Она.
Валентине Папишиной
Что за наваждение – она же убита! А мне все чаще и чаще видится среди нас, ныне живущих,
ее прекрасное тонкое лицо в золотистом сиянии коротко, по-детски, остриженных волос.
Помню как она появилась в боевых порядках нашей роты с санитарной сумкой не по размеру ее девчоночьих плеч в
первые дни битвы за Берлин.
Пробираясь шаг за шагом по ходу сообщения, дополовины осыпавшемуся от яростной артиллерийской контратаки противника, она укаждгог бойца, ячейки останавливалась, вскидывала резким движением руки каску,
сползавшую на очерненные пороховой гарью глаза, и пристально вглядывалась в каждого – как будто угадывала и запоминала нас в лицо.
Поровнявшись с нашей пулеметной ячейкой, ротный указал в мою сторону. Загребая комья земли тупыми носками кирзачей,
она с каким-то радостным смятением кинулась ко мне. Звонко воскликнула:
- Знала, встречу земляка! Дом и маму видела сегодня во сне. От самй Вислы воюю – и ни одного нашенского.
Лицо и глаза ее светились радостью. Подла руку, маленькую ладошку, перепачканную красной глиной.
Крепко обняла и заспешила за командиром, часто оглядываясь.
Поздним вечером она отыскала меня на фольварке, где рота расположилась на ночлег.
Мы ушли в дальний угол сиреневой рощи,благоухающей в цвету. Вспоминали наш город, откуда призывались на войну,
школу, друзей.
Вдруг, как-бы заслонясь от брызг орнжевой ракеты, треснувшей над нами в полночном небе, она прижалась ко мне
обхватив шею руками. Сминая мою застенчивость, начала целовать мое лицо. Влага ее зубов, сокровенное тепло ее тела, податливость губ, взорвались во мне, совсем еще молоденьком пареньке, неведомой еще до этого мгновения одурманивающей жаждой жить, вдыхать запахи сирени и молодой травы, неизмеримой радостью видеть ее и все вокруг.
К рассвету послышались команды к построению. От людской суеты и звона оружия умолкли неуемные песни соловьев.
Мы расстались.
Через два дня она погибла на Зееловских высотах.