С 1933 по 1936 год Степан был студентом рабочего факультета при Саратовском университете, с 1936 г. по 1941 г. - слушатель военно-медицинского факультета Саратовского мединститута. 

С 1941 - 1945 г. служил в должности старшего врача 685-го стрелкового полка на Юго-западном фронте. В сентябре 1941 г. полк был окружен в районе г. Полтавы Украинской ССР, 22.09.1941 г. попал в плен. До 1944 года находился в немецком концлагере на территории Украины. После освобождения концлагеря частями советской армии прошел проверку. Служил санинструктором стрелкового батальона. При оказании помощи раненым, в бою, был ранен и тяжело контужен. После лечения вернулся в строй. Служил старшим врачом 42-го гвардейского кавалерийского полка в составе 4-го Кубанского корпуса; ординатором хирургического отделения 2430-го эвакогоспиталя в составе 2-го Украинского фронта. Был комиссован в связи с полученными ранениями в феврале 1946 г. 

До самой смерти Степан Степанович работал врачом. Воспитал 3 сыновей и дочь, у него 7 внуков, 10 правнуков. Мы гордимся нашим дедом и  безмерно благодарны ему. Старший сын Смоляков Евгений Степанович является членом Академии русской словесности, память об отце воспета им в стихах.

Отцовская шинель

Я рос -

военною порою

С сиротским горестным лицом. И помню:

лишь глаза закрою,

Всё грезил встречею с отцом.

И не хватало мне терпенья Дождаться счастья:

— Боже мой! —

Когда отец с полей сраженья Придёт с победою домой.

И мне уж виделась картина: Вокзал,

вагон,

- Встречай, сынок! Когда внезапно скарлатина Меня буквально сбила с ног.

И я метался в лихорадке,

И видел белый потолок И мать,

что прятала украдкой Слезу в спасительный платок.

И страх накатывал на веки, Сжимая горло, как удав, Что я умру сейчас навеки. Так и отца не увидав.

А позже,

встав едва с постели, Вернувшись с улицы домой, Увидел лацканы шинели, Фуражку с красною звездой

И в дверь ворвался

не стучась

я:

Объятья, смятая постель...

Но миг пронзительного счастья Мне был -

увидеть ту шинель.

Я все боялся -

не во сне ли? Нашивки трогал на сукне.

А вскоре мать из той шинели Обнову выправила мне.

И вот

в обрезанной до полу.

На вырост,

хоть с досады вой,

Я каждый день являлся в школу В шинели с сумкой полевой.

И было горько и обидно

Не за обличье, а за то,

Что кто-то ёрничал ехидно,

Что нет у малого пальто.

Шинель - отрочества мученье!

Но, видно, Бог придал мне сил: Я

понял все её значенье И тридцать

лет её носил.

Нам с нею всякое бывало:

На службе, 

Что отнюдь не мед, 

Она мне душу согревала И заслоняла от невзгод.

А в леты подлые, лихие,

Когда,

как гневная волна,

Была народная стихия На армию обращена,

Мы с ней прошли сквозь все уроны,

Которых и не перечесть.

И тяжелевшие погоны

Нсли

Как воинскую честь.

Тогда нам выпало бессменно Хранить державные огни,

И в этой участи священной Мы были,

к счастью,

не одни.

Ужели все поймём не скоро, Пройдя над временем лихим,

Что в арсеналах наших порох Хранить нам надобно сухим?

Вновь наше небо в тучах хмурых, И тени прошлого густей,

И волки,

что в овечьих шкурах, Стучатся в дверь моих детей.

И если вновь

глухой порою Придёт свинцовая метель,

От всех невзгод пусть их укроит Моя отцовская шинель!

2007