Петр
Васильевич
ПОДЕЛИТЬСЯ СТРАНИЦЕЙ
История солдата
И вот, граница Пруссии. Пруссия – форпост фашистской Германии. Наши войска прорвали фашистскую оборону. Были взяты немецкие города: Нейденбург, Танненберг, Дейч-Эйлау и Остероде. Особенно большие бои были за город Дейч-Эйлау. Я в это время постоянно находился при штабе батальона и слышал разговоры нашего комбата с командиром полка. Обстановка иногда была критической, враг сопротивлялся. И когда наши ворвались в город, то начались жестокие уличные бои. И когда город был взят, то штаб батальона решил это отметить. Собрали большое застолье. Были приглашены командиры рот и других подразделений. На вечере присутствовали женщины, медперсонал, а также местные гражданские или иначе женщины, которые были угнаны в Германию из Белоруссии, Украины и России. Разошлись поздно. Я со своим телефонным аппаратом сидел в дальнем углу, изредка звонили. Комбат принимал поздравления. Когда все разошлись, я подошел к столу. Стол был богато обставлен разными красивыми бутылками из-под вина. Закуска на выбор. Пей-гуляй-закусывай. Я нашел на столе бутылку с ромом и решил попробовать. Налил неполный фужер и стал закусывать – иначе есть, выбирая что получше. Прошло какое-то время, я решил подняться, сходить на двор – на улицу. И подняться не мог, ноги отказали. Опершись руками об стол поднялся – ноги, как деревянные. Потихонечку потоптался на месте, 2 раза прошел вокруг стола. Чувствую, голова соображает хорошо, и я пошел на улицу. Прихватил с собой автомат. Вышел на крыльцо и вижу, человек 20 немцев стоят на коленях, руки за головой. Стоят прямо на земле. Недалеко стоит часовой, автомат наготове. Увидел меня, кричит: «Иди, покурим». Я пошел, спустился с крыльца, а дальше немцы не дают прохода. Часовой на них закричал, они отстали, а то хватают за ноги. Лепечут по-своему - просят, чтоб их отпустили. Часовой рассказал, что поставил немцев на колени старший лейтенант Быковский – заместитель командира батальона по строевой части. Сходил на двор, покурили, и я пошел обратно. И обратно то же самое. Хватают за ноги, кричат: «товарищ офицер». Еле прошел.
Когда перешли границу Пруссии и с боями продвигались вперед, зная, что находимся на немецкой территории, участились пожары, расстрелы мирного населения, мародерство. В квартирах ломали мебель, зеркала и все, что попадало под руку. А еще проще, в квартире сидят старики, дети – солдат из автомата длинной очередью развернется на 360 градусов по стенам, зеркалам, по окнам – куда попадет. Просто было для меня – это дико.
Особенно в этом отличались Псковские партизаны. У нас во взводе связи их было 3 человека, и с одним из них случилось ЧП. Мы были втроем, поднялись на второй этаж. Дверь в квартиру была закрыта, стали стучать прикладами, ломать двери. И у одного солдата автомат сработал, хотя и был на предохранителе. Раздался выстрел и сзади стоявший Иван Иванов получил ранение в левую руку, выше запястья. После нас вызывали к комбату, т.к. у него ранение с ближнего расстояния, остался ожог на руке. Мы подтвердили, при каких случаях и как это произошло. Иначе ему пришили статью – как самострел.
Население в основном сбежало, дома оставались без людей, редко встретишь стариков и детей. Их не трогали. На окраинах городов стояли улицы красивых одинаковых, двухэтажных домиков. В каждом доме подвал, в них хранились продукты, вина, консервы и т.д. Мы вскрывали подвалы, а в них ящики, сейфы. На полках стояли мясные консервы, как из говядины, а также из птицы – куриные, голубиные. Для нас, русских солдат, это было в диковинку, особенно для меня. Мне очень понравились голубиные консервы и молоко в баночках. В сейфах, висевших на стене, находились вина разных марок, собственного изготовления. На каждой бутылке стояла дата изготовления. Некоторым винам было по полсотни лет, и они так сгустились и были как повидло. Мы распечатывали бутылки и снимали пробу. Здесь мы наяву увидели, как жили немцы.
Еще помню случай. Мы вдвоем дежурили у телефона. Была ночь. Мой товарищ принес матрац и спал под столом, на котором сидел я. Телефонная трубка у меня на резинке возле уха. Автомат висел на правом плече. Слева дверь на выход. Тихо, и я задремал. Но, я знал, что у нас в помещении в отдельной комнате находится немецкий обер-лейтенант. И … слышу, кто-то меня тронул за плечо. Я быстро открываю глаза, передо мной немец – этот обер-лейтенант. Я за автомат, а немец несколько шагов отступил назад, весь сжался и держит руки между ног. Я, конечно, испугался, по спине пробежала дрожь, но я догадался, что он хочет на двор. Я встал, сказал ему: «Ком» -по-немецки «пошли». Сводил его на двор, и сам заодно с ним вместе, и вернулись обратно. Он ушел в свою комнату, на полу у него был тоже матрац. Немец, видимо, дал много ценных сведений, и с ним так хорошо поступили. Недавно, читая книги-воспоминания наших однополчан, узнал, что это действительно был немецкий офицер, командир роты, взятый в плен разведчиком нашего батальона.
И так, с боями, 25 января 1945 года мы вступили в город Мариенбург. Был вечер. Бои шли целый день и не прекращались. Наши пушки били напрямую.
