БЕЗ ЗНАКОВ РАЗЛИЧИЯ (солдатская судьба разведчика Январёва Петра Ивановича) (очерк) Голова еще болела от удара автоматом по затылку. Но в то время, что Петр провалялся на загаженном полу класса, превращенного полевой фельджандармерией в тюремную камеру, мозг обрел способность осмыс¬лить произошедшее. Все, кто находился сейчас в этой школе, - смертники, а Петр, в его 22 года, еще, можно сказать, и не жил совсем. Осторожно перешагивая через лежавших вповалку пленных солдат с сорванными погонами и людей в гражданской одежде, стонущих от ран и побоев, Петр подошел к окну и встал у стенки, чтобы слишком ретивый часовой на вышке не саданул сдуру очередью. Хорошо просматривались вышки прожектора и пулеметные гнезда. Двумя рядами опоясывала территории колючая проволока. «Хорошо, что хоть спиралей Бруно нет, все-таки - шанс», - размышлял Петр. Свой первый бой зимой 42-го года под Калинином Петр Январев запомнил прочно и навсегда. Его, оренбургского хлебороба-механизатора, наскоро обученного, направили в часть, которая еще недавно обороняла Москву. И в первой же атаке минным осколком ранило в бедро, крепко зацепило, до кости. Товарищи по пехотному взводу убежали вперед в снежную муть к вражеским окопам. А Петр остался лежать на стылой земле, умирая от потери крови. Очнувшись ночью, Петр услышал чужую речь и понял, что атака сорвалась и он на вражеской территории. Немецкие солдаты, мазнув лучом фонаря по дну воронки, не обнаружили Петра, запорошенного снегом. И только утром, при повторной атаке полка, Петра нашли случай¬но наши санитары. В их глазах раненный Петр был уже не жилец повреждена кость бедра, потеря крови, обморожение. Но военной судьбе Петра было угодно не дать ему погибнуть. Медсестра полевого санбата влила ему 400 граммов своей крови, и Петр выжил. Правда пришлось перенести две операции. А приехав в отпуск домой - и рассказать-то нечего. Немца живого и в глаза не видел. Петр вернулся в часть уже летом 43-го года и в разведку попал случайно. Вызвали его в штаб полка и предложили сходить в разведку - язык был нужен позарез. Дело, конечно, добровольное, но Петр отказы¬ваться не стал, зная, что его рекомендовал комбат. Перед выходом на нейтралку документы и личные вещи сдали старшине. Все двенадцать одеты в одинаковые маскхалаты, как близнецы. Из поиска живыми вернулись двое - злые от неудачи. По оплошности саперов вляпались в темноте на минное поле, и полегли десять от осколков мин-попрыгунчиков и минометных осколков. В штабе полка въедливый капитан-особист пытался добиться от Петра ответа на вопрос: «Почему погибла группа, почему не вынесли тела и оружие?» А как их вынести, если немцы осветили нейтральную полосу гирляндой огней и стали садить по разведке из минометов-скрипачей! Петр на особиста не обижался, такая уж у капитана служба. Но стал уставать от этих ночных «задушевных» бесед. И не выдержав, сказал с обидой: «В другой раз, товарищ капитан, с нами за нейтралку ползите, коль не доверяете». Больше Петра не вызывали. «Вот невезуха-то,- огорченно думал Петр, - второй бой и все неудач¬но...» Майор, начальник разведки полка, вызвал Петра сам и предложил сходить в новый поиск. Петр согласился. Доверяют, значит. Помня о трагической ошибке ночного поиска, готовились основательно. - Немец не дурак, нашу ночную тактику раскусил и ночью не дрыхнет. Значит, брать «языка» будем днем, - решил майор. Понаблюдав в стереотрубу за «передком», разведчики обнаружили одну закономерность. Ровно в полдень появлялась на миг фигура солдата с термосом за спиной и исчезала около пригорка. Кому он обед носит? И повнимательней всмотревшись, обнаружили - новую