УГОЛОК ДЕТСТВА

С Валентиной Павловной Быковой мы познакомились этой осенью в Верховье: случайно встретились у Поклонного Креста. Пожилая женщина приехала сюда с дочерью, чтобы зажечь свечи. Разговорились. Оказалось, Валентина Павловна родилась в соседнем Кузнецове перед войной. В 1946 году переехала с родителями в Череповец. Но уголок своего детства не забывает: навещает могилки близких и поддерживает связь с друзьями. В тот день мы обменялись с ней номерами телефонов и договорились пообщаться в городе после завершения дачного сезона.

В начале ноябре я уже сидела у Валентины Павловны в гостях, и за чашечкой чая она делилась со мной историей своей семьи.

- Папа умер рано: в сорок семь, - начала ветеран. - Случилось это осенью 1953-го. Еще в сентябре он, счастливый, вёл младшего сына в первый класс, а уже в ноябре мы провожали отца в последний путь. Столько снега намело тогда: лошадь с трудом пробивалась сквозь сугробы...

Павел Кондратьевич Тихов прошел всю войну. Три года в составе 104-й стрелковой дивизии держал оборону у реки Верман в 80 километрах от Кандалакши, заградив врагу выход к Кировской железной дороге. После освобождения Заполярья воевал на 3-м Украинском фронте. Победу встретил в Вене.

У папы было семь ранений, - продолжает дочь фронтовика. - Две контузии, осколки от мин остались в теле: один - в легком, другой - под сердцем. Домой отец вернулся инвалидом. Не забыть день встречи с ним. Сентябрь 45-го. Вечер. Сижу я за столом в потемках. Электричества в ту пору не было. Мама с моими старшими сестрами Марией и Люсей на кухне при коптилочке готовили ужин. Гена, брат мой, после работы ушел навязывать лошадь. Вдруг дверь в избу открывается, и на пороге появляется мужчина. Стоит, молчит. И я притихла. Смотрим: он на меня, я на него. Не узнаем друг друга. «Здравствуйте», - протяжно говорит он. Первыми, услышав голос отца, выбежали девчонки. За ними мама, держась за печку, вышла. Плачут все, обнимаются. Только тогда я поняла, что это мой папа. Бросилась к нему, обхватила за ногу: «Тятя! Тятя!» - кричу.

Когда Павел Кондратьевич уходил на фронт, его младшей дочери Вале не было и трех лет.

- Но я запомнила тот день, - говорит она. - За этим же столом прыгала по лавкам. Папа прощался с семьей. Подошел ко мне. Руки протягивает, хочет словить, прижать к себе. А я убегаю от него, смеюсь! Думала, играем. Так и ушел, не обняв меня.

Деревня опустела без мужчин. Стало голодно. Зерно, овощи, мясо, молоко, яйца - всё отправляли на фронт. На заработанные трудодни женщины получали малые крохи от урожая. Однажды с колхозниками рассчитались горохом. Суп готовили из него, кашу, лепешки пекли. Даже кисель гороховый варили.

Жили мы тогда с дедушкой Кондратием. Сам он уже был старый и незрячий. Несмотря на это, маме, уходя на работу, приходилось оставлять меня под его «приглядом». Однажды мы с ним топили маленькую печь в доме. У меня была игрушка любимая - деревянный сундучок. Придумала я в нем поджарить горох: насыпала и поставила в топку. Естественно, он загорелся. Я сунула руку в огонь, чтобы спасти игрушку, и тут вспыхнул рукав на моем платьишке. Я - в рев! Но дед не растерялся! Слепой, а спас меня.

Кондратий Давидович Тихов умер летним днем за год до Победы.- Перед смертью он попросил намыть его и одеть в чистое белье, - вспоминает внучка. - Мама истопила русскую печь, усадила в нее деда (бань тогда не было). Всё сделала, как велел. Потом дедушку уложили на лавку под иконами. В тот же день он мирно ушел. Похоронили его в Верховье у церкви. Помню, как мы с Люсей ехали на крышке гроба и радовались, что нас везут на лошадке. Глупые еще были…

В войну умерла и мамина сестра Елизавета Кирилловна Чугунова. Она жила в Вельяминове. Приступ у нее случился - боль в животе. Ее дочь Маня, не мешкая, запрягла лошадь и повезла мать в мусорскую больницу. На половине пути в лесу им повстречались два мужчины. Вышли из-за деревьев, остановили повозку, просили не пугаться. Поинтересовались, откуда они могут позвонить. Мария направила их в Шалимово, в сельсовет. А позже узнала, что это были диверсанты.