Было уже темно, наши прорвались в город. Враг засел в каменных домах. Начались уличные бои. Стреляли отовсюду – из окон домов, чердаков, с подвалов. Вдоль улиц стреляли из пулеметов. А из крепости, что находилась в центре города, по нам вела обстрел вражеская артиллерия.
Город Мариенбург по карте обычный город с церковью в центре города. А на самом деле этот город еще в X-XII веках был столицей немецких крестоносцев. Церковь и стены, обнесенные вокруг неё, сделаны из красного кирпича толщиной не менее одного метра и высотой не менее 3-х метров. Даже наши танки «Т-34» прямой наводкой не могли пробить стены. Уличные бои шли не менее двух месяцев, хотя приказ Верховного Главнокомандующего о взятии города Мариенбурга был объявлен 28 января 1945 года. Немцы засели в крепости, и выбить их было невозможно.
Немцы из города были выбиты, но закрепились в крепости. Через день нашему батальону был дан приказ: «Штурмовать крепость». Мы подошли к стенам крепости, но из батальона осталось всего лишь 27 человек. Батальон был расформирован.
В 11 часов 26 января 1945 года на другой день вступления в город, я получил задание – дать связь в 8-ю роту, в которой я служил до этого. Бежать пришлось вдоль улицы. Бежать по дороге было невозможно, т.к. со стороны крепости вели беспрерывный пулеметный огонь. Пришлось бежать по кювету и немцы меня засекли, хотя я бежал в пригнувшись. Первая автоматная очередь по мне прошла мимо, пули пролетели-прожужжали около головы. Упал, дополз до толстого дерева–бука. Снял автомат, а противник стреляет по мне не останавливаясь. Вроде засек. Стреляли со 2-го этажа дома через дорогу. Дал очередь. Больше стрелять не стал – бесполезно. Надо выполнять задание. Ползком, по-пластунски вперед. Автомат забросил на спину, аппарат телефонный тоже на спине. Катушка рядом, подтягиваю ее рукой. Ползу, не останавливаясь. И снова бьют по мне 2 или 3 вражеских автомата. Слышу–чувствую, пули просвистывают надо мной. Бьют короткими очередями. Прижимаясь к левой стороне кювета, ползу – чтобы не так был заметен. Рукав у шинели прострелен. Осталось ползти немного. Впереди дерево, спрятался за него. Жду удобный момент. До здания, где находятся наши, - 10-15 метров. Стрельба вроде приостановилась. Вскакиваю, и, пригибаясь, повернул к зданию, но добежать не успел.
Очередь из автомата, и меня как будто кто дернул за правую руку вперед, и телефонная катушка выпала из руки. Я упал. Быстро поднялся, перехватил катушку в левую руку. Кровь хлынула из рукава. Автомат, аппарат за спиной, катушка с проводом в левой руке. У крыльца дома приподнялся, чтобы открыть двери и еще очередь по мне, но выше головы. Все пули в стену и рикошетом отлетели на меня и около. Ползком заполз в здание, ко мне подскочили солдаты. Взяли катушку, сняли с меня автомат, телефонный аппарат. Аппарат был прострелен, но быстро его восстановили. Связь со штабом батальона заработала. Разрезали на мне рукав шинели, гимнастерку, перетянули мне руку выше ранения, кровь пошла медленнее, перевязали руку. Пуля прошла через локоть правой руки, была прострелена лучевая артерия и поврежден нерв, кисть руки перестала работать, в пальцах я потерял чувствительность. Но главное, – остался я жив. Ребята помогли мне подняться. Голова кружилась, видимо, потерял много крови. Посадили меня на диван. Время было 12.15 часа дня. Через некоторое время пришли Командир батальона Н.В. Мочулов и командир взвода связи лейтенант Чеботаренок. Пришли они из других дверей, со двора. Я хотел подняться с дивана, но не мог. Вроде рванулся и упал обратно на диван. При мне комбат сказал командиру взвода, чтобы все связисты были награждены. Дал распоряжение, чтобы меня сопроводили до санитарного взвода, и, повернувшись ко мне, спросил: «Идти сможешь?».
Еще немного посидели и я начал вставать, поднялся. Дали мне сопровождающего нашего связиста Иванова Петерина (тоже из Пскова). Он взял меня за локоть левой руки и мы вышли на улицу в другие двери, во двор. Прошли не более десяти метров, как прозвучала автоматная очередь, и Иванов диким голосом закричал: «Мама!». Я оглянулся, он волчком крутится на коленях. Откуда взялась сила? Я рванулся вперед. Недалеко стоял белый кирпичный домик-сарай, и я заскочил в него.
Санинструктор Иванова перевязал и волоком утащил его в здание. В сарае стояли пустые бочки из-под горючего. Сидел долго, часы мои остановились, видимо, где-то ударил. Слышны были автоматные очереди. Через некоторое время установилась тишина, и я решил вылезти из-за бочек, к дверям. Подошел к левому косяку дверей – и неожиданный одиночный выстрел. Пуля попала в косяк, а осколки цементной извести ударили в меня в левую щеку. Отошел в сторону, достал зеркальце из кармана, посмотрел – и на щеке от сильного удара осколков белые пятна. Крови не было, хотя боль была сильная. Стрелял видимо снайпер. Мне повезло. Я от смерти был на 1-2 см. И я ушел опять вглубь сарая, за бочки. Здесь я пожалел, что оставил автомат в здании, но на ремне были 2 гранаты. Достал гранаты, ввернул в них детонаторы, поставил на бочки и стал ждать. В голове уже созрел план. Если немцы ворвутся в сарай, живым не сдамся. У меня есть, чем постоять за себя. Слышу, кто-то бежит. По спине прошла дрожь. Взял гранату в левую руку, если что – чеку я выдерну зубами. К счастью, это был связист из полковой разведки. Я спросил его: «по тебе не стреляли?» Он в ответ «Нэт»! Он был хохол, ростом высокий. Дал мне из фляги глоток вина и кусочек сала, и мы вышли из укрытия. Гранаты я оставил. Он сказал мне, куда идти, где находится санитарный взвод, и побежал дальше. В санвзводе было много раненых. Сидели, лежали в ожидании лечебной помощи. А мне сказали: «если у Вас целые ноги, то идите в медсанбат, он находится от города 4-5 км».
