«Отец мой, Максим Федорович Румянцев, родился 3 февраля 1903 (1902?) г. Он и его сестра Мария (она была старше его на пять лет) воспитывались у священника, так как они были сироты. Кто были его родители, я не знаю, но предполагаю, что отец его был ссыльным и, судя по фамилии, не из простых людей. У отца была врожденная интеллигентность. Он был очень мягок по характеру. Родители мамы были против ее замужества, так как считали отца бедняком, а сами были довольно зажиточными. Тогда мама по сговору с отцом решила выйти замуж «убегом». Это было в воскресный день, бабушка ушла или в церковь или на рынок, дедушка был на кухне. Отец подъехал на лошади, запряженной в бричку, мама подала ему в окно свои вещи, вылезла сама в окно, и они уехали сначала до Бийска, а потом поездом до Барнаула. Это еще раз подчеркивает решительность характера мамы. Это было лето 1926 г.
Отец после армии устроился на работу в милиции следователем, он окончил четыре класса церковно-приходской школы. Он много читал, был довольно эрудированным человеком. Мне по математике помогал решать задачи за пятый класс. А когда начались уроки алгебры, геометрии, сказал: «Здесь я тебе не помощник, дочка».
Примерно в 1934 г. отца перевели следователем в милицию села Шебалино Горно-Алтайской области. Отец купил дом, мы имели две коровы и куриц. Отец часто ездил в командировки в ближайшие села, иногда по поводу убийств. Когда возвращался из командировок, то садил нас по очереди в седло (меня и моего младшего брата Борю) и возил, держа повод в руках. Одним не разрешал. В 1938 г., когда был арестован мамин брат Иван и тетя Татьяна по политическим статьям, отцу предложили отказаться от семьи. Но он не согласился, и ему пришлось уйти из органов. Он устроился на работу в АФО (Аймакский финотдел) налоговым инспектором. Часто были разговоры с мамой, что она шьет соседям разные вещи, а он как налоговый инспектор должен ее обложить налогом. Вот и спорили на эту тему. Но мама, как всегда, выходила победителем. Она сама косила траву на сено для коров. Отец не умел. Мама называла его «интеллигент-белоручка».
Питались мы хорошо, но купить что-нибудь из одежды было затруднительно. Когда в магазин завозили какой-нибудь материал, с раннего утра выстраивались очереди. Мама почти ежедневно что-то пекла, то блины, то сдобу, то различные пироги. Потом родители решили перебраться в город. Отец устроился на работу в г. Рубцовске налоговым инспектором.
Отец был очень добрым, я не помню, чтобы он на нас с Борисом когда-нибудь повысил голос. Любил книжки, много читал, прочел вслух маме почти всего Л.Н. Толстого. Когда в книге было что-нибудь трагическое, у него при чтении прерывался голос. Если мама была чем-нибудь огорчена, винила во всем отца, то он обычно уходил вечером на работу, говорил: «Пойду, повечерую». А когда возвращался, говорил: «Ну, что, успокоилась, Маруся? Тогда пойдем ужинать». А мама как быстро вспыхивала, так же быстро и остывала. И в доме всегда было все хорошо.
Летом 1942 г. Отец получил повестку, его призывали в армию. 14 июля 1942 г. Мы его проводили в Барнаул. Там он был больше месяца, мама к нему ездила. Потом их воинскую часть отправили под Москву. Письма приходили из-под Смоленска, Ржева. Последнее письмо было осенью 1943 г. В письмах он писал, что находятся зимой в окопах, иногда в воде. Ему было 40 лет, и у него был бронхит. А в последнем письме он написал, что из-за одной сволочи он попал в штрафной батальон. Больше писем не было, а после войны на запрос из военкомата прислали ответ, что он пропал без вести в сентябре 1943 г. Мама его долго ждала, все не верила, что он погиб. Еще он писал, что их всех заставили написать заявление и их бригаду назвали добровольческой. Когда отца призвали на фронт, мне было пятнадцать лет, а Борису десять».