Расскажу о бабушке по маминой линии Варваре Митрофановне Цеминой (в девичестве Стребковой).

Я с самого детства знала, что бабушка воевала, но это как-то в голове не укладывалось. Моя бабуся, во всегда наглаженном платье, в белом переднике и вдруг с винтовкой в руках. Нам легче было представить ее с удочкой… Да-да, она до последних дней жизни любила ловить рыбу. Причем умудрялась выудить ее даже в жаркий день, стоя недалеко от купающихся ребятишек. Возле нее всегда крутилось по нескольку мальчишек:

– Бабушка Валя, а можно я возле вас тоже ловить буду? – спрашивали они, считая, что это место волшебное. А когда мальчишки увидели ее в парадном костюме с медалями на 9 мая, открыли рты от удивления…

Бабушка не любила вспоминать о войне, никогда не кичилась этим. Моя мама рассказывала, что она еще много лет после войны кричала во сне. Постеснялась и не поехала в Москву, когда Алексей Петрович Маресьев, работая в Советском комитете ветеранов войны, приглашал ее. Как-то сотрудники городской библиотеки упросили ее встретиться со школьниками. Она пришла, ответила на вопросы, поговорила, а потом сильно болела, неделю не вставала с постели. Никогда, ничего ни у кого не просила, прожила очень скромно.

В семье у Митрофана и Февронии было пятеро детей, Варвара (а мама почему-то всегда звала ее Валюшей) – четвертая. Жили и крестьянствовали они тогда в Голосновке под Воронежем, впоследствии переехали жить в сам город. Когда началась война Валюша трудилась на одном из хлебозаводов г. Воронежа. В мае 1942-го семья Стребковых вдруг получила повестку, в которой В.М. Стребковой предписывалось взять с собой кружку, ложку и явиться в военкомат Коминтерновского района. Но для 19-летней девушки это не было вдруг.

– Все тогда шли на фронт защищать Родину, а я что же? – говорила бабушка. – Но из 15 девчат нашего двора мобилизовали только меня, возможно потому, что я ходила на курсы телеграфистов во дворец Коминтерна. В городе беспорядок был, лошади ходили беспризорные по Воронежу. А на работе мне с собой сухарей дали на первый случай. Мама поплакала, за ночь сшила мне рюкзак и сказала: «Видно, совсем тяжко, раз девчат стали на фронт забирать».

Собрали нас в клубе, продержали до ночи и … домой отправили, а уже на следующий день повезли по направлению на Старый Оскол. Где-то под Курском мы провели две недели на карантине. Там в лесу 30 мая 1942 года и приняли присягу. Дальше повели пешком. Идти было трудно и страшно, часто бомбили. Тогда мы падали на землю, крепко зажмуривались и ждали, когда прекратятся взрывы. Бомбы падали и рвались прямо вокруг нас. Так и продвигались, проходили мимо воинских частей, где некоторых из нас и оставляли. Меня и еще одну девушку Аню Дуванову зачислили в 688-й батальон аэродромного обслуживания. А командир еще и пошутил: «Девушка, вам только в наш батальон и надо, по назначению попали: фамилия для авиации самая подходящая – Стребкова».

Валюша была худенькой, небольшого росточка, и когда ей выдали огромные солдатские галифе, чуть не расплакалась.

– Видно не рассчитывали, что девчата воевать будут, – говорила бабушка. – Еще ботинки японские тяжеленные дали, их и в руках-то не донесешь. А потом ничего, обмундировали: сшили из летного комбинезона синий сарафан, выдали шинель, фуфайку, гимнастерку, сапоги брезентовые, чулки, портянки и два гребешка. Еще табак давали, как положено солдатам, мы брали, а потом на еду меняли. Так я и служила в роте связи телефонисткой до самого концы войны. Мы все время были «на колесах», перебазировались, куда наши летные части, туда и мы. Дислоцировались на аэродромах, жили в палатках, а то и под открытым небом. Бои везде были страшные. Бывало, что и отступали. В памяти осталось, как переправлялись через Дон: тянем технику по понтонному мосту, а он, как живой, из-под ног уходит. Кругом падают бомбы, снаряды рвутся, вода столбами взметается, земля с песком, что волной накрывают – как в котле варево. Особенно жестокие бои шли под Сталинградом. Ни неба, ни земли видно не было, железо горело, будто хворост, а у нас приказ: «Любой ценой держать связь». Солдатики наши убитые лежали баррикадами, сколько их там полегло, никто не сочтет… Помню, когда все закончилось, наш начпрод Орлов накормил нас не по уставу – окрошкой и оладьями.