Мы втроем двинулись в М.С.Б. Вся дорога была занята транспортом в три ряда. Танки, машины, обозы. Видимо, недавно был артиллерийский обстрел или налет немецкой авиации. Раненые лошади, перевернутые повозки, шум, крики, маты. Мы поднялись на тракт-дорогу, машина собирала раненых и убитых. Подошли и мы. Попросились, чтобы нас взяли. Нам отказали: «Тяжелораненых девать некуда» и посоветовали идти пешком. И только вечером мы добрались до медсанбата. Ждать перевязки пришлось долго, и только уже ночью попал к врачам. Перевязали, положили шину. Встретил раненых ребят из своей бывшей роты, взвода. Немного вздремнул. Утром нас погрузили на бортовую машину и привезли в полевой госпиталь в город Млава.
28 января 1945 года мне сделали операцию, наложили гипсовую – рубашку. Здесь в этом госпитале мне чуть не отрезали руку. Кисть не работала, пальцы не шевелились и потеряли чувствительность.
Спас случай: меня вызвали в операционную раньше, чем нужно. Я зашел и сел на скамейку, стоявшую возле дверей. Операционная была большая. Одновременно делали операцию человекам 20-30. Как раз напротив меня, где я сидел в ожидании, делали операцию. От колена до пят правая нога у раненого была перевязана бинтами. Стопа голая. Раненый просит врачей, чтобы ногу ему оставили – не отрезали и шевелит пальцами. Подошел врач, больного уже усыпили – я запомнил слово «Эфир». Раненому развязали ногу, вдоль икры сплошная зелень, значит уже пошло заражение. Ножом, одним махом разрезали кожу ниже колена. Кожу подняли и ручной ножовкой отрезали ногу. Положили её в ведро вверх стопою. Когда кожу стали выравнивать, чтобы зашить, то увидели на колене ещё две раны и обе зелёные. И обратно всё повторилось. У него пальцы на ногах шевелились, а у меня ни кисть, ни пальцы не работают. Мне стало жутко, я воочию увидел, как отрезают ноги, и всё «намотал на ус».
Позвали меня, развязали рану. Надо мной большой светящийся абажур, в котором я вижу себя. Подошёл главный врач. Мне накрыли лицо марлей. Одна сестра впереди, другая сзади, у ног. И когда врач сказал: «Эфир», я оттолкнул сестру, сел и сказал: «Я наркоз принимать не буду». Врач на меня строго: «Почему?». Я им: «Вы отрежете мне руку?». Он отвечает: «Нет, мы посмотрим». Я ни в какую и сказал им, что делаете операцию под местным уколом или я не буду делать операцию, и хотел ноги сбросить с операционного стола. Еще пришла врачиха – женщина, они ещё раз осмотрели мою рану и сказали: «будем делать под уколом, но будет очень больно». В общем, сделали мне операцию. Руку оставили. Одна сестра держала левую руку и меня за грудь, другая лежала на ногах. Операцию я чувствовал, даже появлялись боли, когда сшивали артерию и нерв. Все мое тело было в движении, а сам все время смотрел в абажур, как в зеркало. Врач, который делал операцию, разговаривал со мною, задавал вопросы. Я ему за время операции рассказал полностью свою автобиографию. А утром врач пришел в палату с вопросом: «где здесь мой сибиряк?» – и посидел на моей кровати, что-то еще спрашивал, я уже не помню.
Боевой путь
Воспоминания
Хроники жизни сибиряка Петра Ступина
Читает сын Мой отец, Ступин Петр Васильевич, родился 12 июля 1924 года в крестьянской семье в деревне Кяхта, Иркутской области. Предвоенное детство. Учеба. Начало войны. Школа фабрично-заводского обучения и работа на авиационном заводе в городе Улан-Уде. В апреле 1943 года призыв в армию. Пять месяцев подготовки и с октября 1943 года действующая армия. Три ранения, праздник Победы в госпитале, инвалидность после тяжёлого ранения руки. Работа на китобойном судне в Тихом океане, строи- тельство Иркутской ГЭС, работа в Большелугском леспромхозе, Усть-Илимская ГЭС, Иркутский завод радиоприемников накануне и после пенсии. Такая простая, быстрая, но и такая большая, разнообразная и интересная жизнь. О том, что отец ведет дневники и пишет мемуары, в семье догадывались — он часто засиживался за полночь, делая какие-то записи.
После войны
Возвращение домой. Послевоенная жизнь.
