Самое страшное воспоминание с войны было о форсировании Днепра.

Георгий Жуков вспоминал: «Для тщательной подготовки наступления к Днепру у нас не было возможностей. В войсках обоих фронтов чувствовалась большая усталость от непрерывных сражений. Ощущались некоторые перебои в материально-техническом обеспечении».

Лодки и понтоны застряли где-то на марше. Средств для переправы почти не было, не считая нескольких надувных лодок. Местность на левом берегу степная, нет леса, не из чего было вязать плоты. Поэтому в ход пошло всё, что нашлось в ближайших поселениях (бочки, двери, деревянные сараи, плетни, крыши). Осложнялось всё ещё и тем, что у наших армий не было достаточного опыта по форсированию таких мощных и широких рек. Некоторые бойцы вообще не умели плавать. Мой дедушка тоже не умел плавать.
Он рассказывал, что, когда солдаты увидели, какую реку придётся форсировать, многим стало не по себе. Температура воды в это время не превышала 5-6 градусов, а воздуха — около 10 градусов тепла. Через несколько минут пребывания в такой воде наступали переохлаждение и судороги мышц. Наши бойцы в шинелях, с оружием, гранатами, противогазом, сапёрной лопаткой и в кирзовых сапогах, выплыть на берег самостоятельно уже не могли. А с правого высокого и обрывистого берега по ним били пулемёты, артиллерия и миномёты. Днём переправляться было чистое самоубийство. Иногда высоко, на недосягаемой высоте висела «рама», выискивая сосредоточения наших войск, по которым сразу била артиллерия. Наших зенитных расчётов было мало, и немецкая авиация безнаказанно уничтожала всё, что обнаруживала на воде и на нашем берегу. В первые дни нам так не хватало поддержки с воздуха авиации, огня зенитчиков и артиллерии.
По ночам тёмные просторы реки высвечивались сигнальными ракетами, и по любому предмету на воде открывался шквальный пулемётный огонь. Несколько ночных неудачных попыток форсирования Днепра в самом начале операции стоили нам до половины личного состава. Тех, кого не достали пули, убивала своим холодом вода. Многие наступательные группы уходили к реке и не возвращались. А утром река выбрасывала на берег тела наших солдат, форсировавших Днепр выше по течению. Это было страшное зрелище. Река казалась красной от крови.
Лодке, в которой был мой дедушке, удалось переправиться на берег с немецкими фашистами. Плыли ночью. Берег захваченный немцами был на возвышенности, и когда дедушка вышел из-за пригорка, прямо на него свой пулемёт нацелил немецкий солдат, который выпустил несколько пуль по ногам. Однополчане не бросили раненого солдата, уложили на плащ-палатку и понесли обратно к переправе, перевязав ноги «жгутами». Несколько раз им приходилось отстреливаться, прятали раненого бойца в стогу сена. Каким-то чудом удалось выжить, с огромной кровопотерей его доставили в госпиталь и спасли раненые ноги, буквально собирали по кусочкам...
Рещиков Степан Иванович после ранения продолжил службу телеграфистом - морзистом. Его боевой путь прошел через Украину, Молдавию, Румынию, Венгрию, Польшу и закончился в освобожденной Чехословакии. Но самые жуткие воспоминания о войне, которые навсегда врезались ему в память, были воспоминания о многих тысячах погибших наших солдат при форсировании Днепра.