Хочу рассказать вам историю моего деда, Снурницына Ивана Егоровича. Свою службу он проходил на Либавской военно-морской базе Балтийского флота в Эстонии, в 98 отдельном артиллерийском девизионе береговой обороны. Там он и встретил войну.  Информацию собирал по крупицам, так как ее почти нет. Вот что я нашел:

ЛИЕПАЯ И ЕЕ ГАРНИЗОН НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

Чтобы глубже понять истоки советского патриотизма лиепайчан, так ярко проявившегося в первые же дни Великой Отечественной войны, следует хотя бы кратко вспомнить богатую революционными и военными событиями историю этого города.

Город Лиепая (Либава) ведет свое начало от небольшого села Лива (по-видимому, оно получило название от протекавшей поблизости реки Ливы), которое впервые упоминается в документе, датированном 1253 г. Статус города Лиепая получила в 1625 г. Стабильное и быстрое развитие города началось с конца XVIII в., когда Лиепая и вся Курземе вошли в состав Российской империи, С этого времени экономическая и политическая жизнь Лиепаи тесно переплеталась с экономикой и политикой Русского государства.

Особенно бурному развитию Лиепаи способствовало открытие в 1876 г. Либаво-Роменской железной дороги, соединившей порт с зерновыми районами России. В конце XIX — начале XX в. в городе возникают и развиваются крупные предприятия: проволочный и пробочный заводы, фабрика красок и табачная, маслобойный, газовый и машиностроительный заводы, лесопилки, железнодорожные мастерские, пивоваренный завод и др. — в 1892 г. их насчитывалось 360. По данным переписи населения 1897 г., в Лиепае проживало 64,5 тыс. человек, а в 1914 г. — уже 94 тыс. Незамерзающий порт, расположение на крайнем западе страны, где пересекаются многочисленные морские пути, обусловили то, что Лиепая в начале XX в. стала крупным портом.

Географическое положение Лиепаи очень выгодно и в военном отношении. Она имеет ряд естественных рубежей: с одной стороны ее окаймляет море, а с другой — два озера (Лиепаяс и Тосмарес); в город можно проникнуть лишь по узкому перешейку. Это обусловило строительство в Лиепае в начале XX столетия мошной по тому времени крепости, воздвигнутой к 1907 г. Был сооружен и военный порт, где вокруг гавани расположились казармы, госпиталь и другие необходимые для базирования флота сооружения. Правда, Лиепайская крепость просуществовала всего год. Подписанным в 1905 г. Бьеркским договором между Россией и Германией предусматривалось взаимное разоружение границ между этими государствами, и в ноябре 1908 г. крепость (сухопутный гарнизон) в Лиепае была ликвидирована. Крепостные сооружения были разрушены уже в ходе первой мировой войны. Таким образом, затраченные на их сооружение огромные средства (более 45 млн. рублей) были выброшены на ветер.

Концентрация на предприятиях Лиепаи большого числа рабочих, подвергавшихся нещадной эксплуатации, обусловила широкий размах революционного движения в городе. Уже в конце XIX в. здесь состоялись первые в Латвии крупные организованные стачки, возникли марксистские кружки. Первыми в Латвии революционно настроенные рабочие Лиепаи в 1894 г. отметили праздник международной солидарности трудящихся — 1 Мая.

В городе действовала одна из сильнейших в России социал-демократических военных организаций, в которой к концу 1905 г. насчитывалось до 1100 членов.

Через город проходил один из путей распространения ленинской «Искры», которая затем отправлялась в Петербург, Самару, Симбирск, Киев, Харьков, Каунас и другие места, а часть номеров оставалась и в Лиепае, где их обсуждали в нелегальных кружках.

Когда 14—25 июня 1905 г. на Черном море восстал броненосец «Потемкин», Лиепайский комитет ЛСДРП вечером того же дня выпустил листовку, где говорилось: «Настал великий час отмщения кровопийцам и держимордам земли русской!.. Вступимся за своих черноморских товарищей! Присоединимся к их славной борьбе!..»1. 15—18 июня 1905 г. Лиепая была свидетелем восстания военных моряков, которое с трудом удалось подавить царским генералам. В ходе русской революции 1905—1907 гг. рабочие Лиепаи совместно с матросами шли в первых рядах.

Владимир Ильич Ленин в своих произведениях неоднократно подчеркивал мужество и героизм революционных рабочих и матросов Лиепаи. Так, в июле 1905 г. в газете «Пролетарий» он писал: «В Либаве и Кронштадте матросы тоже восстают; учащаются столкновения с войском; идет (в Либаве) бой на баррикадах матросов и рабочих против солдат»2.

Очень сложная политическая обстановка сложилась в городе в 1917—1919 гг. Сначала здесь свирепствовал террор германских оккупантов, захвативших город в 1915 г. После Ноябрьской революции в Германии (1918 г.) в дела этой части Латвии стали грубо вмешиваться и реакционные силы Англии, Франции, США. Уже 1 декабря 1918 г. на внешнем рейде Лиепайского порта бросили якоря 12 английских кораблей и командующий эскадрой адмирал Александер-Синклер заявил, что эскадра выступит не против произвола немецких оккупантов, а против «большевистских беспорядков»3. Так в борьбе с революционными трудящимися Лиепаи объединились немецкие оккупанты, английские империалисты и латышские буржуазные националисты, чье «временное правительство», изгнанное из Риги восставшим пролетариатом города и наступающими частями латышских красных стрелков в первые дни января 1919 г., спаслось бегством в Лиепаю и укрылось на пароходе «Саратов», охраняемом пушками британской эскадры.

В 1920 г. латышская националистическая буржуазия, опираясь на помощь империалистов США и Западной Европы, сумела захватить власть в свои руки на всей территории Латвии и на целое двадцатилетие оторвать экономику страны от традиционных источников сырьевых ресурсов и рынков сбыта. Латвия превратилась в страну преимущественно аграрную с большими диспропорциями в основных отраслях промышленности. Экономическое значение Лиепаи резко снизилось, число жителей города сократилось: в 1925 г. их насчитывалось 60,6 тыс., в 1930 г. — 57,2 тыс., в 1939 г. — 53,2 тыс. человек. Экономику города подорвал и свирепствовавший в 1929—1933 гг. мировой экономический кризис, когда многие предприятия или полностью прекратили, или сократили производство. Замер и Лиепайский порт.

Тяжелым бичом для трудящихся была безработица, которая имела место в течение всего периода господства буржуазии (в 1937 г. в Лиепае было зарегистрировано 1049 безработных, в феврале 1940 г. — 3766).

Когда в июне—июле 1940 г. в Латвии разразились революционные события, лиепайский пролетариат, возглавляемый коммунистами, шел в первых рядах борцов против власти националистической буржуазии и стойко боролся за восстановление Советской власти.

Дружеские связи моряков Краснознаменного Балтийского флота и гарнизона города с трудящимися Лиепаи начали складываться еще до этих событий. 5 октября 1939 г., в условиях уже бушевавшей второй мировой войны, был подписан договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и буржуазной Латвией,, который носил ярко выраженный оборонительный характер для обеих стран.

Вид Лиепаи в 1940 г.

В целях его реализации Советскому Союзу предоставлялось право ввести свои сухопутные войсковые части и военно-морской флот (численностью личного состава до 25 тыс. человек) в определенные районы Латвии. Газета «Правда» от 6 октября 1939 г., приветствуя заключение советско-латвийского пакта, отмечала, что «... теперь безопасность северо-западных границ СССР становится более обеспеченной созданием в гг. Лиепае (Либаве) и Вентспилсе (Виндаве) баз военно-морского флота и аэродромов для авиации». 23 октября 1939 г, было достигнуто соглашение о базировании флота СССР в Лиепае4. В тот же день эскадра кораблей Краснознаменного Балтийского флота в составе крейсера «Киров» и эсминцев «Сметливый» и «Стремительный» вошла в Лиепайский порт. При входе в порт на советских кораблях был поднят латвийский флаг и произведен салют. С берега прозвучал ответный салют. Трудящиеся Лиепаи тепло встретили советских военных моряков. Постепенно начали устанавливаться дружеские контакты.