В госпиталях я пролежал полгода. Руку мне сохранили, но на всю жизнь остался калекой. 24 июля 1945 года меня выписали из госпиталя в Тамбове инвалидом III-й группы. Рука не работала, но в кисти начала шевелиться. Пальцы на руке большой, указательный и мизинец не работали, в них не было чувствительности. Даже 3-х литровый чайник с водой я не мог удержать в руке. Выдали документы, красноармейскую книжку, историю болезни, пищевые билеты 14 штук – 2 талона на сутки. Дали сапоги, гимнастерку с брюками, нижнее белье, портянки, пилотку. Везли нас через Москву. Одну ночь ночевал на Ярославском вокзале. 24 июля я сел на поезд Москва-Владивосток. 29 июля вечером приехал в Зиму, сошел с поезда поздно вечером. Ночевал в помещении на вокзале, где производится смена паровозных бригад. Утром пошел на вокзал.
Встретил двух девушек, одна ехала до станции Кимильтей, другой нужно было добраться до села Карымское – это недалеко от станции Кимильтей. Попросились они на паровоз, сказали, что едут до Кимильтея. Он нас провез до станции Харик. Там мы поели, я их угостил консервами, дал хлеба. У них поесть ничего не было. Приехали до Кимильтея на этом же паровозе. Сошли. Одна девушка сразу же побежала домой. Со второй я дошел до железнодорожного моста через реку Кимильтейка. Время было уже часов шесть вечера.
До Кимильтея нужно было идти 10 км. На мне: за плечами рюкзак с продуктами и в руках, подмышкой зеленый военный бушлат. Дошел до ключа, умылся хорошо, отдохнул, перекусил и продолжил свой путь. Шел по Кимильтею, меня часто останавливали мужики, сидевшие на скамейках, спрашивали: - чей? куда? откуда? На выходе из села, повернул в переулок. У последнего дома, с правой стороны, сидела пожилая женщина с внуком. Она соскочила мне навстречу и добежав до меня – опустила руки. «Ох! – воскликнула она, – я думала, что сын». Сели на скамеечку, я попросил воды попить. Мальчик лет 5-6-и принес мне целый ковшик. Попил, поблагодарил и пошел дальше. Шел не останавливаясь, прошел Баргадай, и вот моя родная Кяхта. На улице уже никого не было. Прошел Кавказ – это часть нашей деревни – свернул на свою улицу.
Бежит мальчик и кричит: «дядя Петя!». Я остановился, думал, что он подбежит ко мне, но он развернулся и побежал обратно.
В каком доме живут мои родители, я не знал. Прошел мимо родного дома, где жила отцова сестра тетя Оля с семьей. Пришлось спрашивать у мужчины, работавшего в своей ограде. Не доходя дома, где жили родители, встретил сестру Пану с подругами, она приехала в отпуск. Пришли домой. Мать была у старшей сестры тети Анисьи, жившей на Кавказе. Брат ушел к друзьям. Отца отправили в город Иркутск от колхоза, закупать мешкотару под зерно. Не прошло и 5 минут, бежит мать. (Пишу, а у самого от этих воспоминаний на глазах слезы). За нею две сестры ее и через короткое время народу набралось полная изба. Всем было интересно увидеть меня. Задавали много вопросов, о чем расспрашивали. Я уже не помню.
Мать собрала на стол. Картошка, всякая зелень, молоко, самогон, но хлеба не было. Пришлось развязывать свой рюкзак, я достал продукты свои и отдал матери. Хлеба 2 круглых булки. Консервы мясные 2 банки и селедка 2 штуки, еще что-то. Это я утром отоварил свои пищевые талоны в Зиме. Консервы, рыбу мать не стала выкладывать на стол, но хлеба одну булку изрезала. Разошлись уже поздно.
Август месяц 1945 года я отдыхал. Занимался с отцом охотой, рыбной ловлей.
В сентябре председатель сельского совета Перевалов Николай Иванович, предложил мне работу. Вести культурно-молодежную работу - быть избачом. Одновременно стал комсоргом. В моем распоряжении был клуб. Работа была заброшена, никто этим не занимался. Собрал молодежь из трех деревень, входящих в Баргадайский сельский совет – Баргадай, Кяхта, Абуздино. Открыл клуб. Съездил в Зиму, Кимильтей, договорился, чтобы к нам привозили Кино. Работать было трудно. Лозунги писал на газетах левой рукой. Правая рука работала плохо. Молодежь плохо реагировала, и собрать их на собрание или на другие общественные мероприятия было трудно. Ровесников и единомышленников не было. Молодёжь – ребята все на 4-5 лет моложе меня. Девчат, конечно, хватало. Даже можно было бы жениться, но бедность и при этом совесть не позволили мне этого сделать. Правда, деревенские мужики меня уважали. Если в доме отмечали какое-либо семейное событие – свадьбы, именины и. т.д. и меня приглашали. Была страда, время горячее – все работали на уборке и обработке урожая. Я сам лично, с молодежью, вечерами молотили хлеб.
В родове Беломестных, живших в деревне Баргадай есть Герой Советского союза Беломестных Владимир Корнилович. Корнила Власович родной старший брат дяди Василия. Видел я Героя один раз, приезжал в деревню в 1945 году Вечер делали у дяди Василия Беломестных. Я в 1945 г. пришел из армии в конце июля. Меня и Владимира пригласили в гости, посадили рядом и мы получали поздравления и все гости пили за наше здоровье. Народу было очень много, делали 2 застолья. Был приглашен гармонист, фамилия Потапов Роман. Он был слепым, но настолько был настоящим гармонистом…, Мы, вернувшиеся с Войны, привезли много военных песен, которые особенно Я знал наизусть. И какую бы песню не начинал, Ромаша, как его звали в деревне, сразу же подбирал на своей гармошке мотив песни.