резервную пулемет¬ную точку. Ровно в полдень майор позвонил артиллеристам: «Давайте дымы!» Пушкари жахнули но правому флангу немцев, и дымовая завеса скрыла бросок разведгруппы. И снова двенадцать в маскхалатах, уже не таясь, в рост бежали, что есть сил, к пулемету. Старшина рванул дверь блиндажа: обслуга - три пулеметчика и солдат, подносчик пищи, - обедали. «Хальт! Хенде хох!» - крикнул старшина. Но немец-ефрейтор успел стрельнуть из «Вальтера» в старши¬ну, отстрелив ему полуха. Взъярился старшина от боли, и от души, по-русски, врезал ефрейтору по уху. Тот кулем упал на земляной пол. Залепетав «Гитлер капуг», немцы резво побежали впереди разведчиков. Петр был вместе со старшиной в четверке захвата. Прячась в распадавшихся уже клочьях завесы, он подгонял трех «языков». Две четверки боевого охранения страховали их в старых немецких окопах. Опомнившись, немцы стали стрелять по группе из пулеметов и минометов. На этот раз из поиска вернулись все двенадцать, двоих только ранило. - Ну, как дела, успехи, разведчик? - спросил особист, когда Петр вернулся в свой батальон. Петр молча разжал ладонь. На ней лежал новенький орден Красной Звезды. В двери класса-камеры заскрипел ключ, створки дверей от грубого пинка распахнулись настежь, и двое детин в черной форме с засученными до локтей рукавами волоком втащили в кровь избитого человека в солдатской форме со споротыми погонами. Петр, старшина и Коля-партизан по фамилии Николенко бросились к избитому. Тот беспомощно открывал рот, пытаясь схватить и протолкнуть в легкие воздух. Коля-партизан, как самый старший по возрасту и опыту, резко надавил коленом несколько раз на грудь избитого. Солдат с хрипом, но задышал. Коля стал барабанить ногами в дверь. «Вассер! Воды дайте, сволочи, ведь насмерть человека замордовали!» - кричал Коля часовому. Вскоре дверь камеры открылась, и рука часового всунула жестяную кружку с теплой водой, Николай приподнял голову избитого солдата, а Петр стал осторожно лить воду ему в рот. И тут произошло непредвиден¬ное. Дверь открылась и в камеру вошел офицер-гестаповец. Носком лакированного сапога он резко выбил кружку из рук Петра и на глазах пленных стал яростно лупцевать по лицу часового. Больше Петр его не видел. Новый часовой вошел в камеру, и, показав на Петра пальцем, сказал по-немецки: «Иди, ко мне». Петр понял, что настал час испытаний. Все бы ничего, попадись он немцам один. На этот случай, еще до заброса в тыл спецгруппы, у каждого была своя легенда прикрытия. Такого шанса сегодня у Петра не было. И он один знал то, чего не знал даже лейтенант. О времени начала наступления земляк из штаба успел шепнуть. Не дай- то Бог под пытками проговориться. Но лейтенанта с ними не было. Немцы его сразу расшифровали и отделили от рядовых. Вот тебе и прическа бокс. Вроде бы мелочь, а сыграла, свою злую роль в судьбе лейтенанта. А ведь как все хорошо и гладко началось. Видимо, где-то там, наверху, напомнили о его участии в успешной разведке и вызвали в штаб дивизии. Так и началась эта его зафронтовая «одиссея». - Есть серьезное дело, солдат. И секретное. И очень опасное. Шансов вернуться мало. Акция диверсионная. Пойдешь добровольно? - спрашивал начштаба дивизии. Петр подумал: «А чего мне Молодому, холостому и здоровому не рискнуть?» Вслух сказал: - Согласен. - Ну вот и ладно, сынок, - облегченно вздохнул начштаба,- тогда, значит, поступаешь в распоряжение капитана из разведотдела дивизии. Ступай. Их было 18 добровольцев. И они могли решить судьбу операции 3-го белорусского фронта по прорыву и окружению большой немецкой груп¬пировки. Для создания котла и уничтожения максимального