Мой отец, Самойлов Константин Георгиевич  (Егорович), встретил войну помощником ст. механика на пароходе  «Иосиф Сталин» Волжского речного Пароходства.  

            Сталинградская битва в августе 1942 года считается самой кровопролитной в истории всех войн: 90 дивизий двинулись на Сталинград, а 23 августа в 16 часов 18 минут, одновременно с прорывом 14-го танкового корпуса к Волге,  началась массированная бомбардировка, которая длилась несколько часов без остановки и унесла жизни 42 тыс. человек. Все горело: земля, небо, вода, горела Волга, очаги пожаров слились в один чудовищный огненный смерч. 23 августа 1942 года Сталинград был практически стерт с лица земли. Однако,  там еще оставались сотни тысяч человек.

  (Советский речной транспорт в Великой Отечественной войне, Воениздат, 1981,стр.193-194 так описывает события той трагической ночи):

           26 августа сильной бомбежке подвергся судоремонтный завод. В затоне сгорело несколько несамоходных плавсредств. Такая же участь в любое время могла постигнуть еще остававшиеся на рейде крупные пассажирские суда. Необходимо было срочно выводить их на Верхнюю Волгу, эвакуировать из города мирных жителей, женщин и детей. Капитаны теплохода Парижская Коммуна и пароходов Михаил Калинин и Иосиф Сталин получили задание в ночное время прорваться вверх по реке через участок, простреливавшийся противником.  Приказ об отправлении вверх этим трем пассажирским судам был дан 26 августа. Кого и как отправлять решал сам нарком,  министр  речного флота Зосима Алексеевич Шашков. 

            Первой шла “Парижская коммуна”- капитан Лев Дмитриевич Галашин. После за ней - “Михаил Калинин”, капитан Богатов Николай Михайлович.  Третьим шел “Иосиф Сталин”- капитан Иван Семенович Рачков.

   Капитан «Иосифа Сталина» Николай Семенович Рачков был известным на Волге человеком  -  благодарности, поощрения, орден Трудового Красного Знамени. Мой отец служил в это время под его командованием в качестве помощника ст. механика и председателя судового комитета.

          Пароходы подняли якоря глубокой ночью. До Акатовки было недалеко, минут сорок хода. Когда «Парижская коммуна» уже подходила к яру, с берега взвилась ракета.  Грохнуло несколько выстрелов, раздался треск и берег… заговорил на ломаном русском языке. Смысл был таким: подходите к берегу, сдавайтесь, иначе будем стрелять.  Капитан «Паркоммуны» Л.Д. Галашин обратил внимание, что выстрел сделан с плеча яра, который нависал высоко над рекой. Галашин убавил ход и начал, якобы выполняя приказ, лагом подваливаться к берегу, под яр. Почти у самого уреза воды «Паркоммуна» дала полный ход и под яром пошла вперед. Танковая башня вниз не наклоняется. Вот он, рядом пароход, на пистолетный выстрел, а снарядом не возьмешь. Мертвая зона.

         «Паркоммуна» прошла, тот же маневр сделал и «Михаил Калинин». Немцы начали бить вслед. То на одном, то на другом судне вспыхивало пламя, но матросы тут же тушили его».

    Поняв, что их обманули, немцы весь огонь перенесли на приближающегося «Сталина». «Сталину» до яра было еще далеко. Но делать оборот и уходить назад уже поздно. 

                Шли полным, не маневрируя. Первый снаряд попал во второй дек правого борта. Пассажиры бросились на левый борт, где безопасней. Пароход накренился, подставляя снарядам нижние листы обшивки, за которыми стучала машина. Среди пассажиров появились убитые и раненые. По пароходу начало распространяться пламя

              Пароход имел только одну зенитную установку, расчет которой вел огонь по немецким огневым точкам. Силы были неравные. И хоть рубка была обложена мешками с песком, вскоре она была разрушена орудийным огнем врага.     Стоящий на боевом посту в рубке капитан Рачков был смертельно ранен.     Пароход продолжал вести первый штурман А.Г. Строганов, но и он вскоре был ранен осколком в голову. "Иосиф Сталин" получил повреждение рулевого привода, противопожарных систем, в корпус через пробоины хлестала вода. Судно было обречено на гибель. Первый штурман решил посадить судно на мель, где оно, оставаясь под обстрелом врага, сгорело.     Из почти 1200 пассажиров и членов экипажа спаслось лишь около  150-200  человек! Команда парохода в труднейших условиях помогала попавшим в беду женщинам и детям. Положение осложнялось тем, что выше горящего парохода был подорван миной караван с горючим, поверхность реки была покрыта горящим мазутом, и вскоре вокруг судна образовалось огненное кольцо.    

