Это моя мама. Она родилась в г. Дорогобуже 16 августа 1925 г.  Настоящее ее имя - Люсьена Ганианс. Ее мама, Александра Григорьевна, (моя бабушка) родилась 31 мая 1895 года, была из семьи купцов Черножуковых, хорошо известных в Смоленске и Петербурге. Бабуля знала 5 языков, на двух свободно говорила, прекрасно рисовала, играла на рояле и гитаре. Её муж Михаил Ганианс был значительно старше, происходил из семьи потомственных военных. Его родных в Отечественную войну 1812 года угнали во Францию, в г. Лион, где он родился и долгое время жил. Потом он приехал в Россию, учился в военном заведении, служил в царской армии в чине полковника, потом стал начальником уголовного розыска г. Дорогобужа, потом Самары, а потом и Петербурга. Михаил отлично играл на рояле и прекрасно пел. Даже подумывал о карьере певца. В 1917 г поддержал  большевиков, активно с ними сотрудничал. Однако потом  разочаровался в них и во время мятежа в Одессе в 1925 году был расстрелян за контакты с англичанами.

Его беременную Шурочку друзья  семьи быстренько спрятали у родных в Дорогобуже, предварительно оформив ей фиктивный брак с другом семьи Василием Щетининым. Там и родилась моя мама. Ее назвали Люсьеной - в честь бабушки Михаила. Шурочка очень любила своего Михалик и не верила, что его больше нет и все время молилась за его здоровье и ждала его. Но Дорогобуж город провинциальный и тайну в нем хранить трудно. И бабуля с маленькой Люсенькой переехала обратно в Петербург.  Друзья Михаила выделили им комнату на Невском и устроили Шурочку нянечкой в детский садик. Но кто-то из арестованных друзей Михаила не выдержал и выдал их. И опять начались скитания. Потом Друзья купили им полдома в Автово (ныне ул. Морской Пехоты, д. 4) и жизнь встала в нормальное русло. Из Дорогобужа была выписана  бабушка, Черножукова Васса Антипьевна, для помощи по хозяйству. Александра Григорьевна преподавала местным ребятишкам музыку, живопись и французский язык. В сободное время писала картины, которые Васса Антипьевна продавала на местном рынке. Люсенька была  прилежной ученицей, и заводилой у местных ребятишек. От бабули мама унаследовала талант к рисованию, а от Михаила - прекрасные музыкальные способности и шикарный голос. Потом, на лесозаготовках под Тихвином, она с девчонками бегала в деревню Астрача, играла на гитаре и пела для солдат, уходящих в бой. И плакала потом, потому что знала, что никто из них больше не вернется. А они отдавали  еду, которую девчонки и мама переправляли с оказиями в Ленинград для родных. Позже, после войны мама на своем заводе руководила инструментальным ансамблем и ездила с концертами по области.

Летом 1941 г советский политрук дал им час на сборы и велел бежать к Кировскому заводу на кордон - немец вступал в Автово. Тех, кто не хотел бежать, политрук расстреливал на месте. Схватили, что смогли и побежали. А сзади рвались снаряды и свистели пули. Там уже была линия фронта. ДОТ стоит до сих пор. На кордоне пропускали не всех. Двое суток они просидели под открытым небом и пили кипяток из прабабушкиного самовара, сшив на забранной из дома зингерской машинке два одеяла для шатра... Потом их пропустили и они поехали в Коломну, к Египетскому мосту, где друзья Михаила выхлопотали им комнату. Это была детская в доме  пивного заводчика Усачева. Ныне это переулок Макаренко, д. 14. Я хорошо помню эту комнату и необыкновенной красоты лепнину на потолке,  огромную ванну на львиных лапах и очень красивые резные дубовые двери. Я там родилась и прожила 22 года до замужества. В квартире жили артисты Мариинского театра и еще три семьи беженцев. Они потом все умерли от голода. Выжили только Татьяна Петровна Рудакова и бабуля. Они объединились и топили буржуйку нотами на вощеной бумаге, книгами и мебелью, которая находилась в их комнатах. Мама говорила, что эта мебель была дубовая, резная, очень удобная и очень красивая. А ноты и  старинные книги было так жалко, что бабуля и Татьяна Петровна плакали, когда топили ими печку.

Когда разбомбили Бадаевские склады, бабуля с мамой ходили туда и сгребали сладкую землю, отстаивали её и получался сироп. А часть откладывали про запас. Этот запас тоже помог им выжить. Маму пригласили учиться в Академию Художеств, но она, отучившись месяц, ушла на завод токарем (завод и сечас стоит на наб. Черной Речки, д. 41, только сейчас там половину занимает бизнес центр). Тогда на заводе давали рабочую карточку - 500 г хлеба, а в Академии только иждивенческую - 250 граммов.