Эту историю вспоминали многие старожилы нашего края. Ночью люди слышали гул самолета. С него в районе Якушева десантировались парашютисты - русские военнопленные, прошедшие обучение в немецкой разведшколе. Днем они вышли в Дорки, откуда председатель колхоза, местная женщина, проводила их в правление. Ходили слухи, что диверсантов забросили к нам с целью подрыва железнодорожного моста через Шексну. Но, высадившись на родной земле, мужчины предпочли сдаться.

- Помню, как кузнецовские девчата вернулись с оборонных работ: Анна Смирнова, Таисия Витушкина, Дуся Чугунова... Окопы где-то рыли. Среди них была и моя двоюродная сестра Валентина Ивановна Тихова. Пришла она к нам, рассказывает, что им пришлось пережить. Самое страшное - налеты вражеской авиации. Как-то немцы сбросили с самолета листовки: «Девушки, мадамочки, не ройте ваши ямочки. Приедут наши таночки, зароют ваши ямочки». Память у меня была цепкая, а соображения еще не хватало. Каждый день мама ставила нас на колени перед иконой и просила молиться вместе с ней за отца. Старшие знали слова молитвы, а я нет. Они свое говорят, а я рядом бормочу, что в уме зацепилось: «Девушки, мадамочки, не ройте ваши ямочки…». Крещусь, кланяюсь в пол. Мама отцу на фронт об этом написала. А он в ответном послании сообщал нам о том, что недавно в бою потерял почти всех товарищей. Поднялись в атаку. Бегут. Фашисты строчат по ним. Один друг упал замертво. Секунда - и повалился следующий. Потом третий, четвертый. А папа все бежит и бежит - пули летят мимо. «Наверно, ваши молитвы меня берегут», - заключал он.

Писем с фронта ждали с нетерпением и одновременно боялись их.

- Идет почтальон по деревне - сердце замирает. В один дом заглянет. Тихо. Стало быть, весточку с передовой получили. К другой калитке поворачивает. И там спокойно. А из третьей плач раздается - похоронка… В один из дней мы получили письмо. Открываем: почерк чужой. «Здравствуйте, дорогая Лидия Кирилловна…», - приветствовал нас незнакомый Николай Михайлович. Мама сразу заохала, схватилась за сердце - на худое подумала. «У меня отняли правую руку…», - делился он и в конце своего послания просил навесить его. Оказалось, папа дал своему однополчанину наш адрес, узнав, что того направили для лечения в Череповец. Мама, недолго думая, собрала гостинцы и пешком отправилась в город. А ведь это не один десяток километров от нас.

Старший сержант Николай Михайлович Поливач из киевского села Нежиловичи в 43-м году лежал в эвакогоспитале № 1599 на улице Дзержинского возле Воскресенского собора.

- Папа до конца жизни поддерживал с ним связь. А когда отца не стало, я продолжила общение с Николаем Михайловичем. В 1956-м даже ездила к нему в гости. Его семья меня приняла как родную. Потом и он у нас бывал…

Но вернемся в военное время.

- В 43-м по нашим окрестностям ходила девушка-фотограф. Она была эвакуирована из Ленинграда и временно проживала в деревне Глядково. Благодаря ей у нас есть семейный снимок тех лет. Я на нем в белом цветастом платьице, которое сшила мне 10-летняя сестра Мария. А ситец на него я сама заработала! У всех детей в ту пору были свои обязанности: старшие помогали матери в колхозе, младшие - дома по хозяйству. Моим делом было охранять огород от кур, не подпускать их к грядам. В соседнем с нами доме жила тетя Саня Соколова, мамина подруга. Я не только у себя гоняла птиц, но и у нее. За это она мне подарила отрез ткани. Как я радовалась обновке! А в 44-м у соседки родился сын Николай. В войну в деревнях бывали священники, совершали обряды на дому. Так, в 6 лет я стала крестной у маленького Коли. Помню, как его положили мне на руки, и я осторожно ходила с ним вокруг купели. Александра Григорьевна родила его без мужа. Кто-то в деревне осуждал ее за это, а мама всегда старалась поддержать, жалела.