Бывший рабочий лиепайского судоремонтного завода «Тосмаре» В. Станкевич вспоминал: «С осени 1939 г, до восстановления Советской власти в Латвии большую моральную поддержку получили рабочие «Тосмаре» от моряков советского флота, непосредственно общаясь с ними при выполнении ремонтных работ или собираясь во время обеденного перерыва возле стоявших на ремонте кораблей, где моряки слушали радиопередачи из Москвы. 1 Мая 1940 г. рабочие «Тосмаре» праздновали вместе с моряками советского флота. Те, кто работал на судах, приняли участие в происходивших там митингах»5.

Присутствие в Латвии воинов первого в мире социалистического государства, естественно, влияло на революционные настроения масс. Однако части Красной Армии и Военно-Морского Флота СССР не вмешивались во внутренние дела страны, точно соблюдая условия советско-латвийского договора. В 1945 г. секретарь ЦК КП Латвии А. Я. Пельше отмечал, что Красная Армия «...не вмешивалась во внутренние дела Латвийского буржуазного государства. Нет ни одного факта, ни одного свидетельства, которые говорили бы о нарушении Красной Армией суверенитета Латвии. Но присутствие Красной Армии на территории Латвии развязало революционные силы трудящихся...»6. И совершенно необоснованной выдумкой, Притом весьма примитивной, выглядит заявление матерого антисоветчика, бывшего посланника буржуазной Латвии в США А. Билманиса, который в своей книге «История Латвии» массовые выступления трудящихся против установленной в стране кликой Ульманиса фашистской диктатуры объясняет тем, будто на советском крейсере «Марат» (кстати, это был линкор, а не крейсер) 18 июня в Ригу были доставлены «коммунистические агитаторы», которые «19 июня организовали демонстрации»7.

С провозглашением в Латвии 21 июля 1940 г.         Советской власти и вступлением республики в августе того же года в состав СССР дружба между трудящимися Лиепаи и моряками Краснознаменного Балтийского флота и воинами гарнизона приняла новое содержание. В основе ее лежали общие интересы — защита общего социалистического Отечества от посягательств его врагов.

Празднование Дня Военно-Морского Флота в 1940 г. в. Лиепае

Празднование 28 июля 1940 г. Дня Военно-Морского Флота вылилось в Лиепае в массовый народный праздник. Вечером 27 июля в двух самых больших помещениях города — городском театре и клубе городских профсоюзов — состоялись встречи трудящихся города с представителями Военно-Морского Флота. С докладом по случаю праздника в театре выступил командир Лиепайской военно-морской базы контр-адмирал П. А.

Трайнин. На следующий день на внешнем рейде Лиепаи состоялся парад кораблей Краснознаменного Балтийского флота и флота Латвийской Советской Социалистической Республики. Строй кораблей объехали контр-адмирал П. А. Трайнин, военный министр Латвийской ССР генерал Р. Дамбитис и другие высшие офицеры. За парадом с большим интересом наблюдали тысячи лиепайчан, собравшихся на берегу. Затем на городском стадионе прошел парад моряков и зрители могли ознакомиться с выставкой военно-морской техники.

Празднование закончилось поздно вечером выступлениями самодеятельных коллективов флота, артистов Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова и Лиепайского театра8. Городская газета «Комунистс» 28 июля 1940 г. посвятила военным морякам гарнизона передовую статью под названием «Привет и спасибо нашим друзьям».

Завод «Сарканайс металургс»

Советское военное командование в условиях все возраставшей угрозы гитлеровской агрессии принимало энергичные меры по укреплению западных рубежей государства. Лиепая как одна из баз Краснознаменного Балтийского флота с мая 1941 г. совместно с системой береговой обороны Моонзунд ских островов образовала Прибалтийскую военно-морскую базу со штабом в Риге.

Силы, участвовавшие в обороне Лиепаи, можно подразделить на три группы: а) воины 67-й стрелковой дивизии и пограничники 12-го пограничного отряда; б) матросы и командиры Лиепайской военно-морской базы; в) гражданское население города, возглавляемое Лиепайским городским комитетом партии. Вопрос о том, какая из этих сил играла решающую роль в обороне города, представляется беспредметным. Каждый на своем месте беззаветно и мужественно выполнял свой долг.

Твердость и выдержка рабочих, поддерживавших в городе революционный порядок, благотворно влияли на гарнизон, а поведение гарнизона, в свою очередь, в условиях начавшейся войны способствовало организованности населения. Все это создавало обстановку уверенности в своих силах — одно из условий стойкости в бою. Поэтому тщательному изучению подлежат как подвиги воинов сухопутных подразделений и моряков, так и участие в обороне города гражданского населения, ибо даже рядовое участие в ней стояло на грани подвига.

Краткую характеристику сил, принявших участие в обороне города, можно свести к следующему.

Пролетариат Лиепаи являлся одним из передовых, сознательных и организованных отрядов рабочего класса Латвии. На его вооружении был большой опыт классовых боев с буржуазией. В городе в то время работали такие крупные предприятия, как заводы (металлургический «Сарканайс металургс» и судоремонтный «Тосмаре»), морской порт, железнодорожные мастерские, а всего в Лиепае, по данным городского комитета партии, среди 54 тыс. жителей насчитывалось до 20 тыс. рабочих и служащих9. Однако, хотя Лиепая в целом была пролетарским городом, там было и определенное число представителей бывшей буржуазии10, вынашивавших планы возвращения к власти. С началом войны контрреволюционные силы открыто пошли на сотрудничество с гитлеровцами, и боевые действия здесь, как и в других районах Латвии, переплетались с острой классовой борьбой.

В авангарде рабочих Лиепаи шли коммунисты — опытные, закаленные в политической борьбе люди. В Лиепайской городской и уездной организациях партии (с началом войны они действовали объединено) состояли на учете 421 член и кандидат в члены партии. Помимо коммунистов в городе и уезде к началу апреля 1941 г. насчитывалось 330 комсомольцев, а также несколько сот активистов11.

Партийную организацию города возглавляло бюро Лиепайского ГК КП Латвии, состоявшее из коммунистов-подпольщиков (М. Я. Бука, Я. Т. Зарс, А. А. Бушениекс, А. А, Блукс, А. А. Кунс).

Партийные и комсомольские организации в значительной части состояли из людей, прошедших большую школу политической борьбы с буржуазией. Многие из них провели долгие годы в тюрьмах, получили суровую закалку подпольной работы. Как в городе, так и в волостях вокруг коммунистов и комсомольцев сложился значительный советский актив, на который партийные организации опирались и через который поддерживали тесные связи с массами. А это в общей сложности составляло несколько тысяч человек. После победы Советской власти в Латвии коммунисты, организуя трудящихся города на строительство социализма, осуществляли подлинно ленинский стиль руководства массами.

В своих воспоминаниях бывший секретарь Лиепайского уездного комитета партии Л. Я. Врублевский пишет: «Тов. Бука обладал хорошими организаторскими способностями и неиссякаемой энергией. Он знал почти каждого рабочего, продавца, служащего... умел с каждым разговаривать просто, задушевно и поэтому пользовался авторитетом среди населения города... Товарищ Судмалис был замечательным массовиком. Он просто кипел, работая с молодежью. Им был организован хороший агитколлектив, которым он сам руководил. При первой необходимости он его собирал и выезжал, куда необходимо. Члены агитколлектива читали крестьянам доклады, лекции, проводили беседы, показывали художественную самодеятельность»12.

А вот характеристика еще одного организатора обороны города — Яниса Янушки, второго секретаря уездного комитета комсомола, данная К. Бирзиньшем; «Это был тихий, уравновешенный человек, но динамичный и талантливый оратор. Выступая с речью, он мог растрогать слушателей до слез, а в бою показывал всем пример отваги как командир. У него был относительно тихий, но мелодичный голос, который увлекал всех»13.