– Батальон все время обслуживал разные авиационные полки и дивизии: «истребителей», «бомбардировщиков», «илов», «кукурузников» (так называли самолеты У-2, маленькие и юркие, они по ночам летали, могли и в кукурузу сесть на поле), а ТБ-3 гробы с погибшими перевозили, – я до сих пор помню их протяжный, леденящий душу, гул.

Однажды зимой к ним поступил полк, и сразу пролетел слух, что в нем служит легендарный летчик – Алексей Маресьев, который летает без ног. (Напомню, что о нем рассказал Б. Полевой в книге «Повесть о настоящем человеке»).

– Когда летчики пошли в столовую, мы, любопытные девчата, выстроились в шеренгу и гадаем: какой же из них безногий? Все с ногами, никого даже с палочкой нет, шагают особой летной походкой враскачку… Давай тогда у техников выпытывать, а те смеются: «Эх, вы – ротозеи! На улице зима, мороз, у всех на ногах унты, а у него хромовые сапоги». Потом был вечер отдыха в каком-то клубе. А Маресьев всем девчатам нравился – чернявый, высокий, красивый, и все подшучивал: «У моей матери два сына, а третий – летчик!» И вот он пригласил меня на танец. А я засмущалась и нечаянно наступила ему на ногу. Расстроилась, чуть не плачу и опять так случилось. Тут уж слезы сами брызнули из глаз. А он улыбнулся и говорит: «Что вы, девушка, наступайте смелее, мне же все равно не больно!» Как-то заболел он, положили в санчасть. А медсестра по незнанию протезы вместе со штанами сложила и вынесла… Удивительный был человек, наравне со всеми летал на боевые задания, много наград заслужил, а такой скромный. Пришел в столовую, извинился и попросил приготовить картошку в мундире.

Было у нас два сына полка, мальчик-подростки лет по 14, Андрей и Миша. Первый, то был артист – пел, заслушаешься, а второй – очень смышленый, его любил командир роты и обучал всему, да так, что мальчишка с любой техникой мог управляться. Как-то при перебазировке авторота нашего батальона попала под бомбежку. Фашисты норовили в каждую машину бомбой попасть, а на бреющем полете по людям, как по мишеням строчили. При налете немецких самолетов людей и спецтехнику нужно было срочно уводить с дороги в лес, а один из водителей испугался, бросил «прожектор» и сбежал. Вся колонна остановилась. А Миша не растерялся, бросился за руль и вывел машину из опасного места.

Об окончании войны мы узнали по телефону, сквозь позывные прорвалось: «Девчата, слушайте! Война закончилась!» Демобилизовали меня в июне 1945 года из г. Риги (Латвия). Никто нас не встречал ни с цветами, ни с музыкой, как по телевизору показывают. Сдала чемодан в камеру хранения и потопала домой. Там очень удивились – не ждали. С собой ничего не привезла, кроме куска белого парашютного шелка, из которого мне потом пошили блузку. Да еще 50 рублей накопилось к демобилизации.

В.М. Стребкова прошла всю Украину, Белоруссию, Польшу, Литву, Латвию, награждена медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией», орденом Отечественной войны 2 степени и другими знаками воинской доблести. В бабушкиных документах сохранилась справка с печатью красного цвета «Войсковая часть. Полевая почта 23205», датированная 2 июня 1945 года: «Выдана красноармейцу Стребковой Варваре Митроф. В том, что за период Отечественной войны за добросовестное выполнение заданий командования имеет семь благодарностей. Командир роты связи, капитан Шевченко».

– Бабуль, как Вы умудрились служить среди мужчин и не выйти замуж? – не раз допытывалась я.

– На фронте у нас был приказ о том, что замужество не разрешается. Но я и не мыслила выходить замуж на войне. Наоборот, старалась ни к кому не прикипеть сердцем. Самым страшным было то, что только сегодня говорил с человеком, а через несколько часов узнаешь: «Летчик погиб в бою».

В Россошь Варвара Митрофановна попала после войны по распределению, много лет проработала технологом хлебопечения на хлебозаводе, который располагался на улице Кирова. Вышла замуж за Михаила Васильевича Цемина, тоже фронтовика. Вырастила дочь, внуков, успела подержать на руках четырех правнуков. Бабушки нет с нами четвертый год, но мы помним ее. Никто так, как она не умел печь вкусные пирожки, пироги, хлеб, рулет с маком. Она не считала, что сделала в жизни что-то особенное. Но День Победы был для нее важным и самым главным праздником, свои награды она одевала только 9 мая.