С Т А Л И Н Г Р А Д С К А Я Э П О П Е Я

До 1941 г. 2 июля я работала на Центральном телеграфе телеграфисткой “бодо” на Ялтинском направлении, в смене, передавала телеграммы в Ялту. Дни были тревожные – шла война с 22 июня 1941 г. И вдруг, телеграфистка Ялты тов. Фобиано, перебивает меня, и начинает передавать сама. Как было мне тяжело и обидно читать эту последнюю ленту с последними её словами. Дорогая, до свидания, что будет с нами не знаем – немцы уже входят в телеграф, больше не передавайте телеграммы к нам сюда, прощайте. И вскоре загорелась красная лампочка у моего рабочего места, мы работали в этот день в ночную смену. Мы все молоденькие девушки – телеграфистки были ошеломлены известием телеграфистки из Ялты, у всех сердце облилось кровью, за людей и курортные города.
И вот 2-го июля ушла добровольно в Красную Армию. Находясь в Армии мне довелось восстанавливать связь в крупных городах, таких как Сталинград, Киев, Сталино на Донбассе, и во многих других городах после освобождения фронта. Когда наше правительство находилось некоторое время в Куйбышеве, и враг рвался к Волге, надеясь окружить и захватить города, стоящие вдоль Волги. Появилось много наших воинских частей в городе Арзамасе. Принял большое участие и наш батальон связи 769 в Арзамасе и в селе Богдановка по обеспечению связью войска, строили для них ПКП (полевые командные пункты). Подготавливали для действующей Армии. Спешили со строительством по спецзаказу, и самим приходилось охранять строящийся объект. И вот однажды был со мной случай, когда я стояла на посту, т.е. на ночном карауле, охраняя строящийся объект связи военного назначения. Была очень тёмная и дождливая ночь. И вот я слышу, что кто-то шлёпает по грязи, и пробирается через кустарник. А по военному уставу – два раза окликаешь: кто, стой, стрелять буду. Третий – уже приготовляешься к стрельбе, если движущийся не отвечает на окрик. Только приготовилась стрелять по движущемуся, вдруг еле заметно на фоне кустов и неба вылезает лошадиная голова, а потом и вся лошадь вылезла на лужайку. Я облегчённо вздохнула и успокоилась, выругав лошадь.
В 1942 г., когда наш эшелон двигался в Сталинград, вынуждены были стоять на станции Арчеда трое суток потому, что Сталинград не принимал наш эшелон. Наконец, наши войска взяли Сталинград. Паулюса и его начальника штаба Шмидта захватили в мебельном магазине. К этому времени на станции уже собралось много эшелонов. Из Москвы прибыл бронированный правительственный поезд, в котором была комиссия, направлявшаяся в Сталинград, чтобы составить акт о злодеяниях захватчиков. На станции также стоял состав с немецкой группировкой в пассажирских вагонах, которую собирались везти из Сталинграда в Москву под караулом нашими охранными войсками. И мне довелось увидеть этих злейших наших врагов. Мы выходили со своих вагонов, и смотрели на них как на зверей. Наши сердца кипели от гнева к ним.
Станции Арчеды как таковой уже не было, было всё разбито и станционные работники находились в вагоне, зарытым в землю до половины. Только со станции разъехались наш эшелон, правительственный бронированный и увезли вагоны с Паулюсом, как налетели немецкие самолёты бомбить эту станцию, бомбы сыпались одна за другой. Но они немного опоздали, эшелоны были уже в пути. Они хотели уничтожить вагоны с Паулюсом. Видимо, немецкая разведка доложила о скоплении эшелонов на этой станции, и таких важных.
Наш эшелон прибыл в Сталинград, и что мы там увидели ? Ни одного целого дома, всё разрушено, груды кирпича, висящие еле державшиеся лестничные пролёты. Или же стоят две стены от низа до верху, и часть крыши, и каким-то чудом наверху на балконе уцелевший фикус и столик. Под грудами кирпича виднелись то ноги, то голова, то руки погибших солдат – наших и немецких вперемежку. Кругом летал пух из перин. Бои шли за каждый разрушенный дом. И глядя на эту ужасную картину, у нас – девушек –сжималось сердце от боли и гнева к фашистам.