130-миллиметровое орудие береговой обороны

Орудие береговой обороны имело дальность стрельбы свыше 25 км, вес снаряда 35,5 кг, скорострельность 10 выстрелов в минуту. Соответствовало уровню лучших артиллерийских систем того времени. Береговые батареи были основной огневой ударной силой защитников Лиепаи и вели огонь на дальних и ближних подступах к городу.

Следует учитывать, что в составе партийных организаций города и уезда в первые два дня войны произошли изменения. Из Лиепаи эвакуировались многие женщины-коммунисты, в особенности члены семей военнослужащих.

Значительный вклад в оборону города внес и Лиепайский горисполком, опиравшийся на широкий советский актив. Его председателем являлся бывший рабочий-подпольщик В. А. Билевич, заместителем председателя был инженер А. К. Малмейстер; отдел народного образования возглавлял М. Эджинь, отдел жилищного хозяйства — А. Дундурс, отдел здравоохранения — врач Я. Коса, отдел социального обеспечения - Э. Апогс. Отметим, что составленный на 1941 г. городской бюджет был в 5 раз больше, чем в 1940 г. Главные ассигнования бюджета направлялись на здравоохранение, народное образование, коммунальное хозяйство и социальное обеспечение.

Хорошей школой организации и военной подготовки для некоторых рабочих Лиепаи был батальон Рабочей гвардии (360 человек), созданный в городе в июле 1940 г. согласно решению секретариата ЦК КПЛ. Бойцы прошли необходимую военную подготовку, участвовали в свободное от работы время в охране предприятий, мостов, поддержании революционного порядка в городе. И хотя в середине мая 1941 г. рабочие батальоны, выполнив свою историческую миссию в Латвии, были распущены (в Лиепае этот батальон был распущен в начале июня 1941 г,), их бойцы сыграли большую роль в начале войны в деле организации различных вооруженных формирований рабочего класса и трудового крестьянства. В Лиепае бывшие бойцы батальона Рабочей гвардии в ряде случаев составляли тот костяк, вокруг которого создавались вооруженные отряды и группы рабочих на предприятия.

Характеристику военного гарнизона Лиепаи к моменту нападения фашистской, Германии на Советский Союз можно свести к следующему. Незадолго до 22 июня 1941 г. из Лиепаи в Рижский залив перебазировались легкие силы флота и большая часть подводных лодок, а затем группа тральщиков. Это было вызвало непосредственной близостью базы к государственной границе и трудностями рассредоточения кораблей на сравнительно небольшой акватории гавани14. Таким образом, на день начала войны боеспособных больших кораблей в Лиепае не оставалось, что, как показали дальнейшие события, было тактически правильно.

Однако в Лиепае как передовой базе флота оставалось много различных материалов. Так, из 23 с лишним тысяч тонн нефтепродуктов, имевшихся на базах Прибалтики, более 60% находилось в Лиепае под непосредственной угрозой захвата или уничтожения противником.

В военном порту 22 июня 1941 г. и у причалов судоремонтного завода «Тосмаре» стояли 5 торпедных катеров, 15 подводных лодок (из них 8 — в строю, а 6 — в ремонте). Самым большим кораблем в Лиепае в то время был эсминец «Ленин»15, но он ремонтировался.

Огневой защитой Лиепайской базы, ее основной ударной силой были две отдельные 130-миллиметровые батареи (23-я и 27-я.). 23-я (командир — капитан С. Е. Гордейчук) располагалась в северной части военного городка, а огневые позиции 27-й (командир — ст. лейтенант М. Н. Саввин) — в нескольких километрах южнее города. Они прикрывали своим огнем морские подступы к базе. Орудия калибра 130 мм, которыми были вооружены эти батареи, являлись по тем временам современными и имели дальность стрельбы более 25 км16.

Необходимо отметить, что часть командиров и матросов стационарных береговых батарей прибыли в Лиепаю с Черноморского флота и были хорошо обучены артиллерийскому делу. Среди командиров и политработников береговых батарей было немало людей с боевым опытом, умелых воспитателей воинов.

Глубокое уважение бойцов своего подразделения снискал заместитель командира 27-й отдельной береговой батареи по политической части Сергей Михайлович Векшин. Будучи рабочим в Ленинграде, он увлекался лыжным спортом, вел большую общественную работу. Поэтому не случайно в 1939 г., когда возник советско-финский вооруженный конфликт, Сергея Михайловича, имевшего уже двухлетний опыт военной службы, назначили комиссаром лыжного отряда. В 1940 г. последовало назначение в Лиепаю на 27-ю батарею. Вот что вспоминал бывший боец этой батареи Н. А. Красовский: «С. М. Векшин очень часто доходчиво и понятно проводил лекции и беседы... Скажет и, как говорят, добавить больше нечего — все ясно. С подъема до отбоя мы всегда видели его на батарее... Во время прорыва С. М. Векшин шел впереди воинов и в бою получил ранения в обе руки и ногу. Таким он попал в военный госпиталь, где и оборвалась его жизнь».

Отлично замаскировав позиции, артиллеристы сделали их почти неуязвимыми для самолетов врага. Слабой стороной указанных батарей был ограниченный запас боеприпасов; только один боекомплект снарядов (т.е. 1300 штук, примерно 160 выстрелов на орудие). Серьезным недостатком батарей было и то, что они не были подготовлены к ведению огня по наземным целям, особенно с расчетом на круговую оборону. Батареи не имели своих органов разведки в сухопутном секторе, корректировочных постов и т. д.17 поэтому в ходе обороны города командование стационарных батарей было вынуждено пользоваться данными наблюдательных пунктов моряков-зенитчиков и артиллеристов 67-й стрелковой дивизии, стоявших у переднего края.

Участок противовоздушной обороны базы (начальник — майор С. С. Могила) объединял два отдельных зенитно-артиллерийских дивизиона, также частично входивших ранее в состав Черноморского флота. Поэтому в подразделениях было много лиц, призванных на военную службу в Грузии, Армении, на Украине.

Батареи 84-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона (ОЗАД) (командир — ст. лейтенант В. С. Сорока) стояли в северной части Лиепаи и имели задачу прикрывать военные объекты города. Огневая позиция 841-й батареи находилась на развалинах левого форта; 842-я батарея располагалась в километре севернее 23-й батареи береговой обороны, а 843-я — у южного входа в военный канал.

Огневые позиции 43-го ОЗАДа (командир — майор В. X. Русских) располагались в южной части города; 501-я батарея — у стадиона «Олимпия» (ныне «Динамо»); 502-я — рядом с 27-й батареей береговой обороны, С указанными выше дивизионами взаимодействовали прожекторная и пулеметная роты. Третья батарея — 503-я — находилась у аэродрома 148-го истребительного авиационного полка18.

Среди боевых частей базы необходимо выделить и 43-ю отдельную морскую ближнеразведывательную авиаэскадрилью, вооруженную 13 гидросамолетами МБР-2. Хотя эта часть в боях за Лиепаю участвовала всего два дня, но и за этот короткий срок авиаторы внесли немалую лепту в оборону города.

До войны эскадрилья стояла в ряду лучших авиационных частей Краснознаменного Балтийского флот. Она успешно решала задачи боевой подготовки, выполняла задания по разведке морских районов. Командир эскадрильи капитан И. Я. Вахтерман и его заместитель по политической части ст. политрук В. М. Калашников сумели сплотить личный состав в дружный и умелый боевой коллектив.

С военно-морской базой взаимодействовал и 2-й дивизион пограничных катеров 2-го Балтийского отряда пограничных судов в составе 9 единиц.