Бабуля была против, когда маму глубокой осенью 1941 с завода мобилизовали на лесозаготовки в Тизвинский леспромхоз.  Брат бабули Пётр Грирорьевич Черножуков уже воевал  в разведке на Волховском фронте, сын Михаила - Николай Ганианс воевал на Балтике. Сестра Ольга Григорьевна ушла добровольцем и пропала без вести, все друзья Михаила мужского пола ушли на фронт. Не вернулся никто. Сама бабуля работала грузчицей в порту, больше никуда не брали - война. Но мама всё равно уехала. Думала - бить фашиста.

Их привезли недолеко от деревни Астрача, что под Тихвином; поселили в холодные бараки, дали в руки топоры - сучки обрубать, политрука и жесткую норму выработки: не выполнишь план - всё звено не получит паек. Ночью  лес валили зеки, а утром и до вечера -  40 девочек. Холод, голод и страх. Маме дали коня Пойгу - бревна на станцию отвозить. Ох, и норовистый был конь! Никого не подпускал, не слушался, лягался и кусался. Через 3 дня политрук сказал маме: "Если к утру не справишься с конем, то пустим его на мясо - будет от него польза. Или я тебя расстреляю за саботаж". Мама всю ночь плакала и с конем разговаривала. А утром он разрешил себя запряч и поехал с мамой на станцию. И они очень с Пойгой подружились. Слушался он только маму, и если его брали для других нужд, то звали Лисёночка - Пойгой управлять.  Мама не доедала свой сахар и и носила коню. А конь овёс свой до конца не доедал и мама с девчонками в бараке перемалывали его и пекли на буржуйке лепешки. Так и работали. С той поры у мамы только одна почка была, вторая не функционировала - надорвалась. А потом коня забрали для армии, а девчонок перебросили в Кобону регулировщицами на Дорогу Жизни.

В любую погоду они стояли по всей трассе с флажками днём, со скрытыми фонарями - ночью. Если маскировку нарушишь или  фонарь не скроешь, то могли  расстрелять. Мороз, ветер, бомбёжка - всё равно надо стоять. Им солдатики из маск-халатов палатки сварганили, с убитых ватники поснимали и на лёд побросали, чтобы девчонкам на материк лишний раз не бегать и поспать побольше. А мороз под 40 градусов. И спали как убитые.

 Мама заболела, когда не смогла спасти никого из подбитой полуторки. В ней перевозили маленьких детей, видимо садик или ясли. Дети маленикие, не понимают ничего, так под лёд один за другим и ушли молча, только глазенки таращили. А одна женщина с грудничком на руках всё же уцепилась за мамину руку, молча держалась за неё и смотрела на маму, а ребёночек уже захлебнулся.  А у мамы сил не хватает их вытянуть. Эта женщина  под лёд уходит, маму за собой тянет и молча смотрит большущими красивыми глазами. Мама уже в воде была, когда какой-то офицер подбежал, маму выхватил и руку той женщины отцепил. А она под воду уходит и из под воды всё смотрит-смотрит...

Мама пролежала в жару и бреду почти 5 суток в палатке на льду  Ладожского озера в трёх км от берега. Её выходила подружка Катя. Спасибо ей!. И мама снова встала на пост. С тех пор у неё при малейшем волнении подскакивало давление и защемляло сердце.

К лету их снова перебросили на лесозаготовки под Волхов. Там она заболела какой-то инфекционной болезнью типа тифа и её выкупила бабуля и долго потом лечила. У бабули было много золотых украшений - подарки от её Михасика (он её безумно любил).  Они, побрякушки эти, и спасли  жизнь в трудные минуты: когда  прятались с Люсенькой по углам, когда хоронила сына своего  Михаила, когда лечила раненего брата Петра, когда выхаживала Татьяну Петровну, когда спасала от голода жену друга Михаила - Полину, когда отморозила руку, потому что упала в Фонтанку, когда набирала воду и долго на могла встать, когда сама слегла от голода и её отстранили от работы в порту, поменяв рабочую карточку на иждивенческкую. Бабуля  тушила на крышах зажигалки, ходила в патрули, водила чужих детишек в бомбоубежище.

Выздоровев,  в 1946 г , мама вернулась на свой завод токарем 6-го разряда, окончила техникум, вышла замуж,  стала технологом и проработала на этом заводе до пенсии.

Бабуля восстановилась в порту, её приняли в охрану,  дали оружие и сделали начальником охраны, откуда она тоже ушла на пенсию.  Но рука, отмороженная в блокаду, работала плохо до конца жизни . Бабуля, ранее сказав, что к ней приходил её Михалик и позвал к себе, так она скорее  к нему пойдет,  ушла в 1969 г.,  а мама скончалась 27 мая 2005 г. после инсульта, не дожив четырех месяцев до  своего 80-ти летия.

Они, моя мама и бабуля, были открытыми людьми, верными и мужественными. Они умели любить и радоваться простым вещам в жизни  Они обе любили и ценили жизнь.  И учили этому своих детей. Вечная им память.