Мой отец, Борис Амвросьевич Сметанин являлся инвалидом ВОВ. Первые минуты войны он испытал в Брест-Литовске. Ниже я привожу его письмо писателю Сергею Сергеевичу Смирнову – автору книги «Брестская крепость». Стилистику и орфографию письма сохраняю.

«Уважаемый Сергей Сергеевич, здравствуйте!

Пишет Вам бывший фронтовик Сметанин Борис Амвросьевич, проживающий в селе Соболево Соболевского района Камчатской области (ул. Советская, 15-б). Вас вероятно удивит это письмо, но пользуясь случаем, что меня попросили с Камчатского областного архива поделиться воспоминаниями о начале войны в Бресте для нового сборника я решил откликнуться и на Вашу просьбу.

Я с большим волнением читал Вашу книгу «Брест», слушал по радио Вашу просьбу (наверное запись) откликнуться с воспоминаниями встретивших войну в Бресте, правда в книге в основном описывается о крепости, скользем т.е. мало описано о Южном городке, который кстати был расположен неподалеку от крепости. Не описывается совершенно о том, какая часть дислоцировалась в Южном городке, кто были командиры, так как я служил в Южном городке и нам досталось в первые минуты начала войны ничуть не меньше чем самой крепости, потому что немцы били нас из артиллерии из-за Буга прямой наводкой так как городок был для немцев как «на ладони» для обстрела, почему наша часть и была выведена из строя в самые первые минуты начавшейся войны, утерявшая  всякую способность к сопротивлению. Писать, Сергей Сергеевич, о начале войны в Бресте не хотелось просто на просто из-за того, что ничего мы в те минуты, в то время предпринять не могли и ничего для защиты границы не сделали, вот это самое страшное, скорбное отступление из Бреста от границы до сих пор гнетет меня, хоть знаю,  что это не только моя вина и отступал не один я, а тем не менее этот отпечаток навсегда остался у меня на душе. На днях я смотрел кинофильм «Переходной возраст», где Вы снимались как писатель и мне стало совестно перед Вами, что Вы по крупицам собираете все эти воспоминания о начавшейся войне и вообще о войне, а я до сих пор не осмелюсь описать о том, что пришлось нам пережить в первые минуты начавшейся войны, о первых днях отступления от границы. Вот только не знаю, Сергей Сергеевич, насколько Вас заинтересуют мои воспоминания и насколько они будут полезны, ну раз взялся то опишу все по порядку.

В РККА мы были призваны из вышеупомянутого села Соболево в октябре 1940 г. Со мной были призваны мои сверстники Пермяков Михаил Иванович рождения 1918 г. (на год старше меня, я с 1919г.) и Скалин Иван Титович (с 1920 или 1921 г.), из соседнего села Русь Агапов Иван Кондратьевич, Глызин Александр, Климовский Анатолий (все почти с этих же годов), у всех остались  жены, родные. Службу мы проходили на Дальнем Востоке в Амурской области станция Шимановская в 70-м стрелковом полку до 24 апреля 1941 г. 24 апреля 1941 г. по боевой тревоге нас почему-то выборочно с полка собрали в один батальон и доставили на ж.д. станцию,  откуда мы только 26 апреля погрузились в вагоны и повезли нас на Запад, разумеется никто из нас не знал, куда нас везут. Везли нас долго, уже пересекли Украину и 13 мая 41 г. во Львове выгрузили часть нашего эшелона. Во Львове остался мой земляк Скалин Иван, с которым мы распростились и больше не виделись, мы не знали его адреса назначения, а он не знал куда повезли нас. Наконец 14 мая 1941 г. мы прибыли в Брест-Литовск, это была наша конечная остановка. С вокзала мы погрузились в машины и нас привезли через Муховец (река ) на территорию Южного городка, где в то время находилась ЛТБ-29 (легкотанковая бригада), так она называлась до нашего прибытия и только перед нашим приездом ей был присвоен новый номер 6493 или 6463 (уже запамятовал). Командиром ЛТБ-29 был генерал-майор Пуганов , а начальником штаба был полковник Медведев. Я вместе с Пермяковым Михаилом попал в один стрелковый батальон, только в разные роты и в одну казарму или так называли не казарма, а корпус, я на нижнем этаже, он на втором этаже. Агапов, Глызин и Климовский попали в другой батальон и находились в другом корпусе за 400  м от нас. 17 мая 1941 г. я был вызван с полевых занятий в штаб батальона, где кроме нашего командира находился капитан, который особенно интересовался моей биографией, откуда я родом, кто родители, где и как я проходил действительную службу, моей гражданской специальностью (по специальности я бухгалтер), после мне капитан объявил, что с 18 мая я буду нести службу писаря и заведующий хискладом у начальника химслужбы при штабе ЛТБ-29. Теперь моим непосредственным начальником стал этот же капитан Черный Иван Кузьмич. Служба моя проходила нормально и в начале июня я уже раз продежурил при штабе помощником дежурного (в это время командный состав из штаба выезжал на учения). В моем складе получали и обменивали пришедшие в непригодность химснаряжения 16 полков разных родов войск. Мне предложил капитан Серный И.К. из стрелкового батальона перейти в комендантский взвод, где располагались все писари штаба и завскладами, но я попросил разрешения капитана остаться при стрелковом батальоне со своим земляком и кстати командир батальона не возражал и я остался, собственно только в этом корпусе ночевал, а день находился на работе.