Командиру базы как начальнику морского гарнизона подчинялось также военно-морское училище ПВО, созданное на базе курсов подготовки начальствующего состава запаса Военно-Морского Флота. Приказ о создании таких курсов был отдан наркомом Военно-Морского Флота СССР 31 октября 1940 г. Со всех флотов и флотилий сюда были направлены краснофлотцы и старшины с высшим образованием, вчерашние педагоги, агрономы, инженеры и др. Однако развитие Военно-Морского Флота СССР потребовало создания нового военно-морского Училища — противовоздушной обороны. Училище на основе приказа наркома ВМФ от 15 марта 1941 г. было развернуто на базе указанных курсов, и занятия в нем начались в июне 1941 г., т.е, фактически завершение организационного периода становления училища совпало с началом войны. В своих воспоминаниях бывший нарком ВМФ СССР Н. Г. Кузнецов по этому поводу писал следующее: «Бесспорной ошибкой Наркомата ВМФ нужно признать развертывание в Либаве военно-морского училища противовоздушной обороны, за что мы и поплатились»19.

Отметим, что среди преподавателей училища были офицеры с глубоким знанием военного дела и марксистско-ленинской теории. Большую школу службы в частях Красной Армии прошел начальник одного из циклов полковник А. А. Томилов. Большим уважением среди курсантов пользовались и преподаватель марксизма-ленинизма полковой комиссар А. В. Горожанкин, военный моряк с 1918 г., коммунист с 1919 г., и начальник курса полковник И. И. Ковров. Все они сыграли важную роль в организации обороны Лиепаи.

Кроме того, в состав военно-морской базы входили небольшие подразделения, предназначенные для обслуживания порта: флотский полуэкипаж, насчитывавший 80 человек; 32-й отдельный местный стрелковый батальон двухротного состава; гидрографический участок; район службы наблюдения и связи, состоявший из четырех постов: Паланга, Папе, Лиепая, Акменьрагс; 7-я отдельная железнодорожная рота.

Участник обороны Лиепаи полковник запаса В. А. Орлов общие силы Лиепайской военно-морской базы определяет в 4 тыс. человек20. Командовал военно-морской базой капитан 1-го ранга М. С. Клевенский, опытный и энергичный командир, требовательный к себе и другим.

На этом факте необходимо остановиться особо. Дело в том, что имя М. С. Клевенского в некоторых послевоенных изданиях или вовсе замалчивается, или упоминается лишь вскользь. В этом, очевидно, сыграло свою роль следующее обстоятельство, отмеченное Михаилом Корсунским в его документальной повести «Адмирал Юрий Пантелеев», отрывок из которой был опубликован в газете «Вечерний Таллин» 17 сентября 1981 г. Там сказано: «Клевенский защищал базу до конца и совершенно незаслуженно был судим. Тогда, в первые дни войны, казалось, что наказанием «виновного» можно изменить ход наступления противника. В конце концов Клевенский был реабилитирован (снятие судимости с восстановлением воинского звания было произведено 11 сентября 1941 г. — В. С.), однако даже Сергей Сергеевич Смирнов, изучая оборону Лиепаи, не сумел должным образом оценить подвиг командира военно-морской базы». С этим замечанием М. Корсунского нельзя не согласиться.

Изучение биографических данных М. С. Клевенского показывает, что он был личностью незаурядной. В служебной характеристике, составленной на него в 1940 г., отмечено; «Энергия выдающаяся, решает быстро без колебаний, решения смелы, незаурядны. Ум живой, в любой обстановке быстро и уверенно ориентируется и дает правильную оценку... непримирим к нарушителям интересов службы. Твердый, прямой и правдивый человек»21. Да, это был командир, встретивший войну с большим стажем суровой службы в военно-морском флоте, в рядах которого он состоял с сентября 1924 г., когда по комсомольскому набору поступил в Высшее военно-морское училище им. Фрунзе. После окончания училища М. С. Клевенский проходил службу на кораблях «Сунь Ятсен» и «Красный восток» Амурской военной флотилии. С 1930 по 1933 г. он слушатель Военно-морской академии им. Ворошилова, которую окончил с отличием. Затем следует долголетняя служба на кораблях Тихоокеанского флота.

В газете «Известия» за 26 декабря 1936 г. читаем: «Сегодня закончился автономный поход подводной лодки, которой командует т. Клевенский. Лодка т. Клевенского побила все существующие рекорды подобного плавания. Многие дни находилась она в море под жестокими ударами зимних тайфунов и прошла сотни миль, прорезая глубины морей, омывающих Советский Дальний Восток». В этих походах в 3—4 раза перекрывались действовавшие тогда нормативы времени пребывания В море. Подвиг экипажа лодки получил высокую оценку командования — он был отмечен переходящим призом Народного комиссариата обороны СССР, а в личном деле М. С. Клевенского в 1936 г. появилась следующая лаконичная запись: «Волевой и активен, за что пользуется большим авторитетом среди личного состава».

Пять лет жизни отдал М. С. Клевенский службе на подводных кораблях Тихоокеанского флота, походы которых, как отмечал вице-адмирал М. Н. Захаров, «до сих пор изумляют отвагой и мастерством»22. Подводная лодка типа «щука» под командованием М. С. Клевенского, оборудованная специальным приспособлением, пробыла в море 103 суток. Н. Г. Кузнецов впоследствии писал по этому поводу: «Продолжительность пребывания наших подводных лодок в открытом море была по тем временам невиданной. О подобных рекордах не принято оповещать широкие круги, их не регистрируют международные спортивные органы, но, если бы устраивались подобные соревнования, многие наши подводники вполне могли бы стать мировыми чемпионами»23. Несомненно, что в их числе оказался бы и М. С. Клевенский.

В марте 1938 г. М. С. Клевенский назначается начальником оперативного отдела штаба Тихоокеанского флота и становится, по признанию сослуживцев, «подлинным энтузиастом создания четкой системы готовности» флота24. Сущность этой системы заключалась в том, чтобы в случае нападения врага по короткому сигналу корабли немедленно начинали тот или иной вид боевых действий. Буквально днем и ночью трудился М. С. Клевенский над реализацией этого плана.

В июле-августе 1938 г., когда шли бои у оз. Хасан, в разгроме японских милитаристов принимали участие и военные корабли Тихоокеанского флота, обеспечивавшие в условиях дальневосточного бездорожья подвоз по водным магистралям боеприпасов и снаряжения для сухопутных войск. За активное участие в разработке и проведении этой операции М. С. Клевенский был награжден орденом Красной Звезды. Вскоре, в ноябре 1939 г., последовало новое назначение — на Балтику.

В мае 1940 г. М. С. Клевенский прибывает в Лиепаю в качестве        начальника штаба Лиепайской военно-морской базы, а через год становится ее командиром. Таким образом, самую передовую (в смысле местоположения) военно-морскую базу Балтийского флота возглавил опытный офицер. Важную роль в его становлении как командира, несомненно, сыграла продолжительная служба на Тихоокеанском флоте, который в предвоенные годы по праву считался отличной школой воспитания и закалки кадров.

К сожалению, в распоряжении исследователей имеется не так много данных, которые проливали бы свет на лиепайский период деятельности М. С. Клевенского. Среди них — лаконичное воспоминание бывшего его адъютанта Владимира Шуревича: «Командир базы, — пишет он, — был ярый служака, требовал строгой дисциплины, любил во всем порядок. Одевался строго, по форме, что нам, матросам, нравилось»25. Это, конечно, существенный штрих к личному портрету командира Лиепайской военно-морской базы. Боевая же его работа положительно отмечена в мемуарах видных военных деятелей того времени — народного комиссара Военно-Морского Флота СССР Н. Г. Кузнецова и непосредственного начальника — командующего Балтийским флотом В. Ф. Трибуца, а сам он характеризуется как «смелый и энергичный»26.

Нужно особо подчеркнуть, что М. С. Клевенский взял на себя смелость поддержать просьбу Лиепайского городского комитета партии вооружить рабочих и распорядился выдать им винтовки.

Именно с командиром военно-морской базы, как это будет показано ниже, а не с командованием 67-й стрелковой дивизии в течение всего времени обороны Лиепаи находился в тесном контакте городской комитет партии (связь эта поддерживалась через секретаря Лиепайского уездного комитета партии Л. Я. Врублевского).