В феврале 1946 года были выборы в местные, районные, областные советы. Вся агитационная работа легла на мои плечи. Была произведена перепись всех избирателей. Подготовлен избирательный участок в школе. Выборы прошли нормально, посещаемость была все 100%.
Чем дальше, тем хуже. Материальное мое положение было плохое. Я был иждивенцем в семье. 14 кг муки, что мне давали ежемесячно, меня не удовлетворяли. Денежной пенсии не было. Физически работать я не мог.
Весной 1946 г. приехал брат Яков и посоветовал мне переезжать в город.
26 апреля 1946 года мы с Яковом вышли в дорогу пешком до Кимильтея. В Кимильтее сели на машину и доехали до Зимы. Поезд ходил под номером 502-й, его прозвали «пятьсот веселый». Залезли в вагон, народу, как селёдки в бочке – не продохнёшь. Мы ехали без билетов, денег у нас не было. Но, нам повезло. В вагоне, в который мы сели, несколько купе занимали солдаты. Я был в военной форме, в гимнастерке, только не было на мне погон и мы пристроились к ним. Солдаты были навеселе, пели песни. И я у них оказался запевалой, потому что военных песен я знал много – и в армии, и в госпитале мне часто приходилось быть запевалой. Солдаты нас накормили, ехали весело. Когда пошла ревизия, проверять билеты Якова спрятали за себя, а я проехал за солдата.
Я поступил на работу диспетчером в гараж легковых машин от управления железной дороги. Гараж находился на улице Марата. Работали через 2-е суток. Сутки дежуришь, двое отдыхаешь. Проработал полгода. На работе со мной произошел необычный случай. В Гараже для начальников отделов была выделена дежурная машина легковая. И эту машину ежедневно использовала в своих личных целях жена Заместителя начальника железной дороги. То на рынок, то в гости, или по магазинам и т.д. Это мне рассказали шофера. Машину она задерживала на 2-3 часа. Начальники отделов возникали, ругались и я стал отказывать давать ей машину. Однажды прихожу на работу и мне сообщают, чтобы я пришел в отдел кадров. Прихожу. Начальник отдела, женщина, сообщает мне, что меня перевели рабочим на железнодорожные работы и дает приказ. Я сказал, что я инвалид и работать на путях не смогу, и с приказом я не согласен. Она предложила мне уволиться, что я и сделал. «Правды не найдешь». Хотел поступить куда-нибудь учиться, но не было возможности. Пенсию дали 90 рублей.
Приехали Родители. Они не работали. Отец болел. Мать дома. Я поступил работать в «Золототранс» . Предприятие занималось перевозкой грузов в северные районы области. Рейсовые перевозки были длинными, на 500 км и больше. Меня приняли в охрану разводящим и заодно у меня была обязанность смотреть за противопожарной безопасностью.
В ноябре 1946 г. врачебная комиссия снимает меня с инвалидности. Выдали мне белый билет. Я не инвалид и не военнообязанный. Врач, что меня снимала с инвалидности, дала совет, чтобы я развивал руку физически, иначе рука может засохнуть, и можешь вообще стать нетрудоспособным. Рука впоследствии физически развилась, но в пальцах до сих пор плохая чувствительность, а большой палец вообще не работает.
В апреле 1947 года я завербовался на Дальний Восток на 6 месяцев. «Востокрыбпромкадры». Поехал за «длинным рублем» и заодно развивать руку. Работал рабочим-грузчиком. Возили на строительство гравий, строили здание «Рыбтрест» в самом городе Владивостоке. Жили в общежитии на Чуркином мысе. В октябре договор закончился, и мы втроем – иркутян, поступили в «Китозвертрест» на китобойную базу «Алеут». Это был большой промысловый корабль-пароход. На нем производили разделку китов. Китов били специально небольшие суда – китобойцы. На носу у каждого стояла гарпунная пушка. Было 4 китобойца. Три питались углем, четвертый на жидком топливе. Я работал в бригаде грузчиков. Все танкера и центральный бункер были забиты углем. Во время рейса мы, грузчики, освобождали танкера из-под каменного угля, по конвейеру-транспортеру перебазировали его в центральный бункер. После освобождения от груза, танкера готовили под китовый жир. После освобождения, его плотно закрывали и пускали в него пар, чтобы уголь от горячего пара отошёл от стен. Открывали танкер, пар выходил наружу и специально-подготовленные рабочие скребли стены танкера, после чего обмывали горячей водой. И танкер готов для приёма жира. 3 китобойца, которые питались углем, подходили к «Алеуту» и мы их грузили. Каждый китобоец принимал на борт 100 тонн угля. Без отдыха, кроме обеда, ужина, нагружали эти китобойцы. Закончив погрузку – отдых. Правая раненая рука после такой нагрузки ныла-болела до невозможности. Пойдешь в медпункт, дают 2-3 дня отдыху, от работы освобождали, но бюллетень не давали. Больше к врачу не обращался.
Проработал одну путину с апреля 1948 г. по 25 ноября. А всего на «Алеуте» 1 год и 1 месяц. За путину было убито 911 китов. Охота проводилась вдоль Курильских островов, около Камчатки, Алеутских островов и в Беринговом море, доходя до берегов Чукотки, бухта Северная. Пришлось бывать на Камчатке, на рейде у Командорских островов, - увидеть и узнать, что значат отливы и приливы, и т.д. Заходили в порт Петропавловск на ремонт. Простояли несколько дней. Попали во время отлива и наш «Алеут» оказался на дне. Вода ушла, и пароход накренился. Ходили в городской сад. В общем, время на берегу провели хорошо и радостно. По прибытию во Владивосток мне пришлось уволиться.