Станция Бекетовка – это Кировский район Сталинграда, и вот нам дали задание восстанавливать Сталинградскую ГЭС. Мы прибыли на Кооперативную улицу, где находился наш штаб. И тут тоже увидели жуткую картину. Кругом валялись хребты кошек, собак, коров, лошадей, кур. Немцы находясь в “мешке”, окруженные нашими войсками, от голода и холода съели всех кошек и собак. Жутко было смотреть на эту картину. Зима была очень холодная, были снежные заносы, виднелись пулемётные дзоты, валялись разбитые орудия, повозки. На обочине железной дороги валялись разбитые вагоны, паровозы кверху колёсами. И кругом по всему городу валялись громадные чуньки, сплетенные из соломы, которые немцы от холода надевали сверху сапог. Видели колонны бредущих пленных немцев, которых под конвоем водили расчищать и восстанавливать разрушенное. А их было 26 тысяч, все пленные очень худые, грязные, не бритые. Были одеты по-летнему, в тонких рваных шинелях. И для того, чтобы не замерзнуть они надевали на себя чего попало. Отобранные у населения платки, рейтузы, платья, кофты, брюки. Было жутко глядеть на все это. Кругом были громадные сугробы снега, и стояли страшные морозы. На холме стояла ветряная мельница, а в низине от Бекетовки до Сталинграда были немецкие могилы, куда не глянешь, кругом – виднелись березовые кресты из неочищенных молоденьких берез. Брала жуть и сердце холодело от виденного. Ходили на Воропоново поле где тоже увидели ужасную картину. Снег начал таять, и из под снега начали показываться убитые красноармейцы – наши бойцы. В перемежку показывались и убитые фрицы, видимо, была рукопашная бойня. Погибло очень много при этой схватке. Мы ходили от одного убитого к другому, большинство лежали молоденькие ребята. Мы искали, всматривались в лица погибших, ожидая со страхом не лежат ли и наши братья и отцы. Все тела были замерзшие и засыпанные сталинградским снегом. Но головы были все почему-то видны, и ветер шевелил их волосы. И глядя на такую жуткую картину, слезы душили нас, сердце холодело. Невозможно было пережить такое человеческое горе, и обиду за погибших. Мы – девушки – потеряли аппетит к еде, долгое время в горло не шла еда.
Мы восстанавливали связь в Сталинграде быстрыми темпами, спали очень мало, ложились в 2 часа ночи, а в 4 утра уже вставали. Товарищ Сталин дал приказ, во чтобы то ни стало срочно обеспечить город-герой связью. Чтобы был слышан голос Сталинграда. Что город освбожден, что город живет. И голос Сталинграда убийственно и морально действовал на гитлеровских захватчиков. И воодушевлял наши войска на новые подвиги. Но при восстановлении связи были всякие невыносимые трудности. Все было разрушено, стекол не было, были ужасные холода. Не хватало оборудования,. Приходилось искать боксы для щитков и аппараты «Бодо” для телеграфа под грудами кирпичей. А также искали всякое оборудование, детали станций, также под грудами кирпичей. Были погнутые, ржавые, приходилось выпрямлять и вычищать от ржавчины. Во время таких раскопок на каждом шагу находили погибших.
В Бекетовке для пленных немцев были построены бараки, где они жили, и был госпиталь, там лежали тифозные пленные. И нашим медсестрам приходилось за ними ухаживать, и спасать им жизнь. Многие из наших медсестер заболевали тифом, мы видели как они после выздоровления ходили наголо остриженные под мальчиков. А когда стал таять снег в марте-апреле было очень трудно с питьевой водой: была одна лишь колонка, с которой можно было брать воду для еды, которая дезинфицировалась, а с остальных колонок нельзя было брать воду, потому что омывались лежавшие трупы под снегом. И свирепствовал брюшной тиф. Войсковые части приезжали за питьевой водой к этой колонке на санях с бочками, запряженные лошадьми, и выстраивалась очередь.