             А так описывает эти события мой отец Самойлов Константин Георгиевич:               

             В Сталинград мы попали следующим образом. Из города Горький вышли во второй половине августа обычным пассажирским рейсом скорой линии Горький – Астрахань. Но в г. Ульяновск нам сказали, что семьи всех членов команды нужно высадить. Потому, что в районе Сталинграда уже опасно, т.к. фашистские войска подходили к Сталинграду. Мы все семьи высадили в селе Шиловка, а все остальные пассажиры были высажены в г. Куйбышев, а наш пароход «Иосиф Сталин» вместе со всей командой (экипажем) пошел в Сталинград.

            Когда мы пришли в Сталинград, его уже бомбили. И нас послали на спасение команды самоходной баржи «Осетия», которая была подбита фашистами в районе села Каменный Яр. В пути следования, нам с луговой стороны реки Волга кричал какой-то мужчина, возможно бакенщик, что Волга заминирована с этой стороны и надо идти вдоль горного (высокого) берега Волги. Тогда капитан Рачков И. С. дал команду остановить машину и отдать кормовой якорь, которая была незамедлительно выполнена. Пароход «Иосиф Сталин» остановился. Вскоре к борту нашего парохода подошел военный катер. С него спросили: «В чем дело, почему остановились?». Капитан Рачков И. С. все объяснил. С военного катера дали команду: «Следуйте за мной». Мы подняли якорь, дали ход и пошли вслед за военным катером. Когда подошли к самоходке «Осетия», она стояла у горного берега носом против течения, на половину затопленная, и левым бортом прочно сидящая на грунте. Но на ней уже никого не было, кроме трупов лошадей. Вероятно, на ней везли кавалерию.

           Мы вернулись в Сталинград к вечеру. Начало темнеть. Мы встали напротив пассажирского речного вокзала у лугового берега и замаскировались ветками деревьев. Бои в городе продолжались всю ночь. На следующий день мы подошли к пассажирскому вокзалу (к пристани) и начали посадку эвакуируемых граждан. На пароход садились старики, женщины и дети.  Их было, как говорили, пятьсот человек. Во время посадки немцы бомбили город, и одна бомба взорвалась недалеко от кормы нашего парохода. Закончив посадку, мы пошли заправляться топливом к нефтезаправочной станции (к нефтемашинке). Заправились, и только успели отойти от нефтезаправочной станции, как попадание бомбы взорвало ее. В это время я был на вахте. Начались маневры уклонения: то полный вперед, то стоп и назад, то опять полный вперед и т.д. Я едва успевал перекладывать перекидку (реверс). Вскоре мы подошли к луговому берегу, чтобы переждать бомбежку. Двое матросов с нашей команды спрыгнули с носа нашего судна на берег, чтобы закрепить швартовый канат за дерево. В это время недалеко от них взорвалась бомба, и ранила одного из матросов. К сожалению, я не припомню его фамилии. Бомбежка продолжалась. Некоторые пассажиры из эвакуированных, высадились на берег и разбежались. Рядом с нашим пароходом стоял военный катер, но на нем никого не было. И на катере возник пожар. Тогда мы, не смотря на бомбежку, бросились тушить пожар на этом катере. Как закончили тушить пожар, так закончилась и бомбежка. Простояли мы тут до ночи...
             Приблизительно в полночь мы отошли от берега, и пошли вверх по Волге. Я в это время, как председатель судового комитета, находился в штурвальной рубке. Там же находились капитан Иван Семенович Рачков, штурман Алексей Григорьевич Строганов. Кроме них был штурвальный, и сопровождающий эвакуированных, которого называли Севастьянов. Штурвальная рубка была обложена мешками или с шерстью, или с ватой для защиты от пуль.                    Сколько мы прошли в темноте, в той обстановке определить было трудно. Вдруг с лугового берега стали кричать: «Какой пароход идет?» Им ответили. Тогда с берега стали кричать, что надо идти вдоль лугового (левого) берега, ибо река у  правого берега уже пристреляна фашистами.  Позже мы узнали что тут, буквально под носом у фрицев, уже прошли «Парижская коммуна» и «Михаил Калинин» (немцы заняли убойную позицию слишком поздно, и стрельба вслед уходящим судам особенных результатов не дала – К.В.). Капитан Рачков И. С. склонялся к тому, чтобы пойти к правому берегу, однако Севастьянов настоял на движении вдоль лугового берега. 

