Это история и трагедия любви моих прапрадедушки и прапрабабушки, которых навсегда разлучила война. Их счастье оборвалось неожиданно и навсегда. Уже больше никогда не будет веселых и счастливых дней, дружной семьи, не повторятся минуты радости и любви. Они никогда не увидятся, никогда он не откроет дверь в свой тёплый дом, не обнимет сына и жену. Всё перечеркнула война. Безжалостное слово «никогда» обрело свою реальность, и в это невозможно было поверить. «…Эх, Мурка, Мурка, как всё бывает в жизни быстро и мимолётно. Как всё это прошло для меня как во сне и не опишешь всего того, что было. Я очень беспокоюсь о том, как ты, как Герушок», - напишет он с фронта. А она, моя прапрабабушка, будет ждать его всю жизнь. Ведь «без вести пропавший» - ещё не значит «погибший», а, значит, есть надежда на возвращение и встречу. Она искала его в каждом лице, в каждом образе, в каждой минуте своей жизни и очень любила до конца своих дней. «Мой черноглазый!» - так называла его она его в своих письмах на фронт. «Без тебя нет меня» - написала она на похоронке, которую получила в августе 1942 года. Её «черноглазый» пропал без вести в боях за Севастополь.

Они встретились в 1923 году. Была поздняя весна, цвели пионы, было тепло и радостно после долгой холодной зимы. Он – смуглый, высокий, красивый, немного похожий на цыгана. Она – нежная красавица, окончившая гимназию, молодая и полная светлых надежд. Вся жизнь была впереди, все мечты казались осуществимыми. Его звали Константин, её – Мария. Он звал её Маша, Манечка, Маруся, а чаще всего – Мурка. Они поженились, и родился мой прадед Герман, в честь которого мне дано имя. Жили счастливо, очень дружно, в любви и согласии: гуляли в парке, ездили на пароходе по Волге, вместе пекли пироги и очень любили гостей. Константин был добрым, умным, отзывчивым, заботливым и веселым человеком, очень любил свою семью и заботился о ней. Позже с фронта он напишет: «Я очень беспокоюсь о вашем питании. Если не будет хватать денег, продавай вещи и не испытывай нужды». Его сердце не очерствело, не ожесточилось на этой войне. Чувства все обострились, стали глубже и пронзительнее. Он писал с фронта каждый день по несколько писем. Вся боль разлуки, любовь и бесконечная преданность звучали ив каждом слове его писем. «Мурка! Сегодня видел тебя и Герушка во сне, как будто бы дома, маму ещё видел в нашей квартире. Что, если бы этот сон оказался в действительности, какое было бы счастье?!» Спрашивает постоянно о сыне: «Ну как чувствует себя Герушок? Сколько он заработал хлеба и трудодней? Начал ли учиться? Как жалко, что я пока больше неполучу писем. Завтра, наверное, уедем, а куда – опять неизвестно и пока выяснится адрес, да пока письмо будет от вас идти дней десять, это пройдёт ещё месяц, и я ничего не буду знать». Через войну и огромные расстояния он даёт сыну советы: «Ты правильно думаешь. Нужно поступать в Мединститут, а оттуда можно попасть в Военно-Медицинскую Академию, тогда после окончания будешь работать где-нибудь в большом госпитале» 1 . И опять забота, опять переживания: «Пусть Герушок одевается теплее, если что у него износится, пусть носит мои вещи. Дай ему мой пиджак, если он ему не велик. Береги здоровье дорогого мальчика!» Сначала, в октябре 41-го было ранение и госпиталь в г. Ворошиловске и надежда, что, может быть, отпустят дней на пять домой, ведь Астрахань недалеко. «Я готов лететь без отдыха», - пишет он в письме из госпиталя. Но не сбылось… «Настроение нехорошее, скучно и уныло без вас находиться одному, также как и вам без меня. Никак не дождешься той минуты, когда мы встретимся снова. Я так скучаю, что становится невозможно и когда смотрю на ваши карточки, невольно появляются слёзы и хочется лететь к вам и находиться всё время близко-близко». После госпиталя был Новороссийск, а потом – Севастополь. И уже другое настроение: «Теперь даже трудно сказать, когда мы встретимся. Судьба не идёт навстречу». Он очень переживает, как они там, без него: «Читал ваши письма, пришлось немного погоревать и поплакать, очень больно читать, когда знаешь, как трудно перебиваться вам одним без меня. Я приеду обязательно, и мы снова будем ходить в парк, есть мороженое, пить газировку и слушать музыку. Это обязательно будет! Я в это очень верю!» «Ах, как хочется увидеть вас и побыть вместе с вами, прижать и расцеловать вас крепко-крепко. Неужели может случиться, что я вновь встречусь с вами, даже не верится. Это будет для меня и для вас большим большим счастьем. Ведь уже седьмой месяц, как я не вижу вас, и это для меня кажется целой вечностью. Ведь у нас никогда не было так!» Сколько любви и отчаяния в этих строчках и подсознательное понимание того, что вряд ли сбудутся эти мечты. Но надежда оставалась… Война распорядилась по-своему. Письма перестали приходить с лета 1942 года. Маруся ждала, не прекращала писать письма на фронт, но письма возвращались. Она не хотела верить в то, что случилось непоправимое, что её «черноглазый» пропал! Он ведь так обещал вернуться и писал, что война будет недолгой! Шли годы, но Маруся продолжала ждать своего любимого. Она посылала запросы во все инстанции, Герман ездил туда, где в 1942 г. шли ожесточённые бои и всё искал, искал. Моя бабушка, дочь Германа, родилась через 10 лет после войны. Она до сих пор рассказывает, что вся атмосфера дома была пропитана ожиданием. Ожиданием невозможного, несбыточного… Наша память имеет особые свойства сохранять в сердце образы родных людей, о которых нам рассказывают старшие поколения. Пока мы помним человека – он жив. Жив в нашем сознании, мы равняемся на его поступки, на его жизнь. Из поколения в поколение в моей семье передаются по наследству фронтовые письма, полные любви, ожидания, беспокойства, какого-то особого света и тепла. Мы помним, мы благодарим всех погибших, храня воспоминания о наших близких, отдавших за нас свою жизнь. Уже давно нет Маруси, Германа. Но я уверен, что мои дети обязательно узнают эту историю и будут рассказывать её следующим поколениям. И в их памяти Маруся и Константин опять будут молодыми, любящими, верными и научат их добру, порядочности и преданности. Нас будут беречь и хранить свет их любви и бесконечная память о них.