количества вражеской техники нужно было взорвать мост на речке, которой и на большой карте не сыщешь. Мост был единственным звеном, связывающим ленту шоссе по обоим берегам реки среди болотистой местности. По Данным авиаразведки нанести прицельный бомбовый удар невозможно: слишком сильна здесь зенитная оборона. Поэтому уничтожить мост может только мобильная армейская диверсионная группа. Для подстраховки командование армии дало шифровку через штаб партизанского движения в отряд, дислоцирующийся в районе моста. Взрыв моста - сигнал для наступающих советских войск. Группу к забросу готовили. Учили ходить по азимуту в лесистой местности, приемам джиу-джитсу, метанию ножей, сверхметкой стрельбе и основам подрывного дела. Командир группы, молоденький лейтенант, прибыл в день заброса. В дыму завесы спецгруппа на трех танках проскочила в тыл противника. Танки вернулись. В спецгруппе не досчитались одного бойца – погиб при прорыве. На акцию пошли 17. Задание и место акции знал только лейтенант. Белорусские леса плотны, как тайга, но почва зыбкая, болотис¬тая. Группа шла, постоянно натыкаясь на воинские части немцев. Через сутки отряд вышел к реке. Несмотря на естественную охрану берега - топи, немцы не поленились обнести всю территорию зоны колючей проволокой под током, набросали мин-противопехоток. Прежде чем резать ножницами проволоку, лейтенант достал хитроумный прибор¬чик и проверил наличие тока в заграждениях. Сделав проходы, группа вышла к берегу реки. Зашли в топи и, выбрав относительно сухой участок, стали наблюдать за режимом охраны моста. Мост охраняли несколько зенитных батарей-эрликонов. У берегов пулементные гнезда. Парные часовые менялись через три часа. Так прошли день и ночь. Спецгруппа ждала рассвета. Над рекой поплыл легкий туман. - Пора, - сказал лейтенант и расчехлил секретное оружие. Это были две винтовки, похожие на легкие кавалерийские карабины с оптическими прицелами. На концы стволов лейтенант надел шары из плотной резины. - Бесшумные винтовки, опытный образец, - объяснил лейтенант. - При выстреле шар раздувается и глушит звук. Но конструктор гарантировал только два выстрела, а часового лучше снять с первого. Ты, старшина, у нас лучший стрелок, ты и начнёшь, а я подстрахую. Старшина, ловил в визир оптики голову часового, который, как назло, не стоял на месте. От напряжения руки у старшины стали уставать, дыхание сбилось. Выстрела никто не слышал. Пуля свистнула около каски часового и звякнула о ферму моста. Лейтенант увидел в оптику своей винтовки, как часовой удивленно повернул голову в сторону противоположного берега, полагая, что оттуда залетела случайная пуля. Затем он встал на перила моста и посмотрел вниз на быки. И в этот момент лейтенант выстрелил. Пуля попала часовому в висок. И тот, перевалившись через перила, молча упал в воду. - Вперед, - скомандовал лейтенант, и 17 парней в маскхалатах мгновен¬но блокировали подходы к мосту. Два расчета пулеметчиков, спящих в блиндажах, спецгруппа «взяла в ножи». Из семнадцати вещмешков вынули взрывчатку и быстро сложили в нечто похожее на авиабомбу, завернули в брезент, на веревках спустили к середине второго от берега быка. Привязали бечевой к ферме моста и захлестнули для гарантии вокруг быка. Подсоединили шнур взрывмашинки и ушли в кусты на берегу. Там подсоединили взрывмашинку. Старшина вытер пилоткой пот со лба и крутнул ручку машинки. Видимую мирность летнего утра разорвал оглушительной мощи взрыв. Петр приподнял голову. Середина моста рухнула в воду. Переправа перестала существовать. Когда вокруг моста рассеялся дым, дружно загавкали немецкие зенитки. - Все, под этот шумок