Меня трясли внутренние содрогания. Но не только они и слёзный туман мешали понимать то, что я силилась читать, а и нахлынувшие чувства…

             Сегодня тщетно. Завтра перечитаю, когда успокоюсь, эту неожиданную находку.  Однако, одно чёткое ощущение осталось – что тот, кто представляет к награде моего деда, описывая подвиг, любуется им! Любуется им!

             Я тоже всегда любовалась дедом моим. Красивый, статный, серьёзный, с густыми, когда-то совсем чёрными, усами. Разглядывала его складки морщин после бани у самовара и думала: а они промылись в глубину? Он не был с нами чрезмерно строг, хоть и добреньким не казался.

             Но разве тянуло бы так меня в Пустошку, будь бы там что-то нехорошее – что я ходила пешком эти 12 километров от моего дома в Сосновке, бывало и не раз на неделе! Через лес, между прочим, с медведями, кабанами и волками!

             Да и лошади не стали бы терпеть человека недоброго – дед был конюхом много лет. За нас он переживал и был с нами по-своему нежен – мы же внуки!

             А больше всего меня всегда впечатляло удивительное гостеприимство нашего бабушки-дедушкиного дома. В прихожей у печки неизменно был диван, на котором мог отдохнуть любой путник. У окна стояла лавка, и на ней кажной-от кажинной день сидел Венька-юродивый. И никто его не прогонял. Всех прихожаней угощали, щами, картошкой, яйцами из самовара, чаем, короче, что сами ели.

              Но командир Василия Ивановича Першина этого не знал. И что все семеро детей его уже сделаны и родились на русской печке. И хоть усы свои красивые дед носил там, на войне, да и было ему тогда не сорок - не этим любовался командир.

              …Представляю, зная характер деда,  как он со своей харизмой  – напропалую, однако по-умному, пропуская свист пуль мимо ушей, бросался с проводами и инструментом делать СВЯЗЬ. Вижу сквозь времена, как прекрасна была эта неубывающая храбрость! Храбрость, подогретая образом милой Фаинушки,  шестерых с ней детей – первый тоже воевал,  Пустошки своей родимой…. 

               Да он бы зубами перегрызал, когда надо, провода те,  да он бы языком их соединял, он бы всю землю не просто исползал – перекопал бы насквозь руками за родину свою, за мать-отца, за детишек любимых, за жену желанную!!

               Что они, пули?! Они что ль сильнее любви его, нахрапистости русской! Они ли прытче ума его крестьянского, догадливости российской, расчётливости деревенской?! Вот вам! Васино мясо вам не достанется!  Да, та в тылу материнская молитва расшмякнет вас на лету, в дугу изогнёт путь ваш, но не даст попасть ни в грудь ему, ни в голову!

               «Ефрейтор Першин Василий Иванович за всё время службы в роте по обслуживанию связью… показал образцы своей работы. Не считаясь со временем, и зачастую по суткам в воде, строил… линии к боевым подразделениям. В январском наступлении под Новгородом т. Першин под огнём противника обеспечивал связь….  Во время наступления против финнов на участке реки Свирь т. Першин под разрывами снарядов и пулемётно-ружейным огнём исправлял и наводил новые линии связи. Своим бесстрашием увлекал других, тем самым обеспечивал командование бесперебойной связью.  Более 2-х суток тов. Першин не имел смены, и всё же не было ни одного случая, чтобы на его линиях не было связи. Его группа за период всего наступления на Петрозаводск также чётко выполняла работу, равняясь по тов. Першину».

              Эти слова военного документа я смогла разобрать, в смысле понять, только на следующий день, когда немного  успокоилась от волнения. Они являлись описанием действий деда для награждения его медалью «За Отвагу».

               Часть цены этой медали я помню. Ноги деда. Стройные красивые, но не совсем  резвые и не всегда послушные. Видно было, что дедушке трудно ходить ими, простуженными и натруженными на войне… Представляю, сколько ползать пришлось по холодной земле.  Но однажды…

               Однажды я видела, как эти ноги забыли больную скованность и – спринтовали.  Дедушка рискованно соскакивал по узким ступенькам крылечка и бежал! мне навстречу, когда увидел меня из окна.

               Это была радость! Это любовь!!

               В те годы я не могла уже так часто навещать моих любимых стариков – правда, это понятие я никогда не применяла к ним даже мысленно.  После института – работа, замужество, сынишка…. Всё равно вырывалась, но реже. Вот уже и бабушки нет….  И как-то, приехав к родителям, я выпросилась у мамы, оставив её понянчиться с малышом. Побежала, уж как получится, в свою Пустошку! Вот тогда  и осчастливилась слезами радости на  лице дедушки моего, красавца, героя моего любимого;  и тем ещё, что ноги его на время стали прыткими!