Я – сын трудового народа

В составе Бессмертного полка, в честь 75-летия Великой Победы, я с гордостью пронесу портрет своего отца – участника Великой Отечественной войны. Он не дожил до этого торжественного дня, но встанет в строй благодаря памяти своих потомков, ради которых он воевал.

Я сын трудового народа, я сын героя–отца, клянусь и ручаюсь, что буду достоинвысокого званья бойца… Эти строчки любил повторять мой отец Михаил Иванович Табакаев – один из солдат Великой Отечественной. И я, как сын солдата, свято храню в своей памяти его фронтовые воспоминания. Особенно он был предрасположен к рассказам о суровых буднях войны в День Победы, когда память возвращала его в окопы Карело-Финского фронта…
Военная служба красноармейца Табакаева начиналась на Дальнем Востоке, в бухте Золотой Рог. В ряды Рабоче-Крестьянской Красной армии отец был призван в 1938 году. Несмотря на свой возраст – всего-то 21 год, – у него уже была семья: жена и двое сыновей. Но отсрочек от военной службы тогда не полагалось – страна была на пороге беспощадной войны. «Я ровесник советской власти и пошёл служить и воевать за Советскую Родину, за Советскую власть», — любил повторять он. Отец родился в 1917-м, в канун Нового года – 31 декабря.
Я спрашивал у него: чувствовалась ли неотвратимость войны, что говорили красноармейцам командиры и политруки? Отец отвечал: «Да, готовились к войне с Японией, но и про Германию на политзанятиях говорили, что она усиленно вооружается и, по всей видимости, Польшей и Чехословакией не ограничится».
Помощника командира взвода сержанта Табакаева должны были уволить в запас в мае 1941 года. Но наступил июнь, а приказа об увольнении не было. А в середине месяца воинскую часть, где служил отец, неожиданно эшелонами отправили с Дальнего Востока на запад.
Переброшенные с востока части пополнили 14-ю стрелковую дивизию, которая занимала оборонительный рубеж на западном берегу реки Титовки под Мурманском.
– Наш 95-й стрелковый полк из поселка Титовка передислоцировали ближе к финским рубежам, – вспоминал отец, – примерно на 3-4 километра от государственной границы. Уже вечером 22 июня полк занял рубежи, и мы приступили к оборонительным работам. А это не просто. Необходимо было сделать укрытие для пулемета и прорыть ход сообщения к нему, построить хотя бы мало-мальски сносное жильё, где солдаты могли бы отдохнуть после боя. Кругом скалы и камни, лопатой их не возьмёшь, надо долбить киркой, долго и упорно, до седьмого пота, да на виду у противника: со своих наблюдательных пунктов немцы просматривали оборону на всю её глубину. Трудности были и с топливом. Кругом лишь тощий кустарник. Чтобы приготовить обед для роты, полвзвода бойцов должны были 2-3 часа ползать по сопкам, рубить этот самый кустарник и под огнём противника тащить его на спине к кухне.
28 июня немцы ударили по полку, не успевшему еще организовать оборону, и бойцы начали отходить к посёлку. Это отступление было похоже на бегство. Были и такие бесславные страницы в истории 95-го стрелкового полка, как ни прискорбно это констатировать. Склады с боеприпасами взрывали, продовольственные и вещевые склады поджигали, технику уничтожали – чтобы не досталось врагу.
Отец, как и другие бойцы, недоумевал: зачем оставили под Титовкой оборудованные позиции? Или командиры надеялись успеть подготовить оборону? Но противник не будет ждать, пока полк окопается, и советоваться, когда ему наступать. Более того, в этом беспорядочном отступлении 95-й увлек за собой и подходивший к нему на помощь 325-й полк. Уже 29 июня в отступающих подразделениях был наведён порядок, и в районе Титовки они оказали врагу серьёзное сопротивление.
А вот сводки и донесения с полей сражения. Имея четырехкратное превосходство в силах и средствах, противник намеревался прорвать оборону правофланговых частей 14-й армии и кратчайшим путем выйти к Мурманску. Первыми приняли на себя удар части 14-й стрелковой дивизии, которой командовал старший батальонный комиссар М.И. Петров. Следовавшие одна за другой атаки противника разбивались о стойкость и мужество советских воинов. Командиры личным примером вдохновляли бойцов на смелые и решительные действия. Умело организовывали отражение атак противника командир 9-й роты 95-го стрелкового полка младший лейтенант П.Ф. Титов (в составе этой роты воевал и мой отец) и командир 5-й батареи 241-го гаубичного артиллерийского полка старший лейтенант В.С. Беляков. Уже в первые часы наступления гитлеровцы потеряли убитыми свыше 300 солдат и офицеров, тем не менее сумели продвинуться на восток на 25-30 км. Уверенно действовали подразделения 52-й стрелковой дивизии, части морской пехоты, которые, заняв оборону по реке Западная Лица, остановили вражеские войска. Дивизия удерживала свои позиции, занятые 30 июля, вплоть до разгрома противника. 52-я стрелковая дивизия одной из первых на фронте была преобразована и стала 10-й гвардейской. Благодаря стойкости и мужеству воинов 14-й армии при поддержке сил Северного флота все попытки немцев захватить полуострова Рыбачий и Средний были сорваны. Враг перешел к обороне.