( 8 мая 1946 г. писала Воронова Мария )

Освобождение Киева
Нашему батальону связи дали задание тронуться в путь для восстановления связи в г. Киеве как только будет освобожден от немецких захватчиков. Но путь в сторону Киева оказался очень сложным и трудным. Стервятники охотились за каждым эшелоном, кругом вдоль железной дороги видны были лунки из-под бомб. Иногда вдоль дороги попадались паровозы колесами вверх и горелые вагоны. Нашему эшелону приходилось чаще двигаться в ночное время без гудков и с глушителями искр. Навстречу нашему составу попадались эшелоны с раненными на Курской дуге. Нам приходилось двигаться объездными дорогами с разными проблемами, часто стояли в тупиках. В сторону Киева двигалось много эшелонов с войсками, и порой на станциях их скапливалось очень много. Иногда, ближе к Дарнице, войска двигались своим ходом. И вот не доезжая Дарницы, у нас кончилось топливо, и поезд остановился в занесенном снегом поле. А доехать надо до Дарницы и Киева, для выполнения спецзадания. Помимо топлива кончились и продукты, и 4 дня нам давали только по 200 гр. колбасы на сутки. И вдруг, увидели, что вдалеке виднеется лесок. Все вылезли из вагонов, остались только дежурные, начальник поезда и штаб. Мы все пошли с пилами гуськом друг за другом, проваливаясь по колено, а где и выше, в снегу. Идем, а лес все дальше и дальше удаляется от нас. Когда увидели его из вагонов, он нам показался не таким уж далеким. С муками дошли до леса, Офицеры и солдаты пилили деревья, а мы таскали на определенное место к протоптанной, нашими ногами, дорожке. Взяли каждый по бревну, который сможем нести. Вначале несли вроде бы ничего, а чем дальше тем ноша становилась тяжелее. Принесли дрова к эшелону, а они в паровозе не хотят гореть, только шипят. Наконец разгорелись, и паровоз потащил эшелон. Когда прибыли в Дарницу, пришлось простоять в ней трое суток, потому что были хорошие, солнечные, лётные дни, и мосты через Днепр все были разрушены. Был построен один единственный узенький деревянный мост. Нас по нему не пропускали, чтобы сохранить наш эшелон, который вез катушки с кабелем, аккумуляторы, коммутаторы и всякое оборудование и комплектующие, всё для восстановления связи в Киеве. И всё из-за того, что немец все время зверски бомбил как Киев, так и единственный деревянный мост через Днепр. Все хотел разрушить его, чтобы наши войска не могли переправляться на помощь Киеву. Но попасть никак не удавалось, мост был узенький. Бомбы падали всё в воду, и вода плескалась, вздыбливалась громадными волнами высоко вверх. Бомбил станции, залетел на рынок, и на бреющем полёте расстреливал находящийся там народ, пробивал пулями бидоны с молоком – гад наносил урон где только мог. А наш эшелон вынужден был ждать нелётной погоды.
И вот 7 ноября 43-го года, на заре было очень туманно, и наш эшелон проскочил через мост, и оказался на подступе к Киеву. Ехали мы в товарных вагонах, поезд был длинный, и весь вытянулся на мосту, не было видно ни конца, ни края. Мы с верхних полок выглядывали в крошечные окошки и всматривались в лица героев, которые ещё стоя на плотах, достраивали мост прямо над водой. И мы со слезами на глазах, от волнения и от радости, от пережитого, кричали им – молодцы и герои, большое спасибо вам (хотя нам было запрещено высовываться наружу). Они снизу кричали в ответ, что построили мост за 11 дней. Это был с их стороны такой великий подвиг – построить мост жизни при яростной каждодневной бомбежке немецкими захватчиками. Были среди них среднего возраста солдаты, а большинство были молоденькие солдатики-красноармейцы, и глядя на них, сердце сжималось до боли.
Когда мы уже были в Киеве, в это время бандеровцы под Житомиром зверски убили командующего войсками Ватутина, нанеся ему тринадцать ножевых ран. Весь Киев и находившиеся там войска провожали в последний путь легендарного полководца. У всех были глаза полные слёз и горечи от обиды, жалости, гнева. Киев гитлеровцы бомбили каждый день. Со стороны Брусилова, немецкие войска приближались до 35 километров к Киеву. Нам дали спецзадание ак можно быстрее все объекты связи. Нашему батальону приходилось через Днепр прокладывать кабели под бомбёжками. Мы производили монтаж станций, спали очень мало, спешили как можно скорее дать городу связь. Работали допоздна, а ан сердце было сутно, потому что на это направление прибыл сам Гитлер, и дал приказ своим войскам, во что бы то ни стало, освободить Киев от русских, захватить его и укрепиться по Днепр. И гитлеровцы жали со всех сторон, чтобы выбить наших. И поэтому было страшно и волнительно за себя, за наши войска, за Киев. Думали – сегодня ложимся отдохнуть, а проснёмся – окажемся в плену. Но через мостик жизни наши войска всё прибывали в Киев и на житомирском направлении. Житомир дважды переходил из рук в руки. Днём и ночью шло подкрепление, наши войска сражались самоотверженно, геройски и днем и ночью. Часть наших солдат стояли на улице Ленина, дом 44. Я была связной, и вот ночью фрицы начали бомбить Киев. Бомба упала недалеко от нашего дома у Большого оперного театра. От этого взрыва в нашем доме пооткрывались все окна, двери и койки съехались в одну кучу. Во дворах были вырыты блиндажи, войдешь в блиндаж и слышишь как на передовой бьют орудия и дрожит земля. И ВТО, наконец, наступил перелом в нашу сторону. И погнали наши войска гитлеровцев с захваченных украинских земель.

9 мая 1946 года Воронова Мария демобилизовалась 12 апреля 1946 года