Моя мама Нина Ануфриевна Таратина жила в Ленинграде. Семья у нее была дружная и счастливая: родители и два младших братика. К началу войны ей было 14 лет.

Летом 1941 года бабушка пригласила семью на лето в город Велиж в Смоленской области, и ее мама с тремя детьми приехала туда буквально за два-три дня до начала войны. Папа должен был догнать их позже, но не успел – началась война. Сразу же были перекрыты все пути – выехать было невозможно.

У маминой бабушки в то лето собралось много родственников. Два дяди сразу ушли на войну, и один погиб в первые же дни. Когда они готовились к его похоронам, на Велиж налетели немецкие самолеты, одна из бомб уничтожила бабушкин дом, оставив на его месте глубокую воронку. К счастью, в тот момент там никого не было.

Дома нет, а вместе с бабушкой на тот момент было одиннадцать человек женщин с детьми. На семью моей мамы на четверых выделили какое-то полуразрушенное жилье на левом берегу Западной Двины, остальные родственники остались на правом. Фронт вскоре прошёл по реке и они оказались в оккупации. Когда 29 января подошла наша армия, немцы начали всех людей сгонять в подвалы. В том, где оказались Нина с мамой и братьями, было 700 человек.

Два месяца они были под постоянным боем. Их не кормили. И вместо воды, и вместо еды был только снег. В подвале сначала оказалось столько народу, что даже сесть было некуда. Но люди с первых недель начали болеть и погибать. И бывало, что просыпаешься из-за того, что тебя касается холод – рядом еще кто-то умер.

Через два месяца в живых осталось только 64 человека. Правда, они уже были в таком состоянии, что не могли ходить, двигались с трудом. Никакого чувства голода уже не испытывали, даже мыслей о еде не было. А вот от холода очень страдали.

В конце марта 1942 года их вытащили ночью, покидали на длинные сани с какой-то провизией. Вдруг начался обстрел, и немцы выпустили на парашютах огни, которые осветили этот обоз. Красная Армия поняла, что в обозе русские люди, и обстрел прекратила. Так их вывезли за двадцать километров оттуда, скинули с обоза на землю, на снег.

Потом на обычных санях их привезли в Витебск, отдали на поруки жителям маленькой деревеньки. Мама с матерью и братьями попала в землянку к одной старушке, которая из и выходила, немного поправились после двухмесячной голодовки. Но мамина мать уже была очень больна, и чтобы ее подлечить, удалось устроиться в больницу в местечке Улла Витебской области. Оформили маму, а работала 15 летняя Нина. Врачи этой больницы были связаны с партизанами, помогали им. Потом и Нину начали подключать. Она ходила, передавала лекарства.

Летом 1943 года сотрудники больницы, и мамина семья вместе с ними, ушли в партизанскую зону, чтобы открыть там госпиталь. Здесь уже было более спокойно, хотя Нина выполняла полностью всю необходимую работу санитара – убирала, ухаживала за больными.

Фашисты начали проводить карательные операции против партизан и тех, кто их поддерживал. Мама видела одну из деревень после «карателей». Она была вся сожжена, а на дороге, как шпалы, уложены трупы мужчин с размозженными головами.

В начале 1944 года в их партизанскую зону им. Чапаева прорвались карательные отряды. Пришлось госпиталь сворачивать, укладывать детей и больных на подводы, уходить в лес. Несколько месяцев жили там, как звери. Прятались, голодали. Какие-то ветки ели. Нельзя было даже просто на месте оставаться. Нужно было прятаться в болоте, чтобы собаки не нашли. Так что вечно были мокрые, а по ночам одежда буквально превращалась в лед. Костров разводить было нельзя: на малейший огонек начинался обстрел.

Однажды налетели на засаду, многие погибли, все, кто остался жив, разбежались в разные стороны. Нина потеряла маму и братьев. Они попались немцам. Всех пойманных женщин и детей согнали в кучу, приготовились в них стрелять. Младший брат ее– ему тогда было пять или шесть лет – очень боялся, а мама ему говорила: «Не бойся. Это будет не очень больно. И потом мы пойдем искать нашего папу». Вдруг немцы стали спорить, один из них все кричал: «Kinder! Kinder!» – и они не стали стрелять.

