Сегодня в рамках акции «Бессмертный полк» я размещаю информацию о своём отце – Борисе Сергеевиче Скворцове.
У людей моего поколения родители зачастую не воевали – в годы Великой Отечественной они были ещё чересчур молоды. Исключение составляли те случаи, когда мои сверстники были поздними детьми. Лично я оказался даже очень поздним - когда я родился, моему отцу уже исполнилось 50 лет.
Борис Сергеевич Скворцов был сыном офицера царской или, как он подчёркивал, русской армии. Собственно, в нашей семье почти все мужчины на протяжении нескольких столетий были профессиональными военными – граничарами (что-то вроде казачества, охранявшего границу с Турцией, которая контролировала тогда почти все Балканы) на территории нынешней Хорватии, запорожскими и кубанскими казаками, офицерами русской армии. Первый мой предок по линии именно Скворцовых, о котором нам что-то известно (кстати, как и меня, его тоже звали Сергеем), был как раз офицером – из Москвы его сослали на Кавказ за дуэль, на которой он отрубил сопернику ухо. Это произошло примерно двести лет назад.
Однако мой отец не испытывал особого интереса к воинской службе. Правда, у него была сильная близорукость, к тому же из-за анкеты попасть ему в военное училище было тогда затруднительно  - сразу после революции детей царских офицеров туда брали неохотно - хотя, в принципе, и возможно. Брат моей бабушки по другой, материнской линии, сын войскового старшины (подполковника) казачьих войск в конце 20-х годов всё же поступил в советское военное училище и закончил службу полковником Советской Армии.
Вообще меня раздражает, когда невежественные журналисты пишут о том, что кого-то арестовали или даже расстреляли, видите ли, «за дворянское происхождение». На самом деле такого не было, хотя определённые ограничения всё-таки существовали. В частности, отец с детства мечтал стать врачом, но в медицинский ему почему-то дорога была закрыта, а вот на техническую специальность он поступить мог. Он так и сделал, предварительно проработав три года рабочим-электриком.
Дипломную практику отец проходил в Самарканде, где чуть не стал жертвой басмачей. Вместе с одним из коллег он прогуливался неподалёку от нефтепромыслов, где и проходил практику, когда вдруг показалась группа всадников – по его словам, одетых в какое-то рваньё, но с новенькими английскими винтовками. Надо сказать, отец не растерялся и предложил своему спутнику изобразить из себя мелиораторов – этих специалистов басмачи не трогали.
Они быстренько достали логарифмические линейки, которые как большую по тому времени ценность всегда носили с собой, и с деловым видом принялись что-то обсуждать, изображая, будто изучают местность. Басмачи подскакали к ним вплотную, постояли, глядя на деятельность «мелиораторов», и молча ускакали восвояси.
В 1932 году отец по семейным обстоятельствам переехал в Тулу, где и прожил большую часть жизни, занимаясь электрооборудованием шахт. Разумеется, в тот момент ему и в самом страшном сне не могло привидеться, что этот город ему придётся защищать.
Началась Великая Отечественная война, но отца на военную службу не призывали (правда, как я уже писал, у него была сильнейшая близорукость – минус восемь). В октябре 1941 года, когда немцы подошли к Туле, он сам пошёл в военкомат, чтобы спросить, что же ему делать. Стали искать его личное дело и… не нашли – видимо, какой-то нерадивый работник его куда-то засунул. Тогда отцу, по его словам, предложили на выбор два варианта: или эвакуироваться, или пойти в народное ополчение.
Как рассказывал отец, он рассудил так: «Здесь мой дом, здесь моя мать. Как же я могу отсюда уйти?». И записался в один из истребительных батальонов Тульского рабочего полка.
Ситуация была очень тяжёлой – в тот момент в городе не осталось никаких боеспособных частей, кроме наспех сформированного Тульского рабочего полка и полка НКВД, в принципе не предназначенного для ведения боевых действий. Плюс зенитчики, о которых я ещё напишу. Отец рассказывал, как по городу ездил единственный танк, причём танкист страшно ругался - вот, дескать, везде всё перекопали (видимо, к обороне готовились на совесть).
Кроме стойкости и мужества, защитники Тулы мало что могли противопоставить наступавшим силам немцев (в состав которых, между прочим, входила танковая армия Гудериана). Первыми в бой вступили зенитчики под командованием лейтенанта Волнянского, украинца из Сумской области, которые использовали свои орудия против танков. Особенность зенитных пушек такова, что на выходе из ствола снаряд имеет очень большую начальную скорость, поэтому при попадании в танк у того буквально сносит башню. Зенитчики тогда нанесли немецким войскам серьёзный урон, за несколько часов боя уничтожив 14 танков. Гудериана они остановили, но и сами понесли большие потери – в частности, погиб и сам лейтенант Волнянский.
