. Потеряв слух и речь, я оказался в медсанбате. Молодой организм помог мне быстро поправиться и возвратиться в свою часть. Помню, 6 марта 1944 года было пасмурно, моросил мелкий дождь. На нашем пути немцы сосредоточили противотанковую артиллерию и самоходные орудия. Впереди чуть проглядывались какие-то строения. Наша артиллерия начала интенсивный обстрел оборонительного плацдарма врага, после чего их сопротивление ослабло. Дождь прекратился и видимость улучшилась. Оставшиеся неповрежденные огненные точки врага вновь начали обстреливать наши войска. Особенно яростно била в нашу сторону самоходка, укрываясь за каменным зданием. Прямой наводкой ее достать было не возможно. Командир батальона гвардии – майор Нестеров, подбежал к нашему расчету и приказал уничтожить самоходное орудие 82- миллиметровым минометом. Заранее зная, что верхняя часть самоходки не бронирована, быстро и правильно прицелившись, мы ударили по вражескому орудию. Первая мина взорвалась вблизи самоходки, а следующая угодила прямо в незащищенную ее часть. Раздался взрыв боеприпасов, и орудие вмиг разнесло. В этот момент сзади нашего расчета грохнул взрыв снаряда, осколком которого меня ранило в спину. Санитары быстро доставили меня в госпиталь. Ранение оказалось тяжелым. За уничтожение самоходного орудия врага, меня наградили солдатским орденом Славы III степени. День победы 9 мая 1945 года я встретил в военном госпитале города Лодзь. После выздоровления, летом 45-го, я продолжил службу в 189-й тяжело-гаубичной бригаде, дислоцировавшейся в Германии, откуда в 46-м году был направлен в Ленинградское артиллерийско-техническое училище, которое окончил с отличием в 1949 году. Моя служба в армии продолжалась до 1968 года. После чего я был уволен в отставку по болезни в звании гвардии майора.