уходим в топи, там и отсидимся. По берегу нам все равно не пройти; гансы всех собак сейчас спустят, - сказал лейтенант. Спецгруппа пошла след в след по чавкающей хляби болота. По пути лейтенант утопил глушители экспериментальных винтовок. А сами вин¬товки с оптикой оставил, мудро рассудив, что при круговой обороне такое оружие еще пригодится. Спецгруппа нашла в глухомани болот относи¬тельно сухой островок и заняла круговую оборону. Лейтенант смотрел в бинокль. «Ага, вот и собачки пожаловали, - шепнул он. - Породистые, тренированные, одна по нашему следу в топь сунулась, а проводник ее на берег вытащил. Собаки ушли по обратному следу. Значит, есть у нас шанс вырваться отсюда». Начальник гехаймфельдполиции отдела 1 Ц (полевого гестапо) гауп¬тман Курт Фишер нашел следы русских армейских сапог, уходящих в глубь болот. «Нет, я зря людей и собак в болоте губить не буду, - подумал он. - Возьму русских измором, пусть выбираются из топи, а там и задержу». Спецгруппа просидела на островке сутки. Бойцы выспались. Им нужны были силы для, быть может, последнего броска к своим. Командир повел группу по болоту ночью. Группа благополучно просочилась между поясами часовых и вошла в сухой лес. И там, у шоссе, случилось непредвиденное. Группу обстреляли, появились раненые. - Лежать, огня не открывать, - приказал лейтенант и пояснил. - Из ППШ стреляют, видимо, партизаны, они в темноте нас за немцев приняли. Лейтенант, не таясь, встал в рост и, подняв руки с автоматом, пошел в сторону шоссе. - Не стрелять, мы - разведка Красной Армии! - крикнул он во тьму. Навстречу лейтенанту вышел человек в гражданской одежде, на голове кубанка с алой лентой наискосок. - Своих не узнали, - сокрушался командир партизанской группы. - Мы ведь тоже задание получили тот мост взорвать, а вы нас опередили. - Пошумели мы тут, нужно срочно убираться отсюда, - кивнул головой лейтенант и приказал готовить самодельные носилки для ране¬ных. Петр вошел в лес и стал финкой срезать крепкие ветки для носилок. На шоссе началась бешеная стрельба. - Неужели лейтенант ошибся, и мы на лжепартизан нарвались, - успел подумать Петр и от сильного удара по затылку потерял сознание. А когда очнулся, понял, что лежит на животе, со связанными за спиной руками. Открыв глаза, увидел пыльное днище кузова грузовика и немецкие ботинки. Петр с трудом повернул голову и рассмотрел в глубине кузова у кабины связанных старшину и лейтенанта. Трое живых из 17-ти. Впереди были плен и пытки. И вот школа - тюрьма, колючая проволока, пулеметные гнезда на вышках. Среди пленных был и командир группы партизан. Увидев бойцов в маскхалатах, он приложил палец к губам, давая знак, что они не знакомы: «Ложитесь у окна, тут еще есть место. Зовите меня Николаем, о себе поменьше говорите, возможно, что гестапо в камере своего агента держит». Петра повели на допрос в правое крыло здания загаженными коридо¬рами. Но в комнате, куда его втолкнули, было на удивление чисто, на подоконнике открытого во двор окна даже стояли в банке ромашки. Вдоль стены на школьных партах рация, блок питания, полевые телефоны. У окна письменный стол, за которым, по-хозяйски развалясь на плетеном венском стуле, сидел офицер в черном мундире с черепом и сломанными стрелами-молниями в петлице - гестаповец, на плече узкий погон. Около стола переводчик. Посередине класса стул. Офицер, гауптман, приглаша¬юще махнул рукой. - Садись, - приказал переводчик. Гауптман лениво достал серебряный портсигар и вынул одну сигаре¬ту. - Битте! Бери! Петр, взяв сигарету, прикурил от зажигалки немца. Гауптман сказал несколько фраз. Петр и без перевода понял одно слово «Мост», как