Разговоры о войне среди командного состава штабистов стали появляться почти с начала июня и особенно часто стали слышны, но как то отвлеченно, после опровержения ТАСС на сообщение английской прессы, если память не изменяет, то от 14/У1 – 41 г. в газете Правда о концентрации германских войск вдоль Советской границы.

19 июня я в последний раз продежурил при штабе, дежурство прошло нормально и спокойно, за исключением, что ночью начальник штаба полковник Медведев разыскивал какого-то мл. лейтенанта, который расшифровывал КОД и которого к утру доставили самолетом в штаб из под Минска, где он находился на учениях. 15-го июня в наш корпус были завезены на машине боевые винтовочные патроны в обоймах, были завалены все углы, а 17-го июня они также срочно были вывезены обратно. В нашем батальоне почти каждое утро объявлялись тревоги, сопутствующие выходом батальона в поле на учения, откуда они возвращались только вечером. Такие же тревоги проводились и в других подразделениях. Вот и суббота 21 июня, наш батальон, в который я прибыл, опять по тревоге ушел, день прошел спокойно, если не считать что немецкий истребитель трижды за день залетал из-за Буга на нашу территорию, как только поднимется в воздух наш ястребок, он уже за Бугом. К вечеру в гарнизон стали возвращаться с учения танки Т-34, мне почему- то бросилось в глаза, что они почему-то сегодня выкачивают в начале горючее, после чего подходили к колонке «мыться», а уж потом становились на свое место, тогда как раньше они сразу подходили к мойке и становились на свое место. Оказывается был приказ слить горючее, об этом я узнал уже 22 июня. Горючее не слили только те танки которые возвратились поздно, но их было мало. Вечером 21 июня я со своим земляком Пермяковым Михаилом Ивановичем сходил в кино, возвратясь с кино долго стояли в коридоре нашей казармы, вспоминали нашу Камчатку, родное село, своих родных, почему-то не хотелось расходиться, ему надо было на второй этаж. Это была наша последняя мирная ночь и расходиться нам пришлось, хотя так не хотелось, даже почему-то расцеловались, он ушел к себе, а я к себе. Я почему-то долго не мог уснуть, лег у окна , что выходило в сторону крепости, к Бугу. Ночь была темная, окно было растворено и я все же уснул.

