Да и просто не хочется вспоминать тот кошмар, тот ад, в котором ты находился все это время, когда в очередном бою у тебя никак не выходит из головы: «Ну, это твой последний бой». Говоря о фронте, необходимо сказать и о том страшном для меня факте, который тяжелым моральным бременем ложился на меня все эти годы и постоянно давал о себе знать. Это расстрел моего отца органами НКВД в 1937г., как шпиона иностранного государства (он был реабилитирован только в 1956году после моего личного письма Хрущеву). Моя мама не выдержала этого и от горя умерла перед моей отправкой на фронт. 20 июня 1941 года я закончил 2-й курс педучилища и перешел на 3-й последний курс. А 22 июня началась война. Узнав об этом, 11 человек из нашей группы решили добровольцами идти на фронт. В назначенный день и час мы строем стояли во дворе военкомата, ожидая решения. И вот выходит военком и зачитывает нам три фамилии, среди которых зачитывает и мою. «Можете быть свободными». Не успели мы отойти, как он вслед нам бросил: «Мы не можем доверить оружие детям врагов народа». Это была первая пощечина. Это потом в 1942 году стали брать всех подряд в связи с катастрофическим положением на фронте. Окончив училище и похоронив маму (30июня 1942 года), я сразу поехал работать в школу, куда меня назначили (деревня Малая Тава Усть-Ишимского района Тюменской области). Успел получить учительскую зарплату (242 рубля). А 14 августа 1942 года меня призвали в Армию, и я попал на фронт. Не хочу повторяться, чем закончился мой первый трагический бой и как попал в разведку. Именно в составе разведки прошел мой боевой путь от Можайска через Вязьму (8 марта 1943 года) – Ярцево (начало сентября 1943 года) – Орша – Витебск (январь 1944 года) – Минск – Вильнюс – Каунас (сентябрь 1944 года) – Кёнигсберг (8 апреля 1945 года) – Пилау (1 мая 1945 года) и по косе в Гданьской бухте по направлению к Гданьску в составе 3-его Белорусского фронта. Сама разведка делилась на полковую, дивизионную, армейскую и самую высокую - фронтовую. Я был в самой низшей полковой (521 с.п.). В отличие от других, полковая разведка находилась на самой передовой или в боевом охранении (это на нейтральной полосе между немецкими и нашими окопами под двойным огнем). Но чаще всего нас посылали в разведку в тыл противника по 3-5-6 человек. Чтобы понять, о чем я буду рассказывать, необходимо знать, что сама разведка имела несколько видов (всего их около 10). Я же расскажу о тех видах, в которых мне приходилось участвовать. Это: 1) наблюдение (сидишь, лежишь и наблюдаешь за каким-либо объектом в тылу противника); 2) засада (цель – захват «языка»); 3) поиск чего-либо или кого-либо в тылу противника: 4) разведка боем с целью захвата «языка». В этом виде разведки участвует весь взвод разведки. Во всех этих видах разведки я участвовал много раз и, как правило, без потерь необходилось. Самая опасная была, конечно, разведка боем. Когда остаться в живых у тебя всего 1%. Об одной из них я коротко расскажу. Был август 1943г года. Мы стояли уже несколько месяцев в обороне под городом Ярцево. Оборона проходила по реке Вопь и была сильно укреплена, заминирована, как наша, так и немецкая. Расстояние между нами было метров100-200. Несколько попыток до этого перейти линию обороны противника и в их тылу захватить «языка» не увенчались успехом. Все разведчики погибли. А «язык» был необходим во чтобы-то ни стало, т.к. предстояло наступление наших войск. Вот и решились на разведку боем. Кода стемнело, к нам на передовую прибыл майор, пом.нач.штаба полка. Усадив весь взвод в траншее, он поставил задачу: в 2.30 ночи вы должны выдвинуться и сосредоточиться в 30-40 метрах от передовой немцев. Но так, чтобы вас никто не заметил. Арт.