понял и то, что немец начнет его пытать о диверсии. Понял и начал рассказ, которым каждого из группы снабдили еще дома. Выслушав Петра, гауптман сказал переводчику: «У них, что, все солдаты Ивановы, командиры Петровы, а части стоят в Сидоровке?» Он что-то крикнул, и в класс вошли двое детин с суковатыми дубинами в руках. - Экзекуция, - зевнув, сказал переводчик. Петр, как мог, старался прикрыть руками голову, но это плохо удавалось. Гестаповцы знали свое дело. Сколько его били, Петр сказать не мог, ибо и секунды казались ему вечностью. Очнулся Петр в камере. Старшины рядом не было. - На допрос увели, - шепнул Николай. - Ну, что, больно? Знаю, что больно, по себе знаю. Партизан, приподняв рубаху, показал Петру спину, покрытую тон¬кими багровыми гноящимися полосами. - Раскаленными шомполами били, а тебя они для знакомства только погладили, кости целые - я проверил, но на втором допросе могут и насмерть забить, так что ночью убежим, есть план! Ночью, постанывая от боли, все трое сняли с себя нижнее белье и сделали накидку, с помощью которой намеревались перелезть через колючую проволоку. Партизан постучал по стеклу и спрятался под стеной. Часовой на шум не реагировал, Николай постучал еще раз. Часовой подошел к окну, убедился, что стекла целы, и, успокоившись, повернулся спиной, закурил. Партизан помассировал пальцы правой руки, бесшумно вынул из паза кусок стекла, высунул руку, жестом фокусника снял штык с винтовки часового и резко ударил им часового в спину. Часовой охнул и сполз вниз. Трое пленников быстро вылезли в школьный двор. И тут случилось непредвиденное. Другие пленные тоже не спали, следили за смельчаками, и, осознав возможность побега из плена, рванули к окну. Неорганизованная и неподготовленная к побегу масса хлынула во двор. Прожекторы с вышек залили двор светом, а пулеметы стали косить бегущих к проволочным заграждениям пленных. - Старшина, потуши хоть один прожектор, - крикнул Николай, отдавая старшине винтовку часового. И старшина сумел это сделать. Но прожектор с другого конца школы все же светил. Они сумели добежать до проволоки. Бросили накидку и перемахнули первый ряд. Как Петр одолел второй ряд, он, сгоряча, и не понял. Весь в крови от колючки, он, что было сил, бежал прочь от здания тюрьмы. Бежал до тех пор, пока на берегу не свалился в овраг. Уткнувшись лицом в мшистое мокрое дно, Петр пришел в себя. Один. Ни старшины, ни Николая - партизана рядом не было. Петр пошел по дну оврага. Пройдя с километр, он услышал, что впереди кто - то стонет. Петр взял палку и осторожно подкрался к лежащему человеку. Это был старшина. - Шею свернул, когда в овраг сиганул, - пожаловался старшина, - болит, сил нет. Старшина охнул, но сел, потом потряс головой, облегченно вздохнул. Дальше они пошли уже вдвоем. Там, где овраг делал поворот, их ждал Николай. - Вы чего назад, в плен собрались? - спросил он и пояснил, - Это хитрый овраг, он петлю к тюрьме делает, давайте, славяне, за мной, мне эти места знакомы. Выбравшись из оврага, они, избитые, окровавленные, из последних сил побежали в спасительный лес. Так добрались до шоссе, где приняли последний бой спецгруппа и партизаны. Николай осмотрел место боя. Около трупа бойца спецгруппы нашел пистолет «Вальтер», проверил обойму. - Порядок, - обрадовался Николай, - Имеем пять патронов, теперь нас гансы голыми руками не возьмут. Беглецы дошли до полянки в чаще леса и сделали привал. - Здесь и отдохнем думаю, что собак со следа сбили, - сказал Николай. В полубреду, полудреме они провели под хворостом остаток ночи. Перед рассветом Николай вывел бойцов к опушке леса. Когда штурмовые части Красной