И вот в 4 часов утра я вдруг со сна услышал сильный взрыв, вскочил и увидел как уже падала поднятая взрывом земля и сразу два взрыва на втором этаже. Я схватил брюки, успел еще надеть на себя, на ходу обувал сапоги, гимнастерку одевал на ходу, я понял, что началось самое страшное – война. Опять сразу несколько взрывов на втором этаже, в нашей казарме кто-то кричал «в ружье», все бежали к выходу, большинство раздетые в нижнем белье, я хотел забежать на второй этаж,  найти Мишу, но мне это не удалось. Оттуда по лестнице бежали и прыгали. Казарма ходила ходуном, когда я как  и все уцелевшие, выбежали на улицу, то увидели что немцы бьют по всему городку, все казарму горят, сверху еще прыгали уцелевшие красноармейцы в окна. Мишу Пермякова я не нашел и не увидел, видимо он сразу погиб. Я тогда побежал вдоль второй соседней казармы в сторону своего склада, разорвался снаряд, меня отбросило волной в сторону, Когда я опять поднялся почувствовал что невредим, побежал дальше к складу, добежал до следующей на моем пути казармы, здесь опять взрыв на верхнем этаже, здесь меня сильно тряхнуло, отбросило, я полетел как будто куда-то в пропасть и когда очнулся,  то увидел взрывы в воздухе, немцы начали бить осколочными снарядами. Все казармы горели,  в основном вторые этажи, так как он бил по верхним этажам. Нам пришлось ползти за дорогу, там был старый карьер заросший травой, когда мы подползли к дороге, то вдоль дороги уже строчили пулеметы трассирующими пулями где-то от западных ворот. Когда переползли через дорогу в карьер, там было уже много красноармейцев, я стал искать своих ребят, никого не нашел. Стали обсуждать что предпринять, все горело, в том числе и штаб. Немцы видимо уже засекли нас в карьере, так как разорвалось сразу несколько снарядов и появившиеся откуда-то два лейтенанта приказали отходить в сторону столовой и выходить из зоны огня за пределы городка. Пришлось тащить раненых. Было уже совсем светло, когда нам пришлось оставить городок. Не успели выйти к лесочку как на нас обрушились немецкие самолеты, летевшие уже с востока, начали расстреливать из пулеметов как раз на нашем плацу на открытом месте. Здесь уже появились офицеры, всем приказали отходить к лесу и там группироваться. До полудня собирали и уносили в лес раненых, отправляли на чем могли в тыл, всех здоровых не раненых приказано было отводить в сторону Кобрина на формирование, но когда достигли Кобрина, то там шла бомбежка, обстрел с самолетов, и мы формировались где-то в лесу, недалеко от большака. Трое суток где -то возле Картуз-Березы находились в лесу, где нас немецкие самолеты обнаружили, разбомбили, снова пришлось отходить, а там уже в виду потерь снова формирование, вооружаемое надеждой на возвращение к границе.

Ну а дальше, Сергей Сергеевич, Вы сами знаете, что было в те дни, позорное отступление вместо наступления.  Мне пришлось отступать к Минску, оттуда к Бортову, там нас встретил выброшенный десант, попадаем в западню, большой бой, приказано отходить обратно в Червень, здесь попадаем в окружение всем мотострелковым полком, в который нас формировали, с боями на третьи сутки прорываемся, у нас много раненых, хорошо задержали две машины какой-то воинской части, на них отправляем раненых в Могилев. После возвращаемся обратно в сторону Осиповичи, там обратно попадаем в ловушку и четверо суток пробиваемся с боями на восток, выходим уже к Бобруйску, пришлось выходить из окружения тремя частями. Было много убитых, пришлось выносить много раненых. Из полка в Бобруйск прорвалось 480 с чем-то человек, остальные прорывались в другом направлении и судьба их нам была неизвестна. В Бобруйске снова формирование. Немцы были на подступах к Бобруйску, здесь оборону держала школа командного состава, а нас на вторые сутки выводят из города через Березину, занимаем оборону вдоль дороги на Рогачев, где продержались всего трое суток, немцы прорвались на танках, наши оставили Бобруйск, с боями отступаем в сторону Рогачева, немцы прорвались вперед на танках, наступающие их части жмут нас уже между шоссейных дорог клином к реке Сож, и вот в третий раз попадаем в замкнутое кольцо немцев, отходили с боями и только на восьмые сутки также расчленено выходим с боями из окружения, уничтожив 4 танка, патрулирующих дорогу.  Один танк пал на мою долю, взорвал с мл. лейтенантом связками гранат и подожгли бутылкой с горючей жидкостью, которой запаслись еще в Бобруйске. Остальные три танка подорвали наши ребята. Вышли из окружения к местечку Рудня возле г. Пропойска, и здесь надолго заняли оборону рядом с каким-то полком. Дважды занимали  этот город с боями и дважды его оставляли. В этом районе я лично уничтожил немецкого снайпера, за которого поплатился. 11 августа 1941 г. был ранен в левое плечо и попал в госпиталь. 4-го ноября 1941 г. был комиссован из Железноводска как непригодный к несению воинской службы. Вот все что давно собирался Вам описать.

     С искренним уважением                                   Б. Сметанин

13-16 апреля 1970 г.