Моя бабушка, Шведова (в девичестве Носова) Прасковья Николаевна, (1898-1991) получила медицинское образование еще в начале Первой мировой войны. Медиков в Твери катастрофически не хватало. Увлекаемая патриотическим порывом, она поступила на ускоренные курсы сестёр милосердия при губернской Земской больнице, которые с успехом окончила в октябре 1914 г. и сразу поступила работать в госпиталь, организованный с помощью «Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам» при школе Максимовича.
Великая Отечественная война застала застала мою маму в Москве, где она училась в Гнесинском институте (и жила в студенческом общежитии), а.бабушку - в Калинине (так переименовали Тверь), где она работала медсестрой в Центральной Городской больнице, превратившейся в военный госпиталь. 13 октября 1941 года немецкая авиация совершила налет на Калинин и пригороды. Одна из бомб попала в поезд, вагон загорелся, а машинист не мог остановиться, чтобы не разбомбили весь поезд. От скорости и ветра пламя перекинулось на следующие вагоны, в которых заживо горели люди. Обожженных людей привезли на грузовиках в госпиталь. Многие были похожи на головешки. Часть их умерла в первые же часы. Всех, кто не был безнадежным, медики обрабатывали и бинтовали, бинтовали, не прерываясь на еду и сон. 14 октября 1941 года немецкая пехотная дивизия уже вступала в Калинин. Жители в спешке покидали город, а врачи и медсестры больницы до последней минуты пытались помочь людям. Бабулина родная сестра, Полина Николаевна, прибежала в госпиталь, схватила бабушку и буквально силой потащила её к выходу: они обе были членами партии, а немцы зверски расправлялись с партийными в первую очередь. Сестры бежали, оставив в Калинине свои квартиры и всё своё имущество. Бабушка вообще не смогла зайти домой, а Полина Николаевна успела взять только документы (свои и бабулины) и заварочный чайник, завязав всё это в шаль. (Бабушка называла Полину Николаевну «чаёвницей», - она без чая жить не могла. Шаль им очень пригодилась: они под ней обе укрывались в холодные ночи). Поэтому после войны в нашей семье ничего не осталось от «прежней жизни». (Мне больше всего жалко, что не сохранились семейные фотографии прадедов и прабабок с детьми, бабушкины детские и более поздние фото, где она в форме сестры милосердия, - всё это пропало. Остались только 2 малюсенькие фотографии, запечатлевшие бабушку и её сестру в молодости).
Через 3 дня боёв немцы полностью захватили Калинин. Началась оккупация, во время которой были замучены и убиты сотни людей. Досталось и нашим родственникам. Троюродного маминого дядю Сергея (отчество и фамилию не помню), найдя у него партбилет, гитлеровцы показательно казнили на площади: они вырезали ему на спине, до самых костей, большую звезду и бросили истекать кровью. Помочь ему под страхом расстрела запрещалось. При отступлении немцы были особенно злые и зверски уничтожали гражданское население. Одними из жертв стали пожилые тёти моей бабушки, Феодосия Андреевна и Александра Андреевна, которых фашисты в лютый мороз выгнали из дома в легких домашних платьях, штыками загнали их в баньку и заколотили дверь и окно досками. Наутро, когда немцы ушли, соседи нашли их замерзшими, прижавшимися друг к другу. Их похоронили на кладбище в Пушкино.
Позже подсчитали, что в Калининской области было убито более 2500 человек, в их числе – 15 грудных детей, а также подростки, женщины и старики. Сотни людей были угнаны в рабство.
И это не был произвол кого-то из немецких офицеров, а было исполнение приказа Гитлера под кодовым названием «Мрак и туман»: «Нам не достаточно разбить русскую армию и захватить Ленинград, Москву. Мы должны стереть с лица земли эту страну и уничтожить ее народ».
Бабушка и Полина Николаевна пешком шли в сторону Москвы. По дороге их чуть не убили: раздался противный ноющий гул, и показался немецкий самолет, летевший очень низко. Они успели спрятаться под большой густой елью до того, как он дал по ним очередь. На сестер посыпались ветки раненого дерева, а сами они чудом остались невредимы. Бабушка вспоминала, как они мёрзли по ночам, голодали.