Политическую работу на Лиепайской военно-         морской базе возглавляли два опытных политработника: начальник отдела политпропаганды базы участник советско-финляндской войны полковой комиссар П. И. Поручиков и его заместитель делегат IX съезда КПЛ батальонный комиссар М. И. Дьяченко.

Слаженно действовал и штаб базы, руководимый капитаном 3-го ранга М. Т. Радкевичем. Задолго до начала боев за Лиепаю штаб базы разработал основные оперативно-тактические документы по обороне ее с моря и с воздуха. База имела хорошо защищенные командные пункты. «Штаб базы, — вспоминал М. Т. Радкевич, — имел два командных пункта. Первый — непосредственно на побережье в сосновом лесу, в границах военного городка. Он находился в общей системе старых русских береговых батарей, построен был как наземный бетонный наблюдательный пункт с хорошим обзором в сторону моря. К нему была подведена связь27. На этот командный пункт после первого налета фашистской авиации и перешел штаб военно-морской базы. Второй командный пункт располагался в одном из блоков старых русских батарей севернее аванпорта. Сюда мы перебрались 23     июня в ходе боев. Все старые оборонительные постройки времен первой мировой войны нас сильно выручили и использовались для обороны»28.

Второй основной силой Лиепайского гарнизона была 67-я стрелковая дивизия, входившая в оперативное подчинение 27-й армии (управление армии было сформировано в мае 1941 г. и на нее возлагалась сухопутная оборона Балтийского побережья и западно-эстонских островов) Прибалтийского особого военного округа29. Задачей дивизии являлось обеспечение обороны морского побережья Литвы и Латвии от государственной границы с Германией до Вентспилса (около 180 км), поэтому части соединения были рассредоточены. Так, 114-й стрелковый полк с одним артиллерийским дивизионом находился в Вентспилсе (110 км севернее Лиепаи), 2-й стрелковый батальон 56-го стрелкового полка располагался в районе Павилосты (47 км севернее Лиепаи), а 83-й саперный батальон па момент начала войны участвовал в строительстве укреплений в Паланге, В 67-й стрелковой дивизии был большой недокомплект личного со-става, поскольку около 25% его было передано для комплектования других частей ПрибВО, а пополнение к началу войны прибыть не успело.

По штатам военного времени, 67-я дивизия должна была насчитывать около 14,5 тыс. бойцов, 294 орудия и миномета, 16 танков, 13 бронемашин, 558 автомашин и 99 тракторов. Однако на 1 июня 1941 г. она содержалась по штатам мирного времени и численность ее не превышала 7 тыс. человек; весомым был и недокомплект автотранспорта. Если учитывать рассредоточенность соединения, то в частях и подразделениях, находившихся в самой Лиепав, насчитывалось,      по всей вероятности, не более 5300 человек30.

К этому добавим еще одну деталь. При решении оперативных задач в стрелковых дивизиях важнейшую роль играют стрелковые батальоны. К началу войны (так было и во время боев) в самом городе из девяти имевшихся в соединении батальонов располагалось только пять. Все это, разумеется, не могло не отразиться на боеспособности дивизии. Следует отметить, что указанное соединение по итогам боевой и политической подготовки за 1940 г. заняло первое место в Прибалтийском особом военном округе, а лучшим полком стал 56-й стрелковый полк (командир — майор А. П. Кожевников).

В конце учебного года комсомольцы этого полка обратились ко всем комсомольским организациям 2-го особого стрелкового корпуса с призывом развернуть социалистическое соревнование и ознаменовать 23-ю годовщину РККА новыми успехами в боевой учебе, отличным выполнением приказов народного комиссара обороны. Окружная газета «За Родину» опубликовала это обращение, и оно было подхвачено всем личным составом частей округа. Инициаторы этого социалистического соревнования в боях с врагом за Лиепаю показали особое мужество и отвагу.

Однако в личном составе соединения к началу войны произошли большие изменения. Осенью 1940 г. в дивизии была проведена демобилизация военнослужащих, отслуживших установленные сроки службы. Вместо них пришли молодые воины, прибывшие в большом числе из южных районов страны. Подразделения были многонациональными. К началу войны бойцы только включились в боевую подготовку. Их же будущий противник, как будет показано ниже, имел двухлетний опыт боев во второй мировой войне.

В целом командование частей дивизии, ее штаб хорошо знали местность, на которой соединению пришлось действовать, В Лиепаю дивизия прибыла согласно упомянутому выше советско-латвийскому договору о взаимопомощи от 5 октября 1939 г.

С мая 1941 г. 67-й дивизией командовал генерал-майор Н. А. Дедаев. Генералу посвящен ряд публикаций, в которых рассказано о его жизни, насыщенной необычайно интересными, полными мужества и героики событиями31. Н. А. Дедаев был активным участником гражданской войны. В 1918—1921 гг. в качестве командира 1-го Камышинского революционного полка он участвовал во многих боях в составе легендарной Первой конной армии С. М. Буденного. Его героизм в 1920 г. был отмечен орденом Красного Знамени. В мирные годы, находясь в рядах Красной Армии, Дедаев получил хорошую теоретическую подготовку, закончив в 1933 г. по первому разряду Военную академию им. М. В. Фрунзе. Был у Н, А. Дедаева и опыт современной войны, поскольку в феврале-марте 1940 г. он как командир дивизии участвовал в советско-финляндской войне, за что был награжден орденом Красной Звезды. В наградном листе отмечено, что Дедаев «умело руководил всеми операциями. Нередко, находясь в тяжелых условиях, умело и своевременно принимал решения... Служит примером храбрости и в труднейших условиях всегда находится впереди...»32.

Итак, во главе соединения находилась незаурядная личность, вполне подготовленная к решению задач, поставленных перед современной войной.

Заместителем командира дивизии по политической части был опытный политработник полковой комиссар Иван Иванович Котомин, а штаб возглавлял полковник Владимир Маркович Бобович, прибывший в соединение незадолго до войны после окончания Военной академии им. М. В. Фрунзе.

Группа политработников 67-й стрелковой дивизии

Третью силу защитников Лиепаи составляли пограничники, которые, отходя от границы, вливались в ряды участников обороны. Двадцать пять застав 12-го пограничного отряда (начальник — капитан В. И. Якушев, начальник отдела политической пропаганды — батальонный комиссар М. М. Рудченко, начальник штаба — майор В. А. Черников) охраняли проходящую по побережью Балтийского моря границу от Паланги до Рижского залива. В Лиепае и в непосредственной близости от нее дислоцировались штаб отряда, управление и четыре заставы 4-й комендатуры (до 450 человек). С апреля 1940 г. в Лиепае базировался 148-й истребительный авиаполк (в соответствии с договором между СССР и буржуазной Латвией). Полк, входивший в состав 6-й смешанной авиадивизии со штабом в Риге, был вооружен 64 самолетами И-15333 и готовился к получению новой авиатехники. Командовал полком майор Г. Зайцев. Среди летчиков было много опытных пилотов: лейтенанты И. Рыбин и М. Телешевский (оба впоследствии Герои Советского Союза), ст. политрук В. Кудрявцев, капитан Я. Титаев и др.

Таковы были силы Лиепайского гарнизона накануне вероломного нападения гитлеровцев на СССР. Их можно определить в 11-12 тыс. воинов различных родов войск, вооруженных довольно значительной для того времени военной техникой, в частности артиллерией. В их задачи входила оборона пограничного города с моря и с воздуха, обеспечение базирования кораблей Балтийского флота и — при взаимодействии с другими частями Красной Армии — охрана побережья Балтийского моря от Паланги до Ирбенского пролива.

Однако следует отметить, что в организации защиты военно-морской базы имелись серьезные недостатки, причем особенно «узким местом» оказалась оборона с суши.

