Андрей Герасимович был жизнерадостным, умным, способным и очень смекалистым человеком. Его смекалка выручала его не раз и помогала выйти из очень трудных жизненных ситуаций. Хотя образование у него было только 2 класса (начальное, как сейчас 4). Он умел читать, писать и хорошо считать, весело и задорно играл на балалайке и гармошке, пел и танцевал, был душой компании.

В 1941 году началась война. Андрей Герасимович не любил рассказывать о войне, и лишь иногда говорил, что остался жив благодаря одному немцу и Богородице. Отучившись 2 месяца на офицера, Андрея Герасимовича был отправлен на фронт. Примерно в 1943 году их кавалерийский отряд окружили фашистские танки. Взвод не сдавался, лишь один грузин поднял руки и пошёл к немцам. Андрей кричал ему: «Вернись! Стрелять буду!», но тот его не слушался. Пришлось деду застрелить солдата, потому что был приказ – не сдаваться и расстреливать на месте тех, кто станет предателем. Шёл ожесточённый бой простых советских солдат с пистолетами и немецких противников на танках, которые их смяли и раздавили. Дед рассказывал, что, когда их окружили немцы и почти в упор стреляли танки, он молился: «Пресвятая Богородица, спаси меня! Если я останусь жив, обязательно вернусь к жене и детям». Когда он очнулся, над ним стоял фашист с автоматом. Он приказал ему разуться, содрал с его гимнастерки командирские ромбы и вытащил партийный билет. Тем самым немец спас ему жизнь, потому что командиров и политруков расстреливали и в плен не брали. Фашист стукнул его партийным билетом по лицу, сказав: «Русский свинья», и из билета выпала фотография его детей. Немец поднял её, воткнул в гимнастерку деду, а затем загнал в общую колонну. В плен дед попал вместе со своим начальником штаба батальона. Тот сказал ему: «Запишись офицером, так как ты исполнял должность офицера и форма у тебя офицерская, – условия содержания будут более легким». Так Андрей Герасимович попал в фашистский лагерь и пробыл в плену всю войну.

Содержание в плену было абсолютно равным с простыми солдатами. Единственное различие – это когда вербовали в Русскую Национальную Народную Армию (РННА). В эту армию отбирали людей по следующим принципам: солдаты вербовали из военнопленных солдат, а в офицеров из состава офицеров. Все попавшие в плен рассматривались фашистами как рабочая сила или как пополнение этой армии.

Когда немцы в лагерях приказали коммунистам и партийным сделать два шага вперёд, Андрей не вышел, и никто из своих его не выдал. А кто выходил сам, того тут же расстреляли. Домой пришло известие «пропал без вести». Жил он в разных лагерях. Названий их никто из родных не запомнил. Знаем лишь, что в Германии, недалеко от Берлина.  В лагере сначала расстреливали коммунистов, потом офицеров, потом всех, кто был в каком-либо звании. Потом – смуглых, тех, кто был похож на евреев и цыган, потом рассчитывали на первый, второй, девятый, десятый и расстреливали тоже. Однажды какой-то паренёк попросил деда поменяться в очереди, чтобы не попасть под расстрельный расчет. Андрей согласился, уже не было сил. Но судьба снова распорядилась иначе: в этот день расстреливали всех девятых, паренёк погиб, а он вновь остался жив. Когда повели на расстрел и его, стоявший рядом пленный посоветовал прыгать в яму чуть раньше выстрела, – так он снова остался жить. Били их нещадно. Работать заставляли с утра до ночи, а кормили плохо, очистками картофеля, свекольной и морковной ботвой. Но Андрея Герасимовича выручала его смекалка. Когда их гоняли на работу в каменоломню через город, то он менял самодельные из монет колечки на еду. «Брутт, хлеба», - просили они немецких женщин. В концлагере умерло много людей от голода. Дед рассказывал, что однажды в каком-то лагере их морили голодом трое суток, а потом выстроили на плацу, где был накрыт стол с едой. Немецкий офицер и переводчик стали вербовать их в добровольческую армию. Из строя вышло несколько человек, остальные стояли. Офицер подходил к каждому пленному и спрашивал: «Будешь служить?» Кто отказывался, того он убивал из пистолета в упор. Спросил и у меня, а я сказал: «Надо подумать», - и остался жив, «А потом уже никто у меня и не спрашивал, видимо набрали».