Мама вообще была очень доброй женщиной, хлебосольной, никому ни в чем не отказывала. Самим, бывало, есть нечего, а она и для других всегда выкроит кусочек. Придут дети Филипповых: трое, мал мала меньше, голодные. «Хлеба дайте», - говорят. Мама подаст. В другой раз картошки попросят. Не откажет. В войну мы держали пчел. Пять ульев у нас стояли в саду. Не успеет мама рамки снять, как по деревне уже крик разносится: «Ребята! Лидия мед качает!». И все бегут к нам: одни с ложками, другие с хлебушком. Стоят детишки, ждут. Ну, как не угостишь тут! А потом какие-то хулиганы ночью все наши домики с пчелами с горы спустили.

Наступил последний год войны.

- Зимой 45-го папа прислал нам свою фотокарточку. На обороте написал: «На память дорогим жене и детям. Помните своего отца и мужа. Впереди стоят большие трудности и, может быть, не придется встретиться с вами». Дата: 16 января.

В декабре 1944-го, после освобождения Севера, 104-ю дивизию перебросили в Румынию. До января она стояла под Бухарестом. Затем срочным порядком убыла в Венгрию, чтобы прикрыть отход советских частей, разбитых танковым ударом немцев. Минуя взорванные мосты, на понтонах, лодках, плотах и других подручных средствах солдаты форсировали Дунай. В Венгрии вчерашние защитники Заполярья впервые за три года войны встретились с массой вражеской бронетехники. Германское командование сосредоточило здесь 800 танков, столько же самолетов, крупные силы мотопехоты и артиллерии. Особенно мощным был удар противника в районе озера Балатон, где находились одни из последних, доступных немцам нефтяных месторождений.

В составе войск 3-го Украинского фронта, которым пришлось противостоять гитлеровцам в том сражении, были люди, воюющие не первый год. Многие из них утверждали: такого кромешного ада, что творился при Балатоне, им не доводилось видеть ни в страшном 1942-м, когда немцы проломились до самого Сталинграда, ни даже в роковом 1941-м.

Но, несмотря на значительное превосходство сил противника, советским войскам удалось отразить вражеское наступление и нанести вермахту тяжелые потери. «Могилой Панцерваффе» назвал итог сражения начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Хайнц Гудериан.

В боях под Балатоном наводчик ручного пулемета 232-го стрелкового полка 80-й дивизии гвардии ефрейтор Тихов был отмечен медалью «За отвагу». «Уничтожил 12 солдат противника», - повествует наградной лист. Из того же документа известно, что в ходе сражения, 29 января 1945 года, Павел Кондратьевич был ранен.

Отразив германский натиск, 16 марта части 3-го Украинского фронта без оперативной паузы приступили к Венской наступательной операции. 13 апреля гвардейцы 80-й дивизии в составе 20-го стрелкового корпуса заняли Имперский мост, внеся большой вклад в освобождение столицы Австрии.

- Майским утром я проснулась от маминого плача. Только что верхом на коне промчался вестовой из сельсовета. «Война закончилась! Победа!», - разлетелось по деревне. Все выскочили на улицу, столпились у дома Дмитрия Виноградова. Солнце заливалось. Мы, дети, радовались долгожданной новости! Женщины же рыдали: одни от счастья, других накрыло отчаяние. «Ваши-то мужики придут домой, а наши…», - горевали вдовы.

Вскоре в Кузнецово стали возвращаться фронтовики. Мне запомнился Ваня Королев. Такой красивый! Весь в орденах. Увидев его, я заявила маме: «Это мой жених!».

К слову, Иван Алексеевич Королев только за взятие Будапешта был отмечен двумя орденами Славы. Разведчик, защитник Сталинграда. Первым среди односельчан получил орден Красной Звезды, а вскоре был представлен к этой награде снова. Земляки гордились пареньком.