Сестры не дошли до Москвы 40 км, когда мою бабушку, Прасковью Николаевну, приняли на работу по специальности - медсестрой в Военный госпиталь у станции Зеленоградская Пушкинского района Московской области. Госпиталь был организован в Доме отдыха № 8 ВЦСПС. Бабушке, как беженке, сразу же дали от работы жильё, всю необходимую мебель и посуду. Дом, в котором она получила комнату, был рядом с госпиталем. Вода – из колонки, печное отопление, но кругом – дивная природа. А Полина Николаевна отдохнула и продолжила путь в Москву, где она также была сразу принята на работу.
, Бабушка работала в госпитале медицинской сестрой, лечила раненых, делала им перевязки, физиотерапевтические процедуры. Знакомые вспоминали, что она излучала доброту: всегда ласково поговорит с ранеными, их прилипшие бинты, прежде чем снять, терпеливо отмачивала, (никогда не отдирала рывком, как делали некоторые медсестры для экономии времени). Уколы она делала безболезненно, вводила лекарство медленно, чтобы не образовывались уплотнения. Если человек от слабости или из-за ранения не мог сам написать письмо, она писала под диктовку и сама отправляла, и т.п. Поэтому раненые ее очень любили. Бабушка хорошо ладила и с сотрудниками, так как имела в характере смиренье и приветливость.
Моя мама, Шведова Вера Сергеевна, давала для раненых в госпитале концерты, и её поражало, как внимательно они слушали классическую музыку.
Бабушку наградили двумя медалями: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.». (Сами медали, к сожалению, потеряны, осталось только удостоверение к одной из них).
С 1945 года Госпиталь снова стал Домом отдыха.Территория с парком и прудом вокруг Дома отдыха являлась бывшей помещичьей усадьбой и была очень красивой.
Я летом из Москвы приезжала к бабушке и бóльшую часть летних каникул провела среди этих красот, которые в то время еще сохранялись: здания регулярно ремонтировали, красили, в парке были дворник, садовник и т.п. Туда даже приезжал отдыхать Н.С.Хрущёв. (В 90-е годы усадьба была загублена некой мошеннической строительной компанией, которая взяла огромные кредиты и, якобы, «освоила» их. На самом деле они смели бульдозером весь парк и старинные постройки; вчерне поставили многоэтажную коробку (видимо, для отчета перед какой-то комиссией), - без коммуникаций, без отделки и сантехники; выпустили воду из большого пруда, который перестал существовать, и убежали с бóльшей частью денег - кто в Израиль, а кто – в Америку. Эти деятели, которые хозяйничали в стране при еле живом, тяжело больном Ельцине, успели испоганить и страну моего детства).
В Дом отдыха приезжали как обычные труженики, так и инвалиды войны. Я помню, какое тяжелое впечатление производили на нас, маленьких детей, бывшие танкисты, получившие в войну тяжелые ожоги: лица – как натянутые маски, почти без носа, у некоторых были ампутированы кисти рук. Мы смотрели на них со страхом и жалостью. Были люди без ног, передвигавшиеся на низких тележках. Они отталкивались от земли деревянными брусками, которые были у них в руках. Были люди с безжизненными стеклянными протезами вместо глаза, чтобы не было проваленной глазницы. То есть, я ребенком увидела, что может сделать с человеческим телом война. Меня удивляло, что эти искалеченные люди не разучились радоваться жизни: у кого были ноги – танцевали с местными девушками на танцплощадке, у кого были руки – играли в "кольцеброс", в шахматы, рассказывали друг другу анекдоты, шутили.
Когда бабушка вышла на пенсию, бывшие сотрудники её помнили, при встрече приветливо с ней здоровались и останавливались поговорить. Мне тоже кое-что перепадало от хорошего к бабушке отношения: поварихи часто угощали меня свежеиспеченными сладкими булочками или ватрушками, которые оставались не взятыми после полдника.
Моя бабуленька была добрым самоотверженным человеком. Это проявлялось во всём. Она рано вставала, готовила нам завтраки, обеды и ужины, мыла посуду, ходила в магазин за продуктами, стирала, подметала пол, - весь дом был на ней. Она всё делала спокойно и радостно, и я в детстве буквально купалась в лучах её доброты. Зеленоградское было моим земным раем. То Зеленоградское, которого теперь уж нет – это и есть моя малая Родина.