                 Я спустился из рубки на террасу и увидел, что мы отвернули от берега. Мимо меня пробежал пулеметчик с  криками: «Пожар в носовой части!» И мы вместе с ним вбежали в коридор I-го класса. Пожарные шланги были подключены и раскатаны заранее. Воду в шланги дали сразу же. Мы начали тушить пожар. Тем временем пули пробивали стены надстройки. В какой-то момент мы почувствовали,  что пароход уткнулся носом во что-то. Как оказалось позже, это был берег недалеко от деревни Окатовка (Акатовка – К.В.). Начался сильный обстрел нашего парохода, пули со свистом пролетали мимо нас. 

             Затушив пожар, я выбежал на террасу, и увидел спускающегося из рубки штурмана Строганова А. Г.. Он сжимал руками голову, так как был ранен.  Я спросил: «Что делать, Алексей Григорьевич?» Он ответил: «Сбрасывай в воду все, что умеет плавать».  В это время пламя пожара все сильнее охватывало пароход. Мы со Строгановым сбрасывали в воду все, что попадало под руки: спасательные круги, столы, скамейки. Огонь подбирался все ближе и ближе, и мы со Строгановым прыгнули за борт. 
              Пароход был весь объят пламенем. Мы плыли вдоль парохода в сторону носовой части, головам было жарко от бушующего рядом огня. И тут над Волгой раздался протяжный, как бы прощальный, бередящий душу, гудок гибнущего парохода. Скорее всего, прогорело основание штурвальной рубки, и она рухнула вниз, натянув тросик парового свистка. Гудок висел над Волгой долго, и оборвался тогда, когда перегорел тросик…

             А мы доплыли до косы, в которую врезался носом пароход. На берег спрыгивали люди и их с берега расстреливали пулеметным огнем. Мы со штурманом Строгановым А. Г. бежали, перепрыгивая через убитых. Пули свистели вокруг нас. И нам пришлось войти в воду. Мы решили плыть к противоположному берегу, на луговую сторону. На мне заранее был пристегнут спасательный пояс, а у Строганова ничего не было, и к тому же он был ранен. Я его поддерживал за плечо. Проплыв некоторое время вдвоем, мы увидели нашего судового электрика Анатолия Русанова (или Русакова), который присоединился к нам. Холодная вода, намокшая одежда и события дня давали о себе знать, и нас сносило течением, хоть мы и старались плыть как можно быстрее. Пули летели и падали в воду около нас. Должно быть нас видели фашисты в свете огня пожара на нашем пароходе. Через некоторое время Строганову А. Г. стало плохо и я ему крикнул: «Держись Алексей Григорьевич!».  Оказалось, что неподалеку от нас были люди, стоящие по грудь в воде, члены команды нашего парохода. Услышав мой крик, наш штурман Виктор Данилович Яков (Янов) крикнул: «Алексей Григорьевич, давай сюда!». Я со Строгановым поплыл на этот крик, но ближе к нам оказался наш механик Жерихов Иван Иванович. Он протянул руку и сказал: «Давай сюда». Я передал ему Строганова А. Г. И повернулся к электрику Русанову (Русакову?), но его уже нигде не было.

            Я решил плыть через Волгу. Проплыв немного, я увидел что кто-то плывет немного впереди меня. Я крикнул: «Кто плывет?» Отозвался матрос Бузин Степан. Так мы с ним вместе и плыли. Он чуть впереди меня, вероятно боялся что я ухвачусь за него. К берегу мы попали уже против города Сталинграда. Я смотрю, что Бузин уже встал. Я спросил: «Что, уже берег?»  Он ответил утвердительно. Я продолжал плыть, пока коленями не коснулся берега. Так ползком и выполз на берег. Из последних сил я еле-еле встал на ноги. А Бузин говорит: «Давай пробежимся, чтобы согреться!» Мы побежали, но сознание мое туманилось.  Но нам предстояло проплыть еще то ли через залив (протоку – К.В.), то ли через озеро. Помню, что цеплялся за кусты какие-то, а потом и вовсе потерял сознание. 

