Менее чем за два с половиной месяца после начала Великой Отечественной войны немецкие войска уже приблизились к Ленинграду. 8 сентября 1941 года фашистские армии полностью окружили город. Началась страшная, кровавая блокада длиной в 900 дней. Огромный город с почти трёхмиллионным населением, из которого около 400 тысяч составляли дети, оказался в фашистском кольце практически без продовольствия и топливных запасов. Что значило потерять Ленинград для нас, россиян, понятно каждому, живущему в нашей стране. Ведь этот город был национальной святыней, сокровищницей культурных ценностей, идеологическим символом нашего государства.
В январе 1943 года блокада была прорвана советскими войсками, а годом позже, 27 января 1944 года, полностью снята.
В этот ад, на Ленинградский фронт, и попал призванный в 1943 году наш земляк Николай Алексеевич Пикунов, 1905 года рождения. Был он великолепным охотником, добрым, тихим человеком. Еще мальчишкой стал охотиться: отца помял медведь, а в семье было ещё два брата и сестра. Мать одна не справлялась, и хоть ружьё у Коли было таким для него большим и тяжёлым, что по земле волочилось, но лесную науку освоил он быстро и матери помогал хорошо. Его брата Михаила как раз перед войной призвали в армию – домой он уже не пришёл, погиб на фронте в самом начале войны. Скоро ушёл воевать второй, Виктор. Писем от него не было, только позже прислали матери бумагу, что пропал он без вести. Она не прожила долго – так горевала, что скоро ушла вслед за погибшими детьми.
Николай Алексеевич сразу попал в Ленинград. Он стал снайпером – пригодилась его охотничья меткость. О том, что довелось ему пережить в этом страшном, кровавом аду, до самых последних своих дней вспоминать не любил, а если что-то и рассказывал, то плакал. Такие ужасные, тяжёлые были эти рассказы, что до сих пор их помнят его слушатели, а когда сами пересказывают, то тоже не могут сдержать слёз.
Однажды, вскоре после прибытия на Ленинградский фронт, Николай Алексеевич участвовал в очистке зданий от остатков выбитых из этого района фашистов. Ходили группами по этажам высоких жилых домов, казавшихся эвенкийскому таёжнику огромными и бесконечными. Двигались осторожно, с оружием наготове: враг мог оказаться в любой комнате. В одной квартире среди тряпья, набросанного на железную койку, намётанный глаз охотника уловил слабое шевеление. Подойдя ближе, боец Пикунов резко отбросил в сторону тряпки – и отшатнулся в ужасе. Слабо пытаясь закрыться рукой, в куче тряпья рядом с трупом женщины, очевидно, матери, лежала молодая, абсолютно истощённая девушка. На худом лице – огромные глаза. В комнате с выбитыми стёклами стоял страшный холод. Девушка была так истощена, что больше напоминала скелет, чем человека. Николай Алексеевич не смог идти дальше. Он надолбил льда в стоящем тут же ведёрке с замёрзшей водой, напоил девчонку, отломил ей кусочек от своего пайкового хлеба. Та самостоятельно есть уже не могла, не было сил. Боец сел рядом, стал понемножку жевать хлеб и этой кашкой кормить бедняжку. Принёс воды, оставил девушке весь свой хлеб. Солдатам делать это строжайше запрещалось, ведь им нужны были силы для того, чтобы идти в бой, а паёк и так был очень маленький. Но не смог Николай Алексеевич бросить умирать эту только начавшую жить девочку. Отстав от своей группы, чем мог помог девчушке. За этот проступок позже попал на губу, но не жалел о том, что сделал. Говорить девушка от слабости не могла, и боец Пикунов, вспоминая её, думал, что уже никогда не узнает не только её имени, но и того, осталась ли она в живых. Однако судьба распорядилась по-другому. Уже много позже, после очередного ранения попав в госпиталь, под белой косынкой молодой медсестры он увидел знакомые глаза. Она узнала его первая. Подошла, обняла своего спасителя, заплакала, назвалась Зиной. Напомнила Николаю Алексеевичу, как он накормил и спас её.
Плечо к плечу, воевал рядом с Николаем Алексеевичем его друг, украинец. «Он меня тунгусом звал, я его – хохлом»,– вспоминал старый охотник много лет спустя своего верного фронтового товарища. И беду, и радость, и последнюю корку хлеба делили они по-братски на двоих. Сменяли друг друга на посту, шли в бой, выносили и убирали трупы умерших от голода и холода ленинградцев – это тоже приходилось делать. Город усеивали мёртвые тела, и чтобы избежать эпидемий, нужно было очищать его от погибших и умерших. Судьба распорядилась так, что на глазах у Николая Алексеевича его верный друг погиб от прямого попадания артиллерийского снаряда. «Чья это была смерть – его или моя?»– мучился мыслью до конца своих дней охотник Пикунов. Ведь в тот день верный друг пришёл сменить его на посту раньше, чем было надо. Был какой-то невесёлый, неразговорчивый – как чувствовал, что через несколько минут его жизнь оборвётся.
Запомнился и такой случай, когда зимой по ещё неокрепшему льду реки везли умирающим от голода жителям Ленинграда муку. Первые машины прошли, а остальные стали проваливаться. Солдаты, среди которых был и боец Пикунов, ныряли за мешками в ледяную воду. Чтобы не утащило под лёд сильным течением, товарищи привязывали их верёвкой за пояс. Из воды вытаскивали окоченевших, накрепко вцепившихся в спасённые мешки. А как же иначе – в то время горстка муки означала для кого-то жизнь, ведь от голода в блокадном Ленинграде погибло более 642 тысяч человек.