Попалась и моя мама в одной деревне. Немцы сделали лагерь на поляне – обнесли загон колючей проволокой и туда собирали людей, чтобы потом переправить в Германию. Через несколько дней их построили в большую колонну, и с собаками повели к железной дороге, чтобы посадить на поезд. На счастье по дороге попалось такое место, где очень близко проходил край болота. Несколько человек из колонны ринулось туда на свой риск, и Нина в том числе. Пустили вслед собак, а они уже в болоте – собаки в болото не идут. Немцам некуда деться: если они кинутся за нами, другие разбегутся. И колонна дальше пошла.

А сбежавшие, собрались вместе – совершенно разные люди, двенадцать человек. И спасались вместе по лесу до самого снятия оккупации, до конца июня 1944 года.

Когда Красная Армия смела фашистов, моя мама направилась в прежний центр партизанской зоны – в Ушачи – и только там нашла свою маму. Шла по дороге, вдруг оглянулась налево и на краю ее, на пригорке вдоль канавы увидела свою маму с двумя братьями. Нина кинулась к ним, не веря счастью. Но ее мама уже была очень больна и через пару дней умерла. Невозможно было даже похоронить ее. Столько трупов было на каждом шагу!

Нина получила документы о том, что работала у партизанов и что направляюсь к месту жительства, и отправилась домой, в Ленинград. Братиков взять с собой не могла, потому что не знала, что ждет дома, жив ли папа. Детей собирали в детский дом. Еще и кормить их нечем было, только воду кипятили, давали пить. Потом скот, угнанный немцами, пригнали сюда. Стали доить коров и давать детям молоко.

В Ленинград возвращалась в товарном вагоне, в закуточке снаружи, где сцепляются вагоны. По дороге украли продукты, одежды толком не было. Мама так замерзла!Рядом сидела солдатка, видела, что мама пропадает от холода, отрезала кусок ткани, чтобы ноги обернуть.

Когда мама доехала до Бологого, ее забрала милиция. Привезли на Московский вокзал. Комната полностью забита людьми, у кого нет паспорта с красной полосой по диагонали (только с таким паспортом можно было попасть в Ленинград). У мамы были только военные документы. «Все, – говорят, – на лесозаготовки, на торфоразработки безо всяких разговоров из этой комнаты уводим».

Ей было тогда шестнадцать лет. И то ли это война и все пережитые кошмары сказались, то ли еще что-то подействовало в ту минуту, но Нина– худая, полураздетая, грязная, перемерзшая, дошедшая до края – повернулась молча, подошла к двери, открыла ее и держит. Милиционеры молчат, а она говорит: «Возьмите мои документы и отведите меня к военному коменданту. Здесь я больше разговаривать не буду». Капитан милиции молчит, а мама держит дверь. Наконец он отодвинул мои документы и сказал сопровождающему: «Отведи ее к военному коменданту». А тот сидел буквально за смежной дверью. Мама ему рассказала, в чем дело. Он вызвал капитана милиции: «Я сколько раз говорил, что если документы военные, то сразу ко мне приводить людей, а не решать их судьбы. Тебе что, ее вид ни о чем не говорит?» Этот майор дал ей денег на трамвай и сказал на прощание, чтобы возвращалась, если не удастся найти родственников.

Когда мама добралась до своего дома, то узнала, что отец не пережил блокаду. Она его очень любила и посмертно пообещала, что ему никогда за неё не будет стыдно, что она выучится и будет жить достойно.

Потом еще в жизни было много всего, но она сдержала обещание: получила высшее педагогическое образование, работала учителем.

Настолько было ужасно на войне, такая закалка произошла, что и потом, в мирной жизни, если ей бывало тяжко, собирала волю в кулак, сжималась внутренне и начинала убеждать себя, что все устроится, нужно это пережить, что-то сделать.

Мама прожила хорошую жизнь, и хоть она рано овдовела, но жили дружно вместе с моей семьей, ее дочери. Самым главным праздником в нашем доме всегда было 9 мая, приезжали родственники, ходили возлагать цветы к памятнику на Площади победы. Мама не очень любила рассказывать о страшных годах войны, но часто читала стихи известных поэтов о войне, особенно любила Дементьева. Мама считала, что прожила счастливую жизнь, и , не смотря ни на что осталась оптимисткой, страстно любящей жизнь.

Умерла мама 19.10.2019 года в возрасте 92 лет.

Так что считаю, что я счастливая.