Армии с боями прошли лес, где прятались трое, Петр решил, что настало время выходить к своим. Поднял, придерживая, ослабевшего от потери крови старшину, и они пошли к большаку. На дороге змеилась большая колонна немецких пленных, которую охраняли солдаты - автоматчики. Петр смело пошел навстречу конвою. Но не ведал он о том, что в результате их блуждания но лесам, они вышли в расположение соседнего Первого Прибалтийского фронта. И там о их акции в тылу не знали. - Кто такие? А ну, руки вверх! - приказал конвойный. - Свои мы, из разведки. - Документы? Нет? Мало ли разной дряни но лесам шастает и своими прикидываются. А ну, давай в колонну к немцам. Приведу в контрразвед¬ку, там разберутся. Вскоре они рассказывали свою «одиссею» в разведке дивизии Первого Прибалтийского фронта. А потом приехал на «виллисе» армейский че¬кист, капитан-наставник, который готовил спецгруппу на акцию. - Разрешите доложить, - сказал Петр, - задание выполнено, мост взорван. В поиске погибло четырнадцать. Были двое суток в плену. Сбежали трое. Где лейтенант, жив ли, не знаю. Капитан снял фуражку. - Вечная память погибшим. Большое дело сделали. Там, у моста много немецкой техники в котел попало. Все участники спецзадания представ¬лены к правительственным наградам. Они - трое живых - вышли от комдива, держа в ладонях по новенькому ордену Великой Отечественной войны второй степени. Николая вызвали в Москву. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Но Николай в Москву не улетел. Его убило осколком шального снаряда, когда он ладил печную трубу над землянкой. Похоронили белорусского партизана Николая Николенко на родной его земле. Артполк, где служили Петр и старшина Александр Косарев, пошел с боями дальше. Петр вступил в партию. Войну с Германией закончил в Пруссии, а потом с войсками Первого Дальневосточного фронта Петр гнал японских самураев до Харбина. Служил срочную на Дальнем Востоке. Демобилизовался из рядов Советской Армии осенью 1947 года. Вернулся домой, когда в Татарии нашли большую нефть, в 50-м году переехал - в Бугульму. Улица 14-ти Павших. Новый многоэтажный дом. Там в однокомнатной квартире и живет сегодня герой этого очерка. Он держится молодцом несмотря на боль старых ран. И только морщинки выдают возраст. Петр Иванович заварил свой духовитый, настоянный на травах чай, принес желто-янтарный мед. - Почему, говоришь, раньше о себе не рассказывал? А чего говорить-то? Воевал, как все... Не помню, к сожалению, фамилии нашего лейтенанта. Был слух, что освободили его из плена, но я с ним больше не встречался. После демобилизации, приехав в Бугульму, стал работать водителем в нынешнем управлении технологического транспорта. Учился в автодо¬рожном техникуме, потом и нефтяной закончил. Так 15 лет в одной организации и отработал. В 1971 году предложили руководить ликеро¬водочным заводом. Так я стал директором работал там до 85 года, до выхода на пенсию. - Петр Иванович, немецкие солдаты, какие они? - Разные. Обычный солдат, окопник, особенно из тотальников, это тот, кто из страна воевал. А были откровенные фашисты-звери, ничего человеческого. Вот летчики, к примеру, на «мессерах» - охотники. На моих глазах в Белоруссии все мирное население села, что в лесу пряталось, пулеметами и бомбами уничтожили, скотину - и ту не пожалели. Или возьми факельщиков спецкоманды. Придут в село, сгонят мирное населе-ние в амбар или церковь, окна и двери забьют и всех живьем спалят, звери. ... Войну выиграли те, - продолжил Петр Иванович, - кто на поле боя остался. Войну выиграли и фронт, и тыл. Генералы, рядовые, и стар, и млад - люди без знаков различия. Советский народ!