Андрей Герасимович говорил, что ему повезло с начальником лагеря. Это был немец, который сидел в русской тюрьме и к русским относился хорошо. А вот те надзиратели, которые были из советских, те, кто перешёл на сторону немцев, были очень жестокими. Когда пришло освобождение в лагерь, сами военнопленные схватили и утопили в говне этих предателей.

Лагерь, в котором находился деда Андрей, освободили американские войска в 1944 году. Всем выдали сухой паёк: сгущёнку, шоколад. Изголодавшиеся пленные с жадностью на всё это набросились, и сразу многие умерли от заворота кишок. Дед имел выдержку и самообладание, ел помаленьку и тем самым сохранил себе жизнь. Американцы вербовали всех пленных к себе, но дед отказался. Про этот случай вербовки деда американцами я узнала совершенно случайно. Мы, все вместе, сидели смотрели кино, бабанька, деданька, я и моя младшая сестра Катя. Это было в селе Амурском Бийского района. Здесь Андрей Герасимович чувствовал себя гораздо лучше, чем в Юстике, он говорил, что ему здесь легко дышать. Их дом стоял прямо у леса. Шёл 1973 - 1975 год это было время холодной войны с США. Мы были у них в гостях и смотрели фильм про войну. В этом фильме показывали и американцев, и бабушка, глядя на них, что-то прокомментировала. На что дедушка очень бурно и громка закричал: «Вот ты не знаешь ничего, так лучше сиди и смотри молча. Если бы не эти американцы, я бы в живых-то, быть может, и не остался». Меня так сильно удивила его реакция и его слова. Впервые я видела таким возбужденным и гневным своего деда. Сразу же, как только он успокоился, стала его обо всём расспрашивать: «Почему если они эти американцы такие хорошие, ты к ним не поехал?» Дед отвечал: «Я же слово Пресвятой Богородице дал». Слушая деда, я, скажем так, не совсем тогда осознавала всей тяготы условий, боли и трагедии, которые выпали на долю моего любимого «папки-старого», как тогда я его называла. Лишь повзрослев и увидев фильмы про вербовку и лагеря, до меня вдруг дошло, что пришлось испытать моему родному человеку.

После освобождения лагеря американцами, военнопленные свободно гуляли по Берлину. Видели уклад и жизнь немецкого народа. Дед набрал презентов родным: детям – тетрадки и карандаши, а жене – красивую шаль. Когда американцы передавали военнопленных советской армии, дед Андрей говорил, что у него сразу всё забрали, вернее конфисковали – так это, называлось. Каждого военнопленного проверяли, – кто, где и когда попал в плен. И тех, кто не помнил и не мог ничего рассказать, потому что в плен попали в бессознательном состоянии или попросту были безграмотны, – либо сразу расстреливали, либо судили и отправляли на Колыму, теперь уже в наши советские лагеря. Хотя Андрей Герасимович помнил очень хорошо маршрут и место, где он сражался и был взят в плен, он все же не сразу попал домой. Вначале его отправили в русской фильтрационный лагерь. Там били чуть реже, чем в плену, а кормили, как свиней, – мороженой картошкой, которую вываливали в центр лагерной площади. Вернулся он домой через 7 месяцев после окончания войны. При росте 170 сантиметров в 35 лет весил всего 48 килограммов. Как к бывшему военнопленному, к нему относились с недоверием, поставили работать дояром.

          Когда собиралась вся родня вместе, то средний его брат Макар, который тоже воевал, всегда его укорял: «Мы за Сталина воевали, жизни не жалели, а ты на немецких харчах отъедался». Андрей часто плакал и говорил о несправедливости: «Я не за Сталина. Почему с нами, невинными, в наших лагерях так обращались?». Дело, порой, доходило до кулаков. А мать и отец их жалели и хотели примирить.