Командование флота и командование стрелковой дивизии исходили в своих планах только из предположения о благоприятном развитии военных действий на суше и не предусматривали необходимых мер по защите флота и его баз на случай, если военные действия на сухопутном фронте примут невыгодный оборот. Н. Г. Кузнецов заметил по этому поводу: «Балтийский флот граничил с несколькими военными округами. Возникал вопрос: будет ли флот оперативно подчинен фронту и какому? Кто персонально отвечает за оборону Либавы — самой передовой базы? Командир базы или командир дивизии?... Ответы на все эти вопросы так и не были даны до самой войны». Далее этот автор вспоминает, что во время своего пребывания в Риге незадолго до войны он поинтересовался у командующего Прибалтийским военным округом Ф. И. Кузнецова, как строится круговая оборона Лиепаи и Риги, где базировалось много кораблей. Последний с обидой спросил: «Неужели вы думаете, что мы допустим противника до Риги?»34. Приведенное высказывание командующего округом убедительно иллюстрирует бытовавшее в ту пору мнение по указанному вопросу.

Были недостатки в организации системы ПВО. Кроме зенитных средств ПВО базы и зенитного дивизиона 67-й стрелковой дивизии в городе, как отмечено выше, дислоцировался 148-й истребительный авиационный полк для прикрытия Лиепаи с воздуха. Этот полк, будучи армейским, не подчинялся командованию базы, и к началу войны, не были разработаны документы, регламентирующие взаимодействие базовой зенитной артиллерии с истребительной авиацией (была достигнута лишь устная договоренность о совместных действиях при отражении воздушных атак противника на базу)35.

Не производились в должном объеме также инженерные работы вокруг города, хотя военный совет Прибалтийского военного округа в феврале 1941 г. принял решение о создании Лиепайского 41-го укрепленного района с целью прикрытия этого важного пограничного участка с моря и суши. Его строительство, оборудование и вооружение планировалось провести в течение нескольких лет. Поэтому начавшееся перед войной возведение дотов на южном направлении закончено не было. Не были приспособлены для обороны и остатки лиепайской крепости, взорванной в 1915 г. От них остались; неширокий обмелевший ров с водой («Черная речка»), осевший невысокий вал и четыре взорвэнных редута (северный, левый, центральный и правый). Именно эту разрушенную полосу укреплений и использовали защитники Лиепаи. Здесь они укрывались от вражеского огня за массивными глыбами бывших укреплений.

К сожалению, в исторической литературе факт создания накануне войны в районе Лиепаи 41-го укрепленного района совершенно не освещен. Получилось так, что штаты его комплектовались незадолго до нападения врага, а командование почти все погибло в боях за город. Комендантом укрепрайона был назначен опытный военный — дивизионный комиссар С. П. Николаев, упоминаемый иногда в воспоминаниях как «командир с двумя «ромбами» в петлицах» (что соответствовало генеральскому званию). Известно, что С. П. Николаев занимал ряд ответственных должностей в армии и в середине 30-х годов закончил Военно-инженерную академию им. В. В. Куйбышева. Участники обороны вспоминают, что дивизионный комиссар С. П. Николаев неоднократно поднимал бойцов в атаку на подступах к Лиепае. Известны также имена заместителя коменданта укрепрайона по политической части полкового комиссара М. А. Васечкина, начальника артиллерии укрепрайона С, Е. Белобородова, погибших в те суровые дни, до конца выполнив свой воинский долг.

Анализируя обстановку, сложившуюся в Лиепае накануне войны, отмечая существенные недостатки в организации обороны города и военно-морской базы, Н. Г. Кузнецов утверждает, что «ответственность за это нельзя возлагать на местное командование. Нарком ВМФ и Главный морской штаб должны были проявить больше настойчивости перед Генеральным штабом в разрешении всех неясных вопросов»36.

Для более полной характеристики предвоенной обстановки в городе необходимо отметить и развивавшиеся после провозглашения в июле 1940 г. в Латвии Советской власти и вступления ее в состав Советского Союза теплые и сердечные отношения между воинами гарнизона и жителями Лиепаи. Гостями на собраниях рабочих заводов и фабрик были командиры и политработники дивизии и базы. Отдельные предприятия взяли шефство над воинскими частями. Так, проволочный завод заключил договор о шефстве с одним из полков 67-й стрелковой дивизии. А когда 7 ноября 1940 г, состоялся парад воинских частей гарнизона, то представители рабочих города вручили командованию памятные Красные знамена.

Перед войной в городе, хотя и медленно, начала разворачиваться оборонная работа. 7 февраля 1941 г. Лиепайский ГК КПЛ утвердил городской совет Осоавиахима, куда входили председатель Э. Добелис, инструкторы К. Бирзиньш и Я. Каугертс37.

Большую помощь городская и уездная партийные организации оказывали военным комиссариатам в деле регистрации молодежи, которая впервые подлежала призыву в Красную Армию. Так, 15 апреля 1941 г. торжественно были встречены на вокзале 70 юношей из Гробини и Гробиньской волости, прибывших в Лиепаю для регистрации в военкомате. С оркестром они прошли по улицам города, прослушали теплое напутствие секретаря Лиепайского укома комсомола И. Судмалиса.

Воины 67-й стрелковой дивизии на учениях

Яркой демонстрацией связи народа со своей армией явилась первомайская демонстрация в Лиепае в 1941 г. В ней приняли участие почти 35 тыс. жителей города. Такого оживления древняя Лиепая до этого не видывала. Неизгладимое впечатление произвел на лиепайчан парад войск гарнизона — воинов 67-й стрелковой дивизии и подразделений моряков.

Особое внимание в предвоенные дни обращалось в Лиепае на усиление местной противовоздушной обороны. Газета «Комунистс» непрерывно информировала читателей о целях и задачах ПВО, призывала лиепайчан активно участвовать в ее работе. Деятельность местной противовоздушной обороны координировалась с учениями войск. Например, в апреле 1941 г. была проведена учебная воздушная тревога, в которой наряду с войсками участвовали отряды ПВО Лиепаи.

5 мая 1941 г. был разработан и утвержден командиром военно-морской базы подробный план состава лиепайского сектора ПВО с учетом сил военно-морской базы, подразделений 67-й стрелковой дивизии, городской милиции, отрядов ПВО, батальона Рабочей гвардии и охраны станции Лиепая.

В мае и первой половине июня часто проводились учения зенитчиков. Лучи прожекторов ощупывали небо, а когда они «ловили» один из учебных самолетов, начинали действовать зенитные батареи. Пограничные катера и подводные лодки базы несли постоянные дозоры в море, зорко наблюдая за обстановкой на Балтике. Подразделения 67-й дивизии осваивали оружие, проводили занятия в условиях, приближенных к боевой обстановке.

Вышестоящее командование требовало от личного состава войск повышенной боевой готовности.

Так, 15 июня 1941 г. военный совет Прибалтийского особого военного округа отдал войскам приказ, в котором говорилось: «Сегодня, как никогда, мы должны быть в полной боевой готовности. Этого многие командиры не понимают. Но это надо всем твердо и ясно понять, ибо в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи (курсив наш. — В. С.)»38. Приказом командирам стрелковых дивизий предписывалось подготовиться к обороне своей полосы. Подобные приказы о повышенной боевой готовности были отданы также кораблям и частям Краснознаменного Балтийского флота.

Таким образом, войска округа и силы Балтийского флота, составной частью которых являлся гарнизон Лиепаи, к моменту начала немецко-фашистской агрессии против СССР обладали значительной боевой мощью. Высоким было и морально-политическое состояние бойцов и командиров. И все же начавшаяся война в силу ряда причин явилась для гарнизона Лиепаи неожиданной, внезапной. Имевшиеся возможности для повышения бдительности и своевременной боевой готовности частей и соединений были использованы далеко не полностью, что обусловило значительные преимущества врага и поставило войска Лиепайского гарнизона в исключительно трудные условия, потребовавшие от них полного напряжения всех духовных и физических сил, невиданной отваги, упорства и больших жертв.