Танкисты Гудериана ещё несколько раз пытались взять город с ходу, но все их атаки были отбиты. А вот с подоспевшей немецкой пехотой пришлось иметь дело ополчению и полку НКВД.
Тульский рабочий полк был сформирован из тех людей, которые не подлежали призыву – пожилых людей, инвалидов, безусых юнцов, были даже явные уголовники (советская «малина» тогда действительно «врагу сказала «нет»»). Воевать они были не обязаны, но в почти безнадёжной ситуации совершенно осознанно и добровольно решили бороться с врагом до последнего. Мало кто из ополченцев когда-либо держал в руках оружие, но боевой дух был очень высок.
Как рассказывал отец, им выдали из арсенала старые французские винтовки, у которых затвор располагался как-то необычно – в бою они были очень неудобны. Когда враг пошёл в атаку, ополченцам стали командовать «трубка такая-то, прицел такой», но, увы, большинство из них не имело понятия, что это значит. Стреляли просто по силуэтам и плохо попадали. Впрочем, первую атаку они отбили, а «своего» немца отец застрелил почти в упор уже потом, когда они сами «ходили в атаку».
Отец не раз повторял, что в бою самое страшное, когда кто-то начинает кричать «измена». При этом он никогда не говорил о том, что слышал это лично, и я даже, помнится, мысленно (вслух я ничего подобного не произносил, так как отца очень уважал) укорял его за то, что, дескать, человек рассуждает о том, чего сам не испытал. И лишь много лет спустя, читая материалы по обороне Тулы, я понял, что, увы, это он всё-таки испытал. Ни в какие атаки Тульский рабочий полк не ходил, это была контратака, состоявшаяся после беспорядочного отступления. Под мощным натиском немцев ополченцы, поддавшись панике, бежали, но, быстро придя в себя, отбили назад прежние позиции.
Был момент, когда отец едва не погиб - его тяжело контузило при обстреле. Он не подавал признаков жизни, и похоронная команда уже грузила его на телегу, когда он, к счастью, застонал. Ни о какой квалифицированной медицинской помощи в тот момент не могло быть и речи, несколько дней отец просто отлёживался, но, что интересно, особых последствий для здоровья эта контузия не имела - он прожил до 85 лет.
До и после войны отец в общей сложности несколько десятилетий проработал в институте, занимавшемся проектированием шахт Подмосковного угольного бассейна – «Мосбассгипрошахт». Когда же в Тульском политехническом институте была создана кафедра электрооборудования шахт, отца пригласили её возглавить. Доцентом ТПИ он проработал больше тридцати лет. И даже выйдя на пенсию, продолжал консультировать дипломников (помню, как они приходили к нему домой), отказавшись от этого лишь перед самой смертью.
Борис Сергеевич Скворцов умер 23 апреля 1991 года, на следующий день после своего дня рождения, прожив почти ровно 85 лет. По воле судьбы он стал инженером (о чём, впрочем, никогда особенно не жалел), достигнув в своём деле значительных высот. Но когда в жизни страны настал самый тяжёлый момент, он, уже тогда являясь высококвалифицированным специалистом, без раздумий взял винтовку и пошёл воевать рядовым бойцом.
Я глубоко уважаю отца за то, что он так поступил. Ведь тогда он не просто имел законное право, что называется, «откосить» от фронта, а, в общем-то, обязан был это сделать. Несмотря на рассказы о том, как ему предлагали на выбор два варианта, похоже, что на самом деле всё же существовал лишь один полностью законный вариант – иначе за отказ эвакуироваться отцу потом не грозили бы судом и ему не пришлось бы писать объяснение, копия которого до сих пор хранится в семейном архиве.
Так что, если бы он не пошёл воевать, никто был бы не вправе его за это упрекнуть – никто, кроме собственной совести. Либералы любят рассуждать о заградотрядах, благодаря которым «Советы» якобы и выиграли войну с Гитлером. Но как же тогда быть, например, с сотнями тысяч бойцов народного ополчения, которые в тот момент, когда вокруг всё рушилось, абсолютно добровольно пошли на фронт, выстояли и победили? Ведь их-то никакие заградительные отряды на войну не гнали!
Нет, господа, без массового героизма, который проявил наш народ – рабочие, крестьяне, интеллигенция - победа в Великой Отечественной войне была бы попросту невозможна. И сегодня, 9 мая, мы отдаём дань уважения, восхищения и благодарности всем, кто добыл для нас эту великую победу. Здоровья и долгих лет ныне живущим, светлая память тем, кто не дожил до сегодняшнего дня.