Отец был в плохом состоянии, и родные звали меня домой. 30 ноября 1948 года я вернулся в Иркутск. Привёз 15 килограмм китового сала. Денег не привез, но хорошо оделся. Купил два костюма, рубашки, теплая шубейка-японская, которую отдал отцу. Один костюм взял брат Иннокентий.
3 января 1949 года я поступил на комбикормовый завод. Работал грузчиком, кладовщиком, приемщиком. Здесь на заводе встретился со своей будущей женой – с Валентиной. Она работала весовщиком готовой продукции комбикормов. Жила в общежитии. Родом она с Куйтунского района. На станции Куйтун жила ее мать с младшей сестрой и братом.
Мне дали место в общежитии. Холостяки занимали одну комнату, а девчата две комнаты. Работали мы с Валей в одну смену. После ночной смены мы шли вместе до общежития. Девчата, что жили в одной комнате с Валей, все были на работе. И я свободно оставался с нею. Об этом узнала администрация, директор, и однажды пришла комиссия в составе начальника Отдела кадров, секретарь директора, парторг завода и Врач. Мы с Валентиной спали, двери были не заперты. Нас разбудили. Мне задали вопрос: «Почему Вы здесь, в женской половине?». Я им ответил: «что мы молодожены, квартиры нет, и нам приходится быть вместе, в нерабочее время». Составили акт. Меня вызвали к директору, тов. Ямщикову. Он на меня накричал, стучал кулаком об стол и кричал: что я «общежитие превратил в бардак, осталось только красный фонарь повесить».
В сентябре 1949 года меня от комбикормового завода отправляют на сельхозработы, на уборочную в Куйтунский район, в село Барлук..
Однажды завезли зерно на разгрузку, подъехали к Заготзерно, смотрю, на завалинке сидит моя Валентина. Спрыгнул с машины и к ней. Обратно я не поехал, повела она меня домой к матери знакомить с ней и с младшими, с сестрой и братом. Мать-теща встретила меня радостно, да и вообще она была веселой, неунывающей женщиной. Работала Уборщицей. Распорядилась принести козленка (она держала коз) и зарезать его, что я и сделал. Зарезал, ободрал, разделал и мать быстро приготовила жаринину . Конечно, не обошлось и без бутылки. И так состоялось мое знакомство.
В начале ноября вернулся с уборочных работ. Отец болел и лежал в туберкулёзной больнице в предместье Марата. Работал я в то время кладовщиком готовой продукции. Постоянно подавали 5-6 вагонов под погрузку комбикормов. Погрузки вагонов поручили мне. Заводские рабочие работали по наряду, но приходилось искать рабочую силу на стороне. Иногда рабочих найти было невозможно, и грузили сами. Помогала Валя. Комбикорм был в бумажных мешках весом от 30 до 40 кг. Проработал зиму. Перевели приемщиком сырья на элеватор, но работать пришлось мало. Решил уволиться. Отец в декабре 1949 года умер, похоронили на Радищевском кладбище.
4 февраля 1950 года я поступил работать на строительство Иркутской ГЭС, грузчиком в отдел снабжения. Склад находился в церкви, что в то время стояла в Кузьмихе. Материальные товары в самой церкви, оборудование в ограде.
2 февраля 1950 года Валя родила дочь в роддоме в предместье Марата. Пришёл в больницу, постучал в дверь приёмной. Открывают две молодые девушки. Я спрашиваю: Такая то родила?: отвечают: - «родила девочку». Я им говорю: «Я хотел бы мальчика» , – отвечают: «За мальчиком придёте сами рожать». В Апреле месяце дали мне квартиру, на 3-м поселке в бараке. Комната 6 м. кв. Купили детскую кроватку, новое постельное бельё, на себя, на ребёнка и т.д.
В январе 1952 г. родился сын. Валя рожала дома, помогала соседка-старушка. Рожала ночью и мне пришлось погулять на улице. Комната стала мала. Нас уже 4 человека. Стал просить квартиру. Весной в 1952 году нам дали квартиру в финском домике по улице Лобачевского, № 38. Приехала к нам жить мать. Валя пошла на работу. Зав. библиотекой в клубе 3-го поселка.
За этот период работы у меня тоже - были перемены. От отдела труда и зарплаты (специально курсов не было) меня отправили с бригадами на строительство Линии ЛЭП [Линии Электрических Передач]. Было организовано 2 бригады. Рубили просеки, собирали и ставили деревянные опоры от Мегета до Ангарска. Я вел учет времени на каждый вид работы, вел таксировку нарядов. В общем, был на подхвате. В основном, занимался перевозкой товаров, снабжал экскаваторный, механический, монтажный участки всем необходимым.
В 1954 г. перешел работать монтажником. На ГЭС(е) были курсы шоферов, экскаваторщиков, электриков, но мне на этих специальностях работать было нельзя из-за ранения. Рука работала плохо, пальцы правой руки почти не работали, и к тому же в большом и указательном пальцах не было чувствительности, и нет её до настоящего времени.