В последнюю мирную субботу, 21 июня 1941 г., воины Лиепайского гарнизона, как и других советских частей и соединений, отдыхали, не подозревая, что немецко-фашистская армия через несколько часов вторгнется на советскую землю.

ВОЙНА НАЧАЛАСЬ...

22 июня 1941 г. в 4 часа 20 минут утра 6 германских самолетов появились над Лиепаей и нанесли бомбовый удар по расположенному недалеко от города Батскому аэродрому1, где дислоцировался 148-й истребительный авиационный полк. Цель вражеского налета была ясна: используя момент внезапности, уничтожить советские самолеты на месте базирования. Фактически эта бомбардировка известила гарнизон Лиепаи и ее жителей, что Советская страна подверглась вероломному и внезапному нападению со стороны фашистской Германии.

Правда, в первый момент происшедшее воспринималось как большие маневры в условиях, приближенных к боевой обстановке. Именно об этом свидетельствуют многочисленные воспоминания участников обороны города. «22 июня приблизительно в 4 часа утра, — вспоминал бывший рядовой пожарной команды базы А. А. Архипов, — дневальный сделал нам побудку (не подъем, как всегда!) — посмотрите, мол, на маневры летчиков...»2. Ему вторил бывший боец прожекторной роты А. Г. Перфильев: «Услышав взрывы... мы выскочили из помещения, увидели самолеты и сразу определили — не наши. Командир роты лейтенант Левашов сказал: «Это самолеты новой конструкции, начались большие маневры». Он приказал нам идти в помещение»3.

Не имея четких указаний, в особенно затруднительном положении оказались те, кто должен был по своим служебным обязанностям отражать вторжение вражеской авиации в воздушное пространство страны, — это зенитчики военно-морской базы и летчики 148-го истребительного авиационного полка.

Еще до налета вражеской авиации на Лиепаю, в 3 часа 50 минут 22 июня 1941 г., наблюдательный пост военно-морской базы, расположенный в Паланге, сообщил командованию, что город обстреливается тяжелой артиллерией с германской территории. И почти одновременно, примерно в 4 часа, разведчик 841-й зенитной батареи (батарея находилась на боевом дежурстве) матрос Колотенков услышал гул самолетов. Будучи опытным разведчиком-наблюдателем, он определил, что неизвестные самолеты идут курсом с моря на базу. Согласно инструкции Колотенков немедленно объявил по батарее боевую тревогу и доложил по телефону на командный пункт дивизиона о приближающихся самолетах. Оттуда последовала команда: «Огня не открывать!». Самолеты шли в направлении Батского аэродрома.

В исторической литературе накопилось много противоречивых данных о той ситуации, которая сложилась в 148-м истребительном авиационном полку в момент нападения врага на аэродром. В данном случае доверимся летчику-истребителю капитану А. П. Дегтяреву, который в своих воспоминаниях пишет, что 22 июня 1941 г. в 3 часа 30 минут часть была поднята по тревоге, были запущены и прогреты моторы и личный состав ждал дальнейших указаний. «В 4 часа, — продолжает он, над нашим аэродромом появились самолеты Ю-88, силуэты которых мы первоначально приняли за наши «СБ»... Они спокойно заходили над аэродромом несколько раз и затем начали бомбить и обстреливать из пулеметов аэродром. Из-за тумана нам нельзя было подняться в воздух, да и команды такой не было, поэтому мы могли только наблюдать за всем происходящим»4. Таким образом, А.П. Дегтярев отмечает два момента: наличие тумана и отсутствие команды на взлет для вступления в бой.

Генерал А. Г. Рытов, бывший в первые дни войны заместителем по политической части командира 6-й смешанной авиационной дивизии, в которую входил 148-й авиационный полк, в своих мемуарах пишет, что, когда он 22 июня прилетел в Лиепаю, командир полка майор Зайцев доложил ему: «Подняли мы самолеты по тревоге, но стоял туман и вскоре пришлось садиться. Тут-то нас и накрыли». И далее: «В Либаве я застал невеселую картину. Аэродром рябил воронками, некоторые самолеты еще продолжали тлеть. Над аэродромом стлался дым, а языки пламени пожирали остатки склада горюче-смазочных материалов»5.

Одним словом, первый внезапный удар врага с воздуха по Лиепае оказался для него безнаказанным. Истребительный полк понес потери в самолетах и не участвовал в отражении вражеского налета. Указание на то, что взлету истребителей помешал низкий туман, содержится во многих публикациях. В связи с этим невольно возникает вопрос: а как же фашистские самолеты могли вести прицельное бомбометание при низком и плотном тумане? И был ли в самом деле туман над Лиепаей 22 июня? На запрос, сделанный в Латвийское республиканское управление по гидрометеорологии, последовал категоричный ответ, что на 4 часа утра 22 июня 1941 г. туман в районе Лиепаи не был зафиксирован. Лишь в 6 часов в этот день здесь наблюдалась легкая дымка...

Такие вот противоречивые данные оставили для истории первые часы первого дня Великой Отечественной войны в районе Лиепаи. Правда, когда вражеские самолеты сбросили свой страшный груз и стали удаляться, по ним ударили орудия 503-й зенитной батареи, командир которой ст. лейтенант В. Рябухин по своей инициативе дал команду открыть огонь.

В 12 часов дня 22 июня 1941 г. по радио выступил нарком иностранных дел В. М. Молотов, который от имени Советского правительства заявил о нападении фашистской Германии на СССР.

Лиепая оказалась прифронтовым городом, и ее судьба полностью зависела от развития событий на советско-германской границе. На приморском Лиепайском направлении от Паланги до Гаргждая (около 80 км; тогда как по проекту Полевого устава 1941 г. стрелковая дивизия должна была занимать оборону в полосе 8—10 км) располагалась 10-я стрелковая дивизия, входившая в состав 10-го стрелкового корпуса 8-й армии Северо-Западного фронта (с началом войны этот фронт был образован из войск Прибалтийского особого военного округа). Эта единственная дивизия в первый момент противостояла всей мемельской группировке 18-й германский армии. Никаких других соединений во втором эшелоне на этом участке фронта не было и оказать помощь 10-й дивизии было некому. В составе дивизии было до 10 тыс. человек.

Как отмечено в историческом формуляре 10-й дивизии, в 4 часа утра 22 июня 1941 г. гитлеровцы открыли массированный огонь по погранзаставам 105-го пограничного отряда и расположениям штабов полков. Артиллерийский налет продолжался 20 минут, затем фашисты крупными силами повели наступление на довольно растянутые боевые порядки этого соединения. В первые часы боя противнику удалось отрядами мотоциклистов вклиниться в промежуток между Кретингой и Палангой, отрезав часть подразделений 10-й дивизии, находившихся в Паланге. На стыке с левым соседом — 90-й стрелковой дивизией — враг стал крупными силами мотопехоты обтекать левый фланг дивизии, и она, таким образом, в первый же день войны оказалась в полуокружении. В таком положении ее воины в течение суток мужественно сражались с превосходящими силами противника, а затем зачастую разрозненно с боями начали отходить в направлении Елгавы и Риги, не имея связи с соседними соединениями и частями.

Необходимо отметить, что воины 10-й дивизии проявили завидное самообладание и в большом числе, сохранив боеспособность, вышли к Риге, где по правому берегу Даугавы (Западной Двины) заняли оборонительный рубеж и приняли участие в боях за столицу Советской Латвии.

Обходя очаги сопротивления подразделений 10-й дивизии, по направлению к Лиепае устремились части 291-й немецкой Восточно-Прусской пехотной дивизии (командир — генерал-лейтенант Герцог), не входившей в состав какого-либо армейского корпуса, а подчиненной непосредственно штабу немецкой 18-й армии группы армий «Север» и имевшей в своем составе три пехотных полка (504-й, 505-й и 506-й), один артиллерийский полк, моторизованный истребительно-противотанковый дивизион и четыре отдельных батальона (разведывательный, саперный, связи и полевой-запасной).