подготовка начнется в 2.50 и будет длиться 10 минут. До этого саперы сделают проход на минном поле и проволочном заграждении. Операция будет длиться 10 минут. Ровно в 3.00 по сигналу «красная ракета» вы врываетесь в немецкие окопы, хватаете фрица и быстро возвращаетесь к своим. В 3.10 по сигналу «зеленая ракета» возвращаетесь все. Помните, главное – взять «языка», а еще лучше – нескольких. Когда майор ушел, мы стали готовиться. Каждый из 22 человек, из которых состоял наш взвод, имел при себе автомат ППШ, две гранаты, пистолет «вальтер» (немецкий), кинжал (тоже немецкий); на моем было написано: «Аллес фюр Дойчлянд – все для Германии» и плащ-палатка. Пришел политрук и забрал все наши личные документы. Таков был закон разведки. Время было около 12.00. Время до операции осталось не менее 2-х часов. Можно было осмотреться и обо всем подумать. Но что это? Руки плохо слушаются, на лице появляется испарина. Страх! И не верьте тому, кто говорит, что никогда не испытывал чувство страха на фронте. Значит, он просто не был на передовой, а всю войну просидел в тылу. Ведь страх это естественная биологическая реакция на приближающуюся смертельную опасность. Но когда вступаешь в бой, страх мгновенно улетучивается и вместо него появляется злоба и ненависть. Кругом было как всегда. Немцы изредка постреливали из пулеметов и автоматов и пускали в небо осветительные ракеты. И тогда вокруг становилось светло, как днем. Иногда немцы кричали нам: «Русс, пропуск бинтовка, отзыв баланза», а потом дружно смеялись (именно бинтовка, а не винтовка). Или: «Русс, «кому, кому». Это они смеялись над нами, когда мы делили хлеб. «Русс, иди шнабс пит» и др. Видимо, они и не подразумевали о предстоящей операции. И это было хорошо. Наконец крики прекратились и тишину нарушили только стрельба и ракеты. Ровно в 2.00 мы по-пластунски стали продвигаться на рубеж сосредоточения. В голове сверлила одна мысль: успеют ли саперы проделать проход в минном поле и колючей проволоке. Ведь они ушли на задание еще в 12.00 и до сих пор вестей о себе не дали. А ведь от этого зависел успех операции. Но вот и река Вопь, она небольшая, скорее речка. Ширина метров 20, глубина по грудь. Проходим речку по дну и сосредотачиваемся на ее противоположной стороне под защитой крутого берега. К броску мы готовы. Смотрю на свои трофейные часы – 2.40. Через 20 минут бросок. И в это время началась интенсивная стрельба со стороны немцев. Но почему-то они вели огонь не по нашим окопам, а по своим проволочным заграждениям. Так и есть, они вели огонь по нашим саперам. Жалко ребят. Лежим мокрые, но холода не чувствуем. Рядом со мной лежит мой друг – земляк Коля. Мы не раз выручали друг друга, решили и на этот раз держаться вместе. Наконец, стрельбу немцев перекрывает грохот нашей артиллерии. Казалось ничего живого не осталось от взрывов снарядов. Но это только казалось. Так как мы по опыту знаем, что даже после самой сильной артподготовки не менее половины оставалось в живых. Нервы напряжены до предела. Все ждем сигнала. Главное сейчас не дать фрицам время придти в себя после артподготовки. И, наконец, красная ракета. Без всякой команды, молча мы вскакиваем на крутой берег и, перегоняя друг друга и стреляя на ходу, бежим к предполагаемому проходу, сделанному саперами. Да, проход есть, устремляемся туда. Тут же видим пять трупов наших саперов. Спасибо вам, вы выполнили свой долг до конца. Но тут под ногами наших разведчиков стали взрываться мины. Еще несколько человек остались лежать. Видимо, саперы не успели разминировать. Стремительно приближаемся к немецкой траншее. И когда до окопов осталось метров 15-20 несколько фрицев в упор стали расстреливать нас. Стремительно ложимся, кидаем гранаты и вновь вскакиваем. Однако половина из нас так и осталась лежать. Наверное, были убиты или тяжело ранены. Вместе с другом прыгаем в немецкую траншею, бежим по ней, стреляя на ходу и перепрыгивая через немецкие трупы. И вот тут на крутом повороте траншеи я неожиданно сталкиваюсь с фрицем. Встреча была настолько неожиданна, что я на секунду растерялся. Какое-то мгновение мы смотрели друг на друга. Я никогда не забуду это лицо: бледное, искаженное страхом и злобой. Это был офицер, капитан. Его пистолет валялся рядом, видимо он выронил его при столкновении со мной. Первым опомнился фриц. Он был сильнее меня. Всей своей тушей повалил меня. Одной рукой он схватил меня за горло, а другой что-то искал, видимо кортик. «Все, - думаю – конец», хотя и продолжал бороться. И в это время немец вдруг обмяк, и руки его опустились. Это мой друг выручил меня. Он ударил немца прикладом автомата по голове. Не теряя ни секунды, забрал у немца планшет и оружие, мы с большим трудом вытащили его из траншеи, положили на плащ-палатку и бегом побежали к своим. Позади бой разгорался. Несколько раз мы ложились, когда было особенно светло от ракет и снова бежали. Наконец, появилась зеленая ракета – «отбой». Добежав до реки, мы прыгнули за ее крутой берег и оглянулись. Несколько разведчиков бегом возвращались и приближались к нам. Но так и не добежали. Как выяснилось позже, все они были убиты или ранены. Не дождавшись их, мы стали переходить реку, держа на руках пленного. В какое-то время мы не удержали его, и он окунулся в воду. После этого он неожиданно пришел в себя и стал сопротивляться. Пришлось связать ему руки и чуть ли не силой вести его. Уже несколько солдат бежало к нам навстречу, чтобы помочь нам. Наконец мы у себя. Какое наслаждение… Силы вдруг покидают меня, я лежу, а в голове радостное: «жив, жив». Но радость моя была преждевременной. Ознакомившись с документами и допросив пленного, майор был очень доволен. «Я представлю вас к награде, - сказал он нам с другом, если вы выполните еще один приказ: вынести всех раненых и погибших с нейтральной полосы. Для этого я дам вам в помощь еще 10 солдат». Не буду рассказывать весь этот кошмар, когда выполняли эту задачу. Скажу только, что мы вынесли 5 человек раненых и 8 человек погибших. При этом из 10 солдат, которые помогали нам, только трое остались невредимыми, да мой друг Коля был тяжело ранен. 7 человек из взвода разведки мы так и не нашли ни живых, ни мертвых. Видимо все они остались там, в немецких окопах и погибли, выполняя задачу. Такова цена за пленного, захваченного при разведке боем. Все, кто участвовал в разведке, были награждены, кроме меня и еще двоих. И так повторялось несколько раз. Наконец, не выдержав, солдаты обратились с этим вопросом к майору. Тот долго думал, потом троих нас в траншее отвел в сторону и сказал: «Каждый раз мы включали ваши фамилии в список на награждение, но их постоянно вычеркивают». Когда я спросил, кто это делает и почему, он еще надолго замолк и, набравшись мужества, сказал: «Смерш». Это отделение НКВД, которое на фронте называлось «Смершем», то есть смерть шпионам. Только об этом прошу никому ни слова, иначе вы навредите не только мне, но и себе». Только теперь стало все понятно: сын врага народа не может быть награжден за свои подвиги. Такого не было даже в штрафных ротах, где ни мало было просто уголовников. Это была для меня очередная унизительная пощечина. Это потом в конце войны, когда победа наших войск уже не вызывала ни у кого сомнений, я был представлен к ордену «Красной Звезды». Правда, получил я его только через несколько лет после Победы. Такова правда. Однако война продолжалась. 25 августа 1943г. войска, где я служил, пошли в наступление. А 4-го сентября 1943г. я был первый раз тяжело ранен. Лечение в госпитале под Москвой (ст.Пески Коломенский район). Потом опять фронт, разведка. И 4 января 1944г. меня уже в тылу противника ранило второй раз тяжело. Опять лечение в госпитале в тылу в городе Орехово-Зуево. И опять фронт. 8 апреля 1945года при взятии штурмом Кёнигсберга, меня тяжело контузило. Однако в госпиталь я ехать отказался. И неделю лечился сам в санбатальоне. И опять фронт. Войну закончил, когда пройдя всю Пруссию, вступил на территорию Польши (хотя эти земли были захвачены немцами) на косе, которая тянулась в море на десятки километров вдоль берега. Эта коса шириной 0,5-2 км была набита войсками и техникой противника. Вот там-то поздно вечером 8-го мая 1945 года и узнал, что война закончилась. До этого я вернулся из очередной разведки и крепко спал. Проснулся я от сплошной стрельбы: стреляли все из своего оружия (из автоматов, пулеметов, пушек, минометов) и восторженно кричали: «Победа! Победа! Победа!». Обнимались и, не стесняясь никого, навзрыд плакали. К этой всеобщей радости с удовольствием присоединился и я.