При доме был небольшой участок земли. Посадили огород, дровами я снабдил, привозил всякие отходы, рубил и складывал в поленницу. Жизнь пошла в гору. Заработки были хорошие. Кроме работ в котловане, нас отправляли на сборку кранов в другие места. Установили первый башенный кран на строительстве политехнического института. Козловой кран на заводе им. Куйбышева, козловой кран в Карьере. Вели монтаж-установку первых железных высоковольтных опор от плотины ГЭС. Ввиду своих ранений я работал на сборке узлов. Бригада была 18 человек. Бригадиром у нас был Василий Петров. Рядом работала бригада Николая Асеева, ему по окончании строительства было присвоено звание Героя Социалистического труда. Пришлось работать на строительстве эстакад, по демонтажу наружной и внутренней опалубки стен плотины и т.д.
К новому 1957 г. пустили в работу две первые турбины. Иркутская ГЭС дала ток. Это для строителей был большой праздник. В столовых были устроены праздничные вечера. Отдел главного механика встречал в кузьмихинской столовой. Все было бесплатно.
После пуска первых двух турбин на ГЭС получился застой. Работы приостановились. Начальство разъехалось в отпуска, по домам, т.к. большинство из них были с Запада. Зарплата резко упала. И я, дурак, решил уволиться.
Брат жены Александр работал в то время в колхозе в Заларинском районе. И мы с Валентиной решили ехать к нему. Он жил и работал в колхозе Сортах. Мне председатель их отказал, и я поступил в другой колхоз в селе Холмосей.
Наступила осень 1957 г. И не раз я себя ругал, что уволился с Иркутской ГЭС. Это была большая жизненная ошибка в моей биографии. Надо было пережить, немного переждать. У меня была прекрасная квартира, огород, работа и всё ушло в небытие.
С колхоза уволился. Поступил в зиминский лесхоз. Дали грузовую машину на перевозку семьи, вещей и картошки, что хоть немного накопали в огороде. Участок Кардон. 12 км от Зимы. Вселили в новый дом. Он еще был не достроен. Приложить пришлось нам все усилия, чтобы до холодов успеть сделать все работы по обустройству дома. Всю работу производили сами. Валя во всем помогала мне. Потолок засыпали сухими листьями и хвоей, и сухой землей. Лес был рядом. Сделал завалинки, засыпали изнутри и снаружи, паклей шпаклевали пазы стен. Косили, молотили, делали копны, зароды. После занимались вывозко, работа была веселая, на воздухе. Работали без устали в поле, в лесу, по обустройству дома, по заготовке дров. Лошадь нам давать не отказывали. Дрова пилить приходилось вечерами уже при темноте.
Мы с Валей пилим дрова, а дети смотрят в окошко. Для Вали в лесхозе работы не было. Купили поросенка, выкопал я землянку, огородил, утеплил ее. Работы Вале хватало дома.
Все было хорошо, лес рядом, грибы, ягоды, дрова под рукой.
Зиму прожили хорошо. Я на работе, дочь учится. Жена с сыном дома.
В Апреле 1958 года я поступил в Сосновскую геологическую партию, которая находилась в предгорьях Саян в верхнем течении реки Ока. Работал плотником. Сами валили лес, на месте производили разделку, шкурили и веревками подтаскивали к месту строительства.
Отработал я в экспедиции 3 месяца на совесть. Причина увольнения, как я считаю была уважительная. Местность, где находилась экспедиция, называется Харанты, в предгорьях Саян, и там были открыты и начинали производить Урановые разработки. Все водяные ресурсы-ключи, родники заражены Ураном , который очень вреден для человеческого организма. Поэтому решил уволиться. Начальник партии предлагал принять вещевой и продовольственный склады. Я отказался.
Семья переехала на станцию Большой Луг, это 38 км от Иркутска в сторону Байкала. Мать-теща, умерла, а жила она в небольшом домике с сыном Володей.
Валя работала в столовой. Я поступил работать в Леспромхоз рабочим леса. В лесу проработал немного. В Августе, перевели на погрузку леса в вагоны. Это для меня было удобно. Дом рядом. Вагоны грузили автокраном. Круглый лес, пиломатериал и вручную тарную дощечку и дрова и т.п. Работа была тяжелая, но мне было не привыкать. С августа 1958 г. по октябрь 1964 г. я проработал на погрузке леса. Последние 2 года работал бригадиром.
Жили мы в маленьком домике, собранном из старых железнодорожных шпал. Сделали к дому пристройку, стало свободнее. Сделал стайку для поросенка. В 1961 году дали мне квартиру в доме барачного типа на 2 семьи. Жилплощадь 41 метр с верандой на улице Заречная.
Своими силами убрал лес-березняк, кустарник в огороде т.к. дом находился у самого леса, у горы. Разработал огород, построил баню, стайку, поднавес для дров, вырыл колодец. Во дворе стоял большой куст черёмухи и большой толстый лиственничный гнилой пень. Труху из него я выгреб, насыпал земли и посадил туда куст черёмухи. В доме и на веранде выкопал подполье. Земля песчаная и на зиму на хранение закапывал свеклу, репу, редьку. В подполье дома забил трубу, поставил ручной насос на улице, возле завалинки дома. По поселку протекает горная речка Олха. Течение быстрое, вода холодная, по берегам реки росла черемуха, боярышник и сплошной тальник. Это было, а сейчас ничего не осталось, все уничтожено человеком. Вдоль реки заселились дачники и весь посёлок преобразился. Раньше там, где росли ягоды, собирали грибы, сейчас стоят дома.
В 1962 года, в мае родился сын Федор, радости не было конца. Сын вырос здоровым, умным парнем, Закончил 10 классов, поступил в медицинский институт. С третьего курса был взят в Саратовское медицинское училище , которое закончил и был направлен в город Тарту (Эстония). Служил в Ташкенте, когда шла Война в Афганистане. Потом обратно, Эстония и после переведён в Литву, город Шяуляй. После Шяуляя служил в городе Тверь, из Твери перевели в Москву в центральный военный авиационный госпиталь, где работает до настоящего времени. Защитил диссертацию. Звание полковник медслужбы.