            Долго ли я лежал там – не знаю. Очнулся в каком-то пионерлагере, от того, что кто-то меня будил.  Какие-то люди спрашивали меня: «Ты пойдешь с ними?» При этом они указывали на людей, среди которых я узнал членов нашей команды (парохода «Иосиф Сталин» - К. В.). У меня сразу все всплыло в памяти, и я ответил: «А как же, пойду конечно!». А они говорят, мол, тогда вставай. Во сколько часов это было, я не помню. А лежал я на матрасе, который был расстелен на полу. Я был укрыт тоже матрасом. А когда я сбросил  с себя матрас, гляжу, а белья на мне нет.  Спрашиваю: «А где мое белье?» Они отвечают: «Что плут, пропился?» В шутку конечно. Но они молодцы. Спасибо им за то, что они все мое белье, документы и деньги которые были при мне, а денег было 400 рублей, высушили и принесли мне. (В письмах солдат и мирных жителей той поры говорится о полуголодном существовании. На колхозном рынке стоимость буханки хлеба в 1942 году дошла от 200–250 до 400 рублей при зарплате высококвалифицированного рабочего на военном производстве в 800 рублей - прим.Т.А.ПАВЛОВА, кандидат исторических наук г. Волгоград).

               Я оделся. Было нас из команды 12 человек и тринадцатый – мальчик лет 15, у которого погибли родители. Как он сказал, родители погибли во время работы на плавкране. Нас всех накормили в этом пионерлагере,  и мы пошли в наше пароходство, которое в это время было в г. Саратове на пассажирском пароходе, название которого я не припомню. 

              А вот как я попал в пионерлагерь, выяснилось позже. Наш кочегар стоял со мной на одной вахте. Звали его Мешков Анисим. Переплыв Волгу на рассвете, наткнулся на меня, стал тормошить, так как думал, что я сплю. Но поняв, что я без сознания, пошел поискать где ни будь помощь.  И вот тут-то наткнулся на пионерский лагерь, который был рядом. В лагере находился только обслуживающий персонал. Там он и сказал, что на берегу погибает наш второй помощник механика. Вот они и принесли меня в этот лагерь и там меня выходили.

            И вот мы идем в город Саратов. Мы шли пешком трое суток, не брав в рот ни крошки хлеба. Проходя по селам и деревням, просили у жителей хлеба, но они говорили, что у них и у самих нет его. На четвертые сутки пришли в Николаевскую Слободу, что напротив города Камышин. Там (в Камышине – К.В.) стоял пароход «Встречный», на который грузили имущество детского дома.  Директором детского дома была женщина, и она попросила нас помочь побыстрее погрузить имущество. Спешка была связана с тем, что в 10 вечера фашистские самолеты прилетают бомбить Камышин. Мы хоть и устали и проголодались, но сразу взялись помочь погрузить их имущество. После погрузки она накормила нас всех, и еще дала мешок сухарей. Сказала: «Это вам на дорогу». Ноги у некоторых из нас были поцарапаны, так как мы шли босиком. Мне же капитан парохода «Встречный» дал свои полуботинки. Фамилию этого капитана я, к сожалению не помню.

             Из Камышина мы пошли вверх по Волге. И ночью в районе села Золотое нас сильно тряхнуло, погас свет. Мы подумали, что снова бомбят, но оказалось другое. Сверху шел пассажирский пароход, и столкнулся со «Встречным» нос в нос. Речная обстановка, буи были сняты для соблюдения светомаскировки. У «Встречного» был пробит нос и правый борт в носовой части. Пароход тут же затонул, но неглубоко, так как под нами было мелко. Носовой трюм был затоплен, а в трюме были дети, которые спали на матрасах. Они на этих матрасах так и всплыли. Погибла только одна девочка, лет восьми, остальных удалось спасти. К «Встречному» подошел еще один пароход, под названием «Марксист». Мы пересели на пароход «Марксист», и на нем доехали до Саратова, где находилось наше пароходство. Там-то меня и направили на пароход «Гончаров», и ходили мы до города Сталинграда. Кстати, ходили мы на пароходе «Гончаров» как госпиталь непосредственно на передовую в город Сталинград, откуда вывозили раненых, пока Волга не покрылась льдом. 