А 95-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии, после того как несколько дней удерживал рубеж по реке Титовке перед лицом превосходящих сил противника, к 4 июля отошёл на рубеж обороны на реке Западная Лица.
На Западной Лице держала оборону 52-я стрелковая дивизия. Она занимала удобные позиции. И когда немецкие егеря начали наступление, наши войска встретили их ураганным огнем. В течение одного дня было отбито несколько яростных атак противника. Видя, что с ходу Западную Лицу форсировать не удастся, фашисты прекратили атаки. Но лишь на два дня, чтобы подтянуть вторые эшелоны. Время передышки максимально использовало и наше командование: были приведены в порядок отступившие в этот район 95-й и 325-й полки. Они заняли оборону на правом фланге мурманского направления.
В неимоверно трудных условиях бойцы 95-го полка сумели организовать довольно прочную оборону. Удачно были использованы уступы скал: в них вырубили укрытия для пулемётов, землянки и ходы сообщения углублялись постепенно, землю из них выносили в мешках и противогазных сумках. Землянками назвать их можно было с трудом. Это были просто большие ямы, выдолбленные в скальном грунте и прикрытые сверху кустарником. Спать там, конечно, было холодно. Но о комфорте и думать было нелепо.
Вот свидетельства об ожесточенности боёв в те дни члена Военного совета Карельского фронта Г.Н. Куприянова и командира 95-го полка майора Г.А. Пожидаева: «В середине дня фашисты предприняли новую атаку на наши укрепления. С наблюдательного пункта полка, расположенного на сопке, была видна вся панорама боя, вся линия обороны 95-го полка и фланг соседнего, был виден передний край противника. С поля боя доносились разрывы снарядов и мин, треск пулемётов. После короткого огневого налёта немцы выскочили из окопов и пытались приблизиться к нашим рубежам, но были прижаты к земле губительным огнем. Потом последовала контратака нашего полка. Отчетливо было видно, как солдаты выбирались из окопов и, стреляя на ходу, устремлялись на врага. Решительным броском они вынудили немцев повернуть обратно».
Отец вспоминал: воевать приходилось в труднейших климатических условиях. Кругом камень, кое-где поросший мхом, или топкие болота. Лишь изредка увидишь низкорослые деревца. Местность по большей части открытая, высоких деревьев, которые маскировали бы позиции, нет. Начинаешь отрывать окоп, копнул на полштыка – и уже вода. А ещё донимали кровососущие насекомые, спасу от них не было. В августе по ночам становилось холодно, в сентябре случались заморозки, кругом сырость. Погибших товарищей хоронили так: мох подняли, опустили в яму, мхом сверху закрыли бойца – и всё. Финны – мастера снайперской войны. Ночью, если кто неосторожно зажжёт спичку прикурить, тут же снайпер засечёт и стреляет на поражение. Командиры категорически запрещали курить ночью, но сообразительные бойцы находили обходные пути: накрывались плащ-палаткой и потихоньку курили. Это хоть немного согревало, взбадривало. Погибали от снайперского огня и те, кто пытался набрать брусники на открытой местности. А ягоды было море – клюква, черника, голубика, брусника.
Изучая материалы о военных операциях на Карельском фронте, чтобы иметь наиболее полное представление о том, где воевал мой отец, я наткнулся на интересные факты. Карельский фронт имел самую большую протяжённость среди всех фронтов – до 1600 км в 1943 году.
На Параде Победы сводный полк Карельского фронта шёл первым. С тех пор традиционно на парадах 9 мая знамя Карельского фронта несут первым среди знамён фронтов. Это единственный фронт, на одном из участков которого (в районе Мурманска) немецко-фашистские войска не смогли нарушить государственную границу СССР.
8 сентября немецкие войска возобновили наступление на Мурманск. В ходе 10-дневных боев они продвинулись лишь на 16 км и вынуждены были перейти к обороне. В полосе 14-й армии в результате ожесточенных оборонительных сражений, располагая ограниченными силами, советские войска измотали и обескровили немецкие и финские части и соединения. К 25 сентября противник был окончательно остановлен на рубеже реки Западная Лица (60 км западнее Мурманска).