- Дождались и мы папу. Утром, после возвращения, он пошел копать картошку. Воткнул вилы в землю, наклонился и упал без сознания. У него была справка об инвалидности. Тяжелую работу выполнять не мог. Зиму перебивался случайными заработками, подшивая обувь. Сапожником был. Вскоре мама забеременела. Встал вопрос: как прокормить семью? Из колхоза тогда было не так-то просто уехать. Но нас отпустили. И мы перебрались в город. Обосновались в Заречье на улице Портовой. Здесь родился мой братик Саша - «фронтовичок», как его называли в семье. В городе я пошла в первый класс.

Сначала мы все ютились в одной комнатушке на тринадцати квадратных метрах. Самих семь человек да мамин брат Николай с нами жил тогда. Его в том же году привезла к нам санитарка из госпиталя. 8 мая 1945-го дядя Коля подорвался на мине и лишился обеих ног. Передвигался на деревянной каталке. Первое время я спала с ним на сундуке, настолько тесным было наше жилье. В 1949 году мы купили дом в селе Гоша. Гена разобрал его по бревнам и по реке переправил в Череповец. Здесь стройматериалы выгрузили на причале в Макаринской роще, а потом уже на лошадке доставили их к месту сборки. Построились там же - на Портовой.

Недалеко от нас стояли бараки для военнопленных. Каждый день мы наблюдали, как немцев под конвоем ведут на работу и обратно. У мамы была медаль «Материнство». Саша нацепит ее себе на грудь, вооружится деревянной винтовкой и пристроится к охране, важно провожая колонну. А рядом бегут ребятишки постарше, кричат: «Гутен морген! Гутен таг! Бьют по морде, бьют и так!». «Карашо гаваришь по-немецки», - похвалят, бывало, пленные кого-нибудь из мальчишек. Еще и хлебушка сунут. Видят, что голодные. В детстве мы все травы перепробовали на вкус. Как только начинал снег сходить, босиком бежали на проталины. Искали пестыши. Потом появлялась крапива, лебеда, за ними - кислица...

После переезда в Череповец Павел Кондратьевич устроился на лесобиржу Ветка Чола. Там он в ямах жёг древесину на уголь. Затем работал кочегаром в городской бане. Жить стало полегче.

- Отец не пил и не курил, матом не ругался. Я не помню, чтобы родители когда-нибудь ссорились. Они познакомились в юности. Мама была не местной, родилась в Шекснинском районе. Девчонкой она часто гостила в Вельяминове у старшей сестры. Та вышла сюда замуж. Здесь мама обзавелась подружками, бегала с ними на гулянья. Тут ее папа и приглядел.

А с 3 класса на летние каникулы в деревню ездила уже и сама Валентина Павловна.

- В Кузнецове у нас оставалась тетя Аня Тихова, сноха отца, а в Вельяминове - Мария Смирнова, мамина племянница. Дочь последней, Люся, была моей ровесницей. С ней и ее братом Колей пролетели мои счастливые детские годы.

После школы Валентина Павловна поступила в медицинское училище и, будучи студенткой, устроилась на работу в череповецкую школу-интернат №2 медсестрой. В середине 60-х вместе с воспитанниками заведения ей посчастливилось провести каникулы на родине еще раз.

- В то время фельдшером в интернате была Анна Николаевна Филиппова из Кузнецова. Мы с ней одногодки, вместе росли в войну. Она-то и убедила наше начальство вывезти сирот на летний отдых в деревню. Договорилась с дирекцией верховской школы, чтобы та приняла нас под свою крышу. В Верховье выезжала специальная комиссия из Череповца. Даже брали пробы здешней воды. Чистейшая, сказали. В общем, дали разрешение на организацию лагеря. Целый месяц вместе с ребятами провел в селе и весь персонал интерната: воспитатели, нянечки, работники кухни. Дети с удовольствием бегали на речку, ходили в лес за земляникой, собирали лекарственные травы. Были мы и на маслозаводе в Шалимове. А в конце смены Николай Филиппов, брат Анны, устроил для ребят прощальный костер. Добрые воспоминания…

В интернате я долго не задержалась. После окончания медучилища немного поработала в городской больнице, а затем перешла в санаторий «Родник», откуда и вышла на пенсию.

В октябре моей героине исполнилось 87 лет.

- Из нашей семьи только я и осталась, - вздыхает Валентина Павловна. - Нет уже ни братьев, ни сестер. Но жива моя память о них.

Л.Цветкова. 2025 год