В дивизии было до 17 тыс. человек личного состава и до 300 орудий и минометов (в том числе 72 противотанковых орудия). В источниках вражеского происхождения отмечается, что 291-я пехотная дивизия являлась сильнейшей дивизией сухопутных сил фашистской Германии. Она имела боевой опыт, полученный в войне с Францией6. К тому же дивизия была усилена двумя батальонами морской пехоты и 402-м батальоном велосипедистов, а ее действия непрерывно поддерживались авиационным отрядом7.

На этапе операции группы армий «Север» под названием «выход к Двине» в задачу 291-й пехотной дивизии входил захват Лиепаи, а затем других городов Курземе с последующим продвижением через Ригу в направлении Ленинграда. Это обстоятельство необходимо особенно подчеркнуть, поскольку в исторической литературе накопилось изрядное количество утверждений, что защитники Лиепаи якобы «закрыли фашистам дорогу на Ригу» (на которую были нацелены совсем другие соединения гитлеровской армии) и «сорвали наступательные планы всей северной группировки немцев», «отвлекли на себя значительные силы... группы армий «Север»»8.

Как свидетельствуют трофейные документы, подразделения 291-й пехотной дивизии двигались к Лиепае не в одном направлении. Основная часть ее через Скуодас устремилась к Приекуле (около 40 км юго-восточнее Лиепаи), пытаясь глубоким охватом обойти гарнизон Лиепаи с востока. Это была обычная для фашистов тактика начала войны — по возможности окружать советские войска. В то же время усиленные подвижные отряды (тоже тактический прием врага того времени) начали быстро продвигаться к городу с юга в направлении Руцава—Ница.

На пути продвижения гитлеровцев встали пограничники, которые оказывали упорное сопротивление превосходящим силам врага. Первыми в бой вступили расположенные ближе к границе 24-я и 25-я пограничные заставы 12-го Лиепайского пограничного отряда.

25-й пограничной заставой в то время командовал лейтенант Андрей Запорожец — энергичный и волевой офицер. Уже в апреле 1941 г. на территории военного городка под его руководством были оборудованы два дзота и запасные огневые точки. Сначала гитлеровцы провели артподготовку. Шквал огня и металла пронесся по военному городку. Загорелись здание заставы и хозяйственные постройки, а затем рота гитлеровцев пошла в наступление. Подпустив автоматчиков на близкое расстояние, пограничники открыли пулеметный огонь. Так одна за другой захлебнулись две атаки противника.

Тогда гитлеровцы предприняли попытку окружить заставу, но пограничники своевременно оставили позиции и двинулись к Руцаве. В том же направлении отходили и бойцы других пограничных застав, где начальник штаба 12-го пограничного отряда майор В. А. Черников собрал их в боевую группу примерно в 150 человек. К ним были присоединены также воины строительных подразделений, возводивших укрепления у границы, что позволило южнее Руцавы создать оборонительный рубеж. Первоначально бойцам этой сводной группы удалось уничтожить два подразделения вражеских мотоциклистов, а к вечеру завязался ожесточенный бой, который длился почти три часа. Будучи хорошо подготовленным командиром (незадолго до войны он окончил академию им. Фрунзе), майор В. А. Черников умело руководил действиями бойцов.

Фашисты, встретив упорное сопротивление, вынуждены были приостановить наступление.

У Черникова созрел дерзкий план. Установив на оборонительном рубеже два замаскированных пулемета под командованием начальника заставы лейтенанта Запорожца, майор приказал сводной группе сосредоточиться на опушке леса. Гитлеровцы, обнаружив мнимый отход пограничников и не разгадав их замысла, поспешили использовать благоприятный момент для атаки. Когда фашисты приблизились к позициям пулеметчиков, по ним ударили очереди станковых пулеметов. Одновременно подразделения сводной группы перешли в контратаку. Гитлеровцы не ожидали такого и отошли на ранее занимаемые позиции.

В этом бою большое самообладание и героизм проявили майор Черников, батальонный комиссар Стрельников, комендант участка Губенчук и др.

Постепенно боевые действия перешли в Руцаву. Там, организовав круговую оборону в здании штаба, истекая кровью, дрались до последнего вздоха бойцы хозяйственных подразделений 5-й пограничной комендатуры. За два часа до захвата немцами здания штаба комендатуры, где находилось много раненых пограничников, военврачу третьего ранга И. Г. Алесковскому удалось связаться по телефону с командиром 12-го пограничного отряда майором Якушевым и передать всего несколько слов: «Здание штаба окружено. Здесь много раненых. Нас осталось трое...»9. Позднее станет известно, что военврач И. Г. Алесковский, его помощник боец Петров и воин, имени которого установить не удалось, в бою за комендатуру проявили исключительное мужество, защищая раненых пограничников, и погибли смертью героев.

Используя наступившие сумерки, пограничники и другие бойцы сводной группы, не получив подкрепления и пополнения боеприпасов, оставили занимаемый рубеж и начали отходить в северном направлении. 23 июня 1941 г. связь с группой майора В. А. Черникова прервалась.

Как можно судить по имеющимся материалам, небольшой отряд пограничников во главе с лейтенантом А. Запорожцем отошел к Нице, где соединился с находившимися здесь воинами 281-го стрелкового полка. Основная же часть воинов, среди которых был и майор В. А. Черников, продвигалась северо-восточнее. Там она попала под удар сильной группы вражеских войск и погибла. Этот факт еще нуждается в дополнительном исследовании, так же как и оставшаяся неясной судьба батальона, а затем и роты 67-й стрелковой дивизии, посланных, как об этом сообщалось в донесении Пограничных войск, к Руцаве на помощь пограничникам

Таким образом, к исходу 22 июня 1941 г. противник, двигаясь вдоль побережья на лиепайском направлении, вышел на рубеж Руцавы (50 км южнее Лиепаи), т,е. примерно на линию прежней границы буржуазной Латвии. Вплоть до рубежа Ница — Барта перед ним не было никаких советских войск, которые могли бы воспрепятствовать продвижению врага вперед.

Обстановка в районе Лиепаи на сухопутном фронте складывалась неблагоприятно. В то же время на военно-морской базе принимались надлежащие меры по отражению возможных атак гитлеровцев со стороны моря, а средства противовоздушной обороны вели борьбу с вражеской авиацией. Командование Лиепайской базы с началом войны перешло на командный пункт и дало следующие распоряжения.

Для предотвращения нападения противника со стороны моря в ближний дозор и прикрытия военно-морской базы 22 июня были высланы четыре подводных лодки.

Тральщик «Фугас»

Подразделения торпедных катеров, получив по одной торпеде, девять малых глубинных (противолодочных) бомб и патроны для пулемета, а также пограничные суда 4-го дивизиона находились в боевой готовности, развернувшись в аванпорту. Тральщик «Фугас» (Т-204), прибывший за несколько часов до начала войны в Лиепаю для ремонта, получил боевую задачу: установить мины на подступах к Лиепае. В то время, когда тральщик принимал мины со склада, его личный состав под руководством инженера капитан-лейтенанта К. Л. Геккера, восстановил вторую машину. Уже в 14 часов корабль в сопровождении двух торпедных катеров вышел в море, и за 22—23 июня экипаж «Фугаса» сделал шесть минных постановок, установив в 10 милях (примерно в 18 км) от Лиепаи 206 якорных мин. Действия тральщика прикрывались торпедными катерами и самолетами 43-й авиационной эскадрильи. В дальнейшем «Фугас» (командир — ст. лейтенант В. Л. Гиллерман, политрук — В. И. Козлов) успешно выполнял задания командования: отбивал атаки немецких самолетов, ставил мины в Ирбенском проливе, у Таллина, участвовал в обороне Ленинграда.

Активно действовала в первый день войны 43-я отдельная морская ближнеразведывательная авиаэскадрилья гидросамолетов МБР-2. До войны эскадрилья значилась в числе лучших авиационных частей Краснознаменного Балтийского флота. Командир эскадрильи капитан И. Я. Вахтерман и его заместитель по политической ч...