Для отца самым памятным сражением стал бой за высоту. 24 сентября 1941 года взводу, которым командовал мой отец, была поставлена задача овладеть господствующей высотой. С неё немцами очень хорошо просматривалась и простреливалась местность, вот почему так важно было её захватить. Атака началась рано утром после короткой артподготовки. Бойцы взвода в составе роты напористо атаковали позиции немцев. И относительно легко, без больших потерь рота вышла на намеченный рубеж, а взвод отца выполнил боевую задачу, враг был выбит с высоты. Как вспоминал отец, наверное, для немцев эта атака оказалась неожиданной, даже дежурные огневые средства открыли огонь с опозданием, когда наши цепи уже почти достигли переднего края обороны противника. Но вскоре фашисты оправились, их контратаки стали яростными. После одной из них взвод оказался окружённым на только что занятой высоте. В тяжёлый решающий момент боя отец сумел организовать круговую оборону до подхода подкрепления. В тот день гитлеровцы несколько раз предпринимали попытки атаковать стрелковый взвод, которым он командовал. Но мужество и боевой порыв командира, передавшиеся всему подразделению советских воинов, не позволили фашистам сломить сопротивление бойцов Красной Армии. Гитлеровские атаки были отбиты с большими потерями. В этом бою старший сержант Табакаев лично уничтожил более десятка гитлеровцев, ведя огонь из станкового пулемёта. Вражеские осколки разорвавшейся мины впились в его тело, перебили ноги, раздробили нижнюю челюсть. За личное мужество, проявленную отвагу и выполнение боевой задачи мой отец был награждён орденом Красного Знамени. В наградном листе на красноармейца 9-й стрелковой роты 3-го стрелкового батальона 95-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии Табакаева Михаила Ивановича отмечено: «В период с 8 по 25 сентября 1941 года т. Табакаев храбро сражался с немецким фашизмом. С 20.09.41 г. был выдвинут на должность командира взвода. Под его руководством взвод несколько раз ходил в атаку, обращая немцев в бегство. 24.09.41 г. т. Табакаеву была дана боевая задача: со взводом овладеть одной высотой. Он вёл свой взвод, находясь впереди, воодушевляя бойцов личным примером. Будучи раненым, не покинул поля боя. Достоин правительственной награды – ордена Красного Знамени.
Наградной лист подписан командиром 95-го стрелкового полка майором Пожидаевым и батальонным комиссаром Макаровым. Надо заметить, что в 1941 году, когда нашим войскам приходилось отступать, вести в основном оборонительные бои, наградами, орденами не разбрасывались. Награждали только за личное мужество.
Я спрашивал у отца: когда было особенно страшно на войне?
– В первые минуты первого боя, – вспоминал он, – когда буквально цепенеешь от воя пикирующих вражеских самолетов, когда голову невозможно поднять от свиста осколков и пуль. И ждешь смерти…. Но через пару недель привык, чувство опасности притупилось, и уже под разрывы мин и снарядов мы могли рассказывать байки, принимать пищу и писать письма родным.
Страшен и рукопашный бой: видишь глаза убитого врага. Помню, взяли первую траншею, бьёмся врукопашную. На дне окопа вижу брошенную плащ-палатку. Я штыком винтовки поддел её, а там немец. Я его пытаюсь штыком заколоть, а он схватился за штык руками и держит. Глаза выпученные, страшные, и что-то орёт. Воткнул я всё-таки ему штык в грудь, но потом долго помнил этого заколотого немца, его предсмертное выражение глаз. Тяжело было терять, хоронить товарищей, невозможно привыкнуть к зрелищу распухших, обезображенных трупов и наших, и немцев, плавающих в воде.
Но вместе с тем мы набирались военного опыта, оборона наша с каждым днем улучшалась, моральный дух красноармейцев был высоким. Солдаты и командиры были уверены, что гитлеровцам не видать Мурманска как своих ушей.
После тяжелейшего ранения моему отцу предстояло долгое лечение в эвакуационном госпитале в Архангельске. С особой теплотой и восхищением он отзывался о медсестрах, которые выхаживали тяжёлых раненых. Молоденькие девчонки – и вокруг стоны, кровь, гной, бесконечные перевязки, а при объявлении воздушной тревоге на своих руках хрупкие медсёстры переносили раненых в бомбоубежище и порой по нескольку раз за сутки.
После лечения в госпитале военно-врачебной комиссией отец был признан не годным к строевой службе и комиссован. Три месяца воевал – по меркам той войны это немалый срок. Многие погибали и в первом бою, в первую минуту, даже в первую секунду, как погиб его брат Фёдор Иванович Табакаев. Отец вспоминал, как его отец, а мой дед Иван Константинович Табакаев столярничал и вдруг рубанок упал из его рук. Дед заплакал и сказал: «Фёдора убили». Отцовское сердце, видно, почувствовало беду, а вскоре и похоронка пришла…
Воевал танкистом и дожил до Победы мой дядя Георгий Иванович Табакаев. Второй дядя Константин Иванович Табакаев успел повоевать только с Японией в августе 1945-го в составе Тихоокеанского флота.
Будучи кадровым военным, я в чём-то повторил судьбу отца и дяди Кости. Три года отслужил на Балтийском флоте на крейсере «Железняков» машинистом-турбинистом в звании старшины второй статьи, а затем – в сухопутных войсках. Военная служба меня тоже занесла на северо-запад, служил в архангельской дивизии. И война моему поколению тоже досталась. Только узнать её мне довелось на Северном Кавказе, но это уже совсем другая история…
И я тоже могу с гордостью сказать: «Я сын трудового народа, я сын героя-отца, клянусь и ручаюсь, что был я достоин высокого званья бойца».

Николай Табакаев- полковник запаса Войск национальной гвардии