В 1964 году был избран председателем профсоюзного комитета леспромхоза. Председателем отработал 2 сезона.
Жили на улице Заречной. Вдоль реки заселились дачники. Всю зелень уничтожили, где когда-то была-росла брусника, стоят дома. Поселок преобразился.
Осень 1966 г. Ушел работать на разделку леса в Бригаду Москвитина. Прошло 2 месяца. Зима. Январь месяц 1967 года. Вызывает директор и предлагает мне принять бригаду разделки леса. Через два дня я дал согласие, посоветовался с бригадой, с семьей и принял бригаду. Рабочий коллектив меня уважал, я знал каждого рабочего и знал, кто к чему способен. Бригада была большая – 18 человек. Велась хлыстовая вывозка леса , лесные дороги были хорошие, накатанные, и, несмотря на далекие расстояния, лесовозы делали по 2 рейса. Моя разделочная бригада успевала разделывать лес на ассортименты. План выполнялся на 120-140%. Заработки резко повысились. Все были довольны, как и рабочие, так и администрация.
Летом 1968 года я закончил техникум. В апреле 1969 года увольняюсь и уезжаю на Усть-Илимскую ГЭС. Поступаю туда рабочим леса. Через месяц переводят меня мастером леса. Работа была интересной. На работу возили на автомашинах за 25-30 км. Целый день в лесу. 4 бригады лесорубов. Бригады работали по очистке зоны от леса для будущего моря. Работало нас два мастера. В летнее время – в моём распоряжении 2 бригады, а в зимнее 4 бригады. На зимний период народ в леспромхозе резко прибавлялся. Все бичи, что в летнее время не работали, а на зиму оформлялись на работу. После получения зарплаты 2-3 дня не работают – пьют. После начинают работать, нагонять упущенное время.
Отработал 1 год и 4 месяца и уволился. Вернулся в Большой Луг.
Июль 1970 года я был принят с переводом обратно в Иркутский леспромхоз техническим руководителем (техноруком) на Осинский лесоучасток, который находился в 180 км от Иркутска, в Уст-Ордынск-бурятском национальном округе, в 3 км от райцентра Оса, в рабочем небольшом поселке «Нефтеразведка». Два раза в месяц ездил домой на Большой Луг. На постоянное местожительство в Осу переезжать я отказался, т.к. жена перешла работать бухгалтером расчетного стола от Шелеховского городского жилищного хозяйства. Дочь училась в Иркутске в Институте. Старший сын служил в Армии, младший учился в школе в Большом Луге. Такая жизнь меня не совсем устраивала, но работа есть работа. Надо было мириться. Фёдор помогал мне. Я иду по вершиннику измеряя диаметр каждого бревна, а его прошу – иди по комлевой части и смотри, если бревно гнилое, говори мне. Он у меня был молодцом. Ходил со мной от одной бригады в другую пешком по лесу и жалоб от него я никогда не слышал. Изредка оставлял дома, просил его, чтобы от дома далеко не ходил. Завел себе друзей по возрасту. Утром, вечером я готовил горячие блюда – днём питался колбасой, рыбой, салом и т.п. Конечно, переживал за него, но все кончилось благополучно. И слава богу.
В 1974 года в январе я увольняюсь с леспромхоза и поступаю работать в Слюдянское рудоуправление «Росмраморгранит». Был заключен договор и управляющий рудоуправлением тов. Андриевский отправил меня учиться в Москву на 3 месяца на мастера открытых горных и взрывных работ при добыче нерудных материалов-ископаемых. Дочь выходит в замуж. Набрал в Москве продуктов, колбасы и т.п., там было доступнее и к тому же дешевле. Зять Юра окончил Иркутское военное авиационное училище по специальности техник по ремонту самолетов. Прослужил в армии 25 лет и в звании подполковника демобилизовался в 1996 г. Дочь Ирина закончила институт, работала на заводе ЖБИ железо-бетонных изделий в Ангарске. Уже до свадьбы отработала год. После свадьбы они уехали в Литву по месту службы мужа.
По приезду домой меня направили в Карьер, который был недалеко от Большого Луга.
Работала бригада 9 человек, плюс взрывник, механик, начальник карьера и я – вновь прибывший мастер. Готовили каменные глыбы, примерно величиной от 1 м.3до 4 м. 3. Это минерал вроде мрамора, серого цвета и называется гранодиаритом. Проработал 4 м-ца и попал под сокращение. Поступил на Иркутский завод «Радиоприемников им. 50-летия СССР» рабочим в отдел материально-технического снабжения. Через некоторое время перевели Завскладом.
В 1984 г. мне исполнилось 60 лет, настала пора уходить на пенсию, но я еще мог работать. Из отдела О.М.Т.С. перевелся в охрану завода инструктором противопожарной охраны завода. За 5 лет работы не было ни одного пожара, которые случились по неосторожности самих рабочих. А если и случались возгорания, то и сами тушили, т.к. противопожарное имущество всегда было в полном порядке.
13 ноября 1990 года перешел работать в охрану контролёром. Направили меня на пост – на ворота при въезде железной дороги на завод. Контролером на этом посту проработал до 10 сентября 1991 года. Уволился с завода с уходом на отдых в возрасте 67 лет. На этом я закончил свою трудовую деятельность.