Лагерь военнопленных был построен в июне 1940 года на окраине деревни Альт-Древитц в 6 км от крепости Кюстрином.
(сейчас - Drzewice, одного из районов города Костшин-над-Одрой, Польша, около 80 км к востоку от Берлина)
Первоначально лагерь служил местом содержания нескольких тысяч солдат и унтер-офицеров из Польши, Франции, Великобритании, Югославии и Бельгии.
С 1943 г. также итальянские военнопленных поступали в лагерь.
Советские военнопленные стали поступать в лагерь в июле 1941 года. Для их содержания была отведена отдельная территория.
По имеющимся на сегодняшний день данным, в лагере погибло свыше 12 тысяч военнопленных (убиты или умерли от голода). Большинство военнопленных солдат были отправлены работать в промышленности и на фермах в Бранденбурге .
Хронология:
Июнь 1940: лагерь был построен в 6 км от Кюстрина для бельгийских и французских военнопленных, прибывших из Франции.
Май-июнь 1941 года: югославские заключенных и британские заключенные прибыли после Балканской компании .
Июль 1941: прибыли советские военнопленные, плененные во время операции Барбаросса. Они содержались в спецусловиях и голоде, им не предоставлялось лечение. Тысячи из них погибли от голода и болезней.
Сентябрь 1943: прибыли итальянцы, которые были интернированы по причине итальянского перемирия.
Сентябрь 1944: прибыли первые американцы, попавшие в плен в результате провала операции Market Garden или во время наступления армии США в Германии.
1 декабря 1944: в лагере находятся 2036 американцев, 631 бельгийцев, 1416 англичан, 17 568 французов, 1,046 итальянце, 2 поляка, 1591 сербов и 13 727 советских военнопленных.
Декабрь 1944: прибыли американские военнопленные, взятые в плен в битве при Балге, Арденны.
31 января 1945: лагерь был освобожден Красной Армией .

Из воспоминаний узника лагеря (не деда):
"... В декабре 1941 года меня привезли в Германию под город Кюстрин, в лагерь «III-C», где мне повесили нагрудный знак 15624 и направили в так называемый «лазарет», расположенный внутри лагеря и отгороженный от остальных блоков двумя рядами колючей проволоки. В «лазарете» было 8 бараков: 2 барака для службы лазарета и 6 для размещения больных, по 250 человек в каждом. Меня разместили в барак «С», где инфекционные больные и раненные находились вместе. Медицинскую помощь не оказывали. На нас проводили эксперименты. Вводили шприцем в левую грудную мышцу и в вену какие-то препараты. Каждую неделю мы сдавали по 2-3 пробирки крови, а один раз в месяц у нас брали кровь до 1 стакана. За время пребывания в «лазарете» я перенёс сыпной и брюшной тиф. В лазарете царили холод (окна запрещалось закрывать и ежедневно увлажнялся пол), голод (утром давали желудевый кофе, в обед «суп» из неочищенной брюквы на воде). Хлеб выдавался по норме 1 буханка на 12 человек в день. По ночам зверствовали два немецких охранника, которые за надуманные нарушения забивали «штрафников»-больных, а утром санитары выносили мёртвые тела. В целях ещё большего увеличения смертности в «лазарете» оборудовали специальную комнату, где замораживали ещё живых «штрафников». Смертность в «лазарете» была очень высокой. Наконец, в марте 1942 г. началась выписка «выздоровевших» больных, а проще говоря, выживших. Нам на левой руке накололи номер, соответствующий нагрудному знаку и зачислили в рабочие команды лагеря. Я был назначен на работу в баню. Баня служила санпропускником для вновь поступающих пленных и постоянно обслуживала как и постоянно проживающих в лагере, так и прикреплённые к лагерю команды работающих на фабриках, заводах и сельхоз-фермах. Я должен был обслуживать душевую с последующей дезинфекцией. Душевая и комната для санобработки представляли собой маленькое помещение, где ежедневно по 16-18 часов, а иногда и сутками, приходилось дышать тяжёлыми парами, исходившими от грязных тел и едких дезинфицирующих растворов. При этом мне, как и другим работникам бани запрещалось покидать свои рабочие места в течении всей смены, а также вступать в разговоры с пленными, не работающими в бане. Так я проработал до сентября 1944 года. В сентябре 1944го меня и моего напарника арестовали за то, что мы вступили в недозволенный разговор с прибывшими из штрафного барака пленными, и отправили на каменный карьер, который размещался под Берлином, в местечке Рюдэрсдорф. Мало кто мог выдержать это наказание и не умереть. Мне приходилось киркой отбивать каменные глыбы от скалы, измельчать их, грузить в вагонетку ёмкостью 0,75 куба и отвозить её до подъёмника. Норма у нас была 35 вагонеток на двоих в смену. За невыполнение следовало наказание розгами. К концу ноября 1944 г., доведённый до полного изнеможения я должен был погибнуть. Но меня спасли двое. Русский военнопленный доктор Синяков Георгий Фёдорович, который начал работать в лазарете, и немец-переводчик капрал Гельмут Чахер. Благодаря им меня перевели обратно в лагерь и поместили в отдельный бокс для больных туберкулёзом, куда немецкий персонал старался не заходить. Всё это стало возможным потому, что к концу 1944го изменилось положение на фронтах, и нам, пленным, сделали послабления. Так появились первые русские врачи из числа пленных, хлеб стали давать ежедневно из расчёта 1 буханка на 6 человек и др. В марте 1945 года я бежал, соединился с передовыми частями Советской Армии. ..."