Глядя на замёрзшую поверхность своей родной Тунгуски, старый охотник вспоминал ещё один страшный эпизод далёкой войны. Там тоже была река, но Нева. На другом её берегу в хорошо укреплённой деревне засели фашисты. Нужно было любой ценой выбить их оттуда. А широкая заснеженная гладь Невы никак не позволяла приблизиться к врагу без потерь. Тогда на этот участок фронта пригнали штрафников. Их поставили первыми. Солдатам был отдан приказ стрелять по любому из них, если повернёт назад. И вот сначала штрафники, а затем остальные хлынули волной через широкую белую Неву. Кто-то кричал: «Ура», кто-то: «За Родину, за Сталина», кто-то, умирая: «Мама, прощай!» Снег стал алым от крови, задние бежали уже по трупам: окровавленным, с оторванными руками, ногами, без голов или вообще разорванным на куски. Фашисты были выбиты из деревни и уничтожены. Боец Пикунов в этом бою получил ранение и чудом остался жив. До конца жизни ходил с осколком в голове – врачи не решились его доставать. И смерть принёс Николаю Алексеевичу именно этот осколок: спустя много лет в 1991 году зашевелился он почему-то, и старого охотника не стало.
Когда дети спрашивали у отца, сколько же гитлеровцев он уничтожил, тот отвечал, что никогда не считал убитых им, грех это – убивать людей. «Не белка ведь, а человек перед тобой. Хоть и понимаешь, что он зверь, что пришёл на нашу землю убивать, но обличье его – человеческое». Так говорил Николай Алексеевич. И запомнилось ему не то, сколько он убил, а лишь один из убитых им фашистов. Совсем мальчишка, светловолосый, он лежал, раскинув руки, и его остывающие мёртвые ярко голубые глаза были полны слёз. До самого конца своей жизни помнил старый охотник этого «юнга» – так он его называл на немецкий лад.
Не все выдерживали эти страшные испытания. Рассказывал Николай Алексеевич, как там, под Ленинградом, встретил своего земляка из Байкитского района. Горькая это была встреча. Стоял тот перед строем без ремня, с расстёгнутыми даже на кармашке и на рукавах пуговицами гимнастёрки. Так судили его за дезертирство. Был зачитан приговор: «Расстрел!» Командир разрешил бойцу Пикунову поговорить с земляком на прощанье. Говорили на эвенкийском. Николай Алексеевич стал стыдить дезертира за такую позорную смерть: «Разве это хорошо – умирать вот так перед своими товарищами? Лучше в бою». Спросил, что передать родным. Тот ответил: «Всё понимаю. Так и передай, что струсил я, не выдержал».
Рассказывал охотник, как несколько раз встречал на фронте генерал– полковника Андрея Александровича Жданова, секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома и члена Военного совета Ленинградского фронта. Он приезжал на передовую, говорил с бойцами, вникал во все мелочи. После его приезда начинали лучше кормить, улучшалось качество вооружения. А то ведь поначалу у снайперов были только старые винтовки со штыком.
Демобилизовали Николая Алексеевича Пикунова по ранению незадолго до конца войны. Вернулся он на родину, имея много боевых наград, благодарностей от командования. К сожалению, не сохранилось сведений, какими орденами и медалями был награждён снайпер Пикунов. В окружном и районном архивах такая информация отсутствует. Но, по рассказам односельчан и родных, медалей было много. Они сгорели при пожаре в доме Пикунова уже в послевоенное время.
По возвращении с фронта Николай Алексеевич снова стал охотиться. Фартовый он был человек, как вспоминают земляки. Хоть и оглох совсем после контузии, но видел хорошо и дичи стрелял много. Собаки ему помогали. Одна свободно бежала, а вторая за поводок тащила его на лай первой. Охотник он был первоклассный. Любил тайгу, знал о ней и промысле всё до тонкости и никогда не скупился на помощь и советы начинающим. Не одного человека научил он сложному таёжному искусству: в тайге без компаса ориентироваться, след прочесть, зверя скрасть… Молодых он всегда любил. Относился к ним доброжелательно, помогал советом. Земляки тоже любили старика за добрый нрав, умение пошутить, трудолюбие. До сих пор вспоминают люди его весёлую речь – наполовину на русском, наполовину на эвенкийском языках, его шутки.
До восьмидесяти лет он не бросал охоты. Своими ветеранскими льготами не пользовался: считал, что руки-ноги есть – сам добудет себе всё, что надо. Дрова и те сам пилил и колол, уже будучи глубоким стариком. Хорошо разбирался в моторах, даже «Буран» себе купил.
Земляки звали Николая Алексеевича «Серебряным», а жена Анна Николаевна – ласково «моим Серебряночкой» за его покрытую изморозью седины голову. Таким он вернулся с войны. Не отпускала она его уже никогда. Даже спать боялся оттого, что снова и снова приходили во сне страшные воспоминания. «Опять воюет», – тяжело вздыхала жена, глядя на стонущего, что-то выкрикивающего спящего Николая Алексеевича.
Уходят от нас один за другим те, кто защитил и спас свою страну от фашизма и уничтожения. Уносят с собой боль, ужас, тяжелейшие испытания, пережитые ими. Тем важнее нам, живущим сейчас, сберечь память об этой Священной, Великой войне, каждый день которой воистину был подвигом всего нашего народа. Мы просто обязаны сохранить для будущих поколений героические события великого прошлого. Нашим потомкам есть чем гордиться.

Татьяна ВЛАСЕНКО
На снимке: Николай Алексеевич Пикунов,1991 год.
В очерке использованы архивные материалы, воспоминания дочери Н.А.Пикунова Бибик Н.В., земляка Пикунова И.В.