             Вот и все, что я помню и могу описать…

           А это команда парохода «Иосиф Сталин»:
1.       Капитан Рачков Иван Семенович»;
2.       1-й штурман Строганов Алексей Григорьевич;
3.       2-й штурман Владимиров Александр;
4.       3-й штурман Янов Виктор Данилович;
5.       Боцман Роннов Павел (или Ронков- фамилия трудночитаема в рукописном тексте – К.В.);
6.       Матрос Пучков Виктор;
7.       Матрос Бузин Степан;
8.       Механик Жерихов Иван Иванович;
9.      1-й помощник механика Пантелеев Яков Игнатьевич;
10.    2-й помощник механика Самойлов Константин Георгиевич;
11.   3- помощник механика Степенков Александр;
12.   Милованов Михаил;
13.   Андронов Иван Дмитриевич;
14.   Сорокин Александр;
15.   Харитонов Петр;
16.   Чернов Степан;
17.   Мешков Анисим;
18.   Пискунов Иван;
19.   Пискунов Александр;
20.   Глухов Михаил…

А вот сказать о том, кто погиб и кто остался жив, я не могу точно. Рачков И. С. был найден на берегу Волги в 1943 году весной, его опознали только по документам. Из живых я видел только Жерихова И. И., Сорокина А., Мешкова А., Глухова М., Пучкова В., Бузина С., Пискунова А., Строганова А. Г… Но Строганов А. Г. умер весной 1943 года. Остальных членов команды парохода «Иосиф Сталин» я не видел.

На пароходе «Иосиф Сталин» пулеметчиков было только двое. 

Сам пароход «Иосиф Сталин» в 1943 году, весной, был отбуксирован в затон «Имени Молотова» 
(имени «40-й годовщины Октября» в городе Горький".

                                                                                                       Самойлов Константин Георгиевич.

       Дальше отец  продолжил службу  на теплоходе «Гончаров» (капитан Белодворцев Андрей Иванович), который был оборудован как госпиталь.                                                                                                                 

                   Приписан он был Главному  военно – санитарному управлению Красной Армии и ходил под № 54. Плавучий госпиталь принимал раненых с передовой линии фронта. Они тысячами располагались на берегу у воды, ожидая очереди на санитарные суда. Вместо 300 по норме нередко принимали по 1500 – 1800  человек. Всего «Гончаров» за навигацию 1942г вывез около 14000 раненых бойцов и командиров Красной Армии, совершив более 20 рейсов. Ходили в Сталинград, на передовую, до тех пор, пока Волга не покрылась льдом». 

                Отец мой, слава Богу, остался жив и долго еще работал на Волге. Был награжден медалью “За оборону Сталинграда”, Орденом Трудового Красного Знамени, удостоен звания Ветеран труда. Мой старший брат Владимир закончил Горьковское речное училище и первое время работал на  Волге на теплоходе “Дмитрий Пожарский”. Потом перешел на военный флот в Заполярье, служил в Североморске (Видяево) на минном тральщике командиром БЧ5.  Его сын также закончил мореходку и служил в торговом флоте на Камчатке.

             Отец  всегда брал меня с собой на всю летнюю навигацию  Я помню еще колесные пароходы, как спокойно и равномерно шлепали плицы по воде и солнечные блики расходились в разные стороны.   Нарядные пассажиры прогуливались по палубе, вечером собирались в кают-кампании возле белого рояля и красивые пары кружились в танце. Он всегда был рядом - спокойный, уверенный, надежный. Помню его друзей, боевых товарищей- Жерихова Ивана Ивановича, Белодворцева Андрея Ивановича  ( их династия, по-моему, и сейчас работает на Волге)

          Я помню  его руки – теплые, крепкие. Я сижу у  него на коленях, а  он мастерит  мне смешного человечка из картонки – потянешь за ниточку и он дергает руками-ногами. А какой волшебный домик со слюдяными оконцами в заснеженном, новогоднем лесу мы с ним делали вместе!  Он не пел мне колыбельных –  он читал мне стихи. Я слышу  его спокойный, тихий голос,  его интонации:… «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…». Когда мы гуляли по лесу,  он дарил мне букетик из веточек земляники.  Он выбирал самые крупные и спелые ягоды, нагретые жарким солнцем. Я помню их запах!     А ромашки!  Три простых, полевых цветочка – он протягивал их мне и просто клал руку на голову.   Он прогонял от меня гадюку и учил не бояться ужей.  Он учил меня пить воду из родника ладошкой.  Он учил меня управлять парусом и не бояться ветра и волн.  Он учил меня быть сильной, честной, не ныть и не жаловаться, не предавать друзей, уважать людей и чужой труд. Я скучаю по нему…