Статья С. Никитиной из газеты «Заря», опубликованная к 50-летию Великой Победы.

«Сколько лет прошло, не могу забыть…»

У двери дома № 52 по улице 50 лет Октября нас встретила невысокого роста, сухонькая женщина. По движениям, походке было заметно, что плохо видит. Накинула на плечи пиджак с приколотыми наградами, не меньше чем у многих ветеранов-мужчин. И медальный звон отдался эхом взрывов, бомбежек, артобстрелов, которых довелось пережить ей не мало за годы войны, на третий день которой уже надела солдатскую гимнастерку…

Довоенный Карачев имел несколько учебных заведений, и молодежь оставалась в городе. Успешно закончив семилетку, и Валентина поступила в двухгодичную школу медсестер, о чем мечтала с детства. Затем работала в Карачевской центральной амбулатории в хирургическом, лор-кабинете, присутствовала при операциях, перевязывала больных и не знала, что очень скоро работы для нее будет ой, как много.

«…Уже 23 июня 1941 года я получила повестку явиться на сборный пункт, где 24 числа собрались призванные в армию медицинские работники не только из Карачева, но и Орла, Брянска, других городов. Формировали фронтовой сортировочный эвакогоспиталь № 1155.

25 июня обмундировали. В трехэтажном здании элеваторного техникума разворачивали госпиталь. Таскали матрацы, кровати, стелили постели. И ждали первых пациентов, потому что слово «раненые» еще никто не воспринимал. Домой забегали лишь на часок, да и прогуляться выходили поблизости с противогазами в сумках на боку. Ждать первых санитарных машин пришлось недолго. На них, первых солдатиков, израненных, обожженных, вылили немало слез, высказали причитаний, пока не закаменели от горя сердца, пока не привыкли к боли, крови, ранам, крикам, смертям.

У меня до сих пор стоит в ушах причитание начальника медчасти госпиталя Ольги Федоровны Никольской над молодым обожженным танкистом: «Миленький Пегечка! Дорогой ты мой сыночек!» Потому что каждого раненого воспринимали как брата, отца, сына Обмывая, перевязывая раны, уговаривали потерпеть, дежурили ночами. И по тому, как интенсивно стали поступать раненые, чувствовали, что враг близко. Немцы шли уже по нашей области. Приступили к эвакуации госпиталя. Грузили раненых и имущество в эшелоны. В конце августа начале сентября прибыли в Бутурлиновку Воронежской области. Где и простояли до лета 1942 года.

Но, несмотря на сопротивление Красной Армии, враг отвоевывал область за областью, Подходил уже и к Воронежу. Вновь эвакуация. Кое-как отправили раненых, имущество. Дороги были забиты отступающими войсками, эвакуированным, оборудованием заводов. Поэтому отправились в путь на Сталинград пешком.

Больше месяца шли по Воронежским степям. Вставали в три утра, чтобы в самую жару сделать привал, спали на земле, подстелив охапки ковыля. За дорогу загорели, как арапы. Радо вались каждой речушке, чтобы обмыться, постираться, набрать воды. Сейчас есть реклама «Хопер-инвест», а я хорошо помню реку Хопер, встретившуюся на нашем пути, с прозрачной, как зеркало, водой, с меловым дном, где все просматривалось. Котелок, ложка, вещмешок с бельишком – вот и вся аммуниция была с собой.

Госпиталь развернули в с. Ольховке, в 80 километрах от Сталинграда, где закипала жестокая битва. Зимой 42-го, пожалуй, были самые напряженные за всю войну дни. Не успевали принимать раненых. По пятеро суток не выходили из перевязочной. Сами ездили к линии фронта на волах за ранеными, обмороженными. Порой волы, зайдя в снег, ложились и никакими силами их нельзя было поднять. Плакали, ругались от бессилия, но все же доставляли бойцов в госпиталь, где снова - бессонные дни и ночи. Бывало, удается минутка, упадешь головой на руки, и, попросив ходячего больного «толкнуть», когда позовут, отключаешься и засыпаешь моментально, несмотря на шум. А лишь позовут, вновь вскакиваешь, протрешь глаза, и опять к раненым. Электричества не было, перевязывали и операции делали при коптилках. А сколько раз измученные сестрички ложились рядом с операционным столом, чтобы дать свою кровь.

Медиков не хватало, и не раз посылали в Камышин, ближе к Сталинграду, эвакуировать раненых через Волгу в Саратов. Грузили их на пароходы под постоянными бомбежками. Немцы не смотрели, что там были красные кресты. Бомбили и госпиталь, и городок, и пристань, и пароходы. Не забыть, как на наших глазах на середине Волги был потоплен пароход, на котором погибли и две медсестры из нашего госпиталя, сопровождавшие раненых.

Наконец-то дождались и перелома в войне. Наши пошли в наступление, и продвигался вслед за ними наш госпиталь. Обслуживали раненых, когда в населенных пунктах, а когда и в палатках где-нибудь в лесочке. Не раз прямо над нами шли воздушные бои, падали бомбы.

И хоть почти не было свободного времени, все же вспоминался дом, сестра, ведь отец и мать у нас умерли Как они там? И когда заканчивались бои на Орловско-Курской дуге, были мы совсем недалеко от дома. Прошли южнее и вышли к Қлинцам, где в общежитии тонкосуконной фабрики вновь выхаживали раненых, забывая о сне, о еде, о себе.

В нескольких городах Белоруссии и Польши стоял эвакогоспиталь № 1155. Тяжелораненных отправляли в тыл, a «легких» долечивали у себя. Наши войска уже были в Германии, а мы застряли у Познани, где немцы не хотели сдавать свои укрепленные цитадели. Здесь встретилии Победу. Что это было за чувство, трудно передать словами. Для нас это было самое большое счастье, что кончилась война. Но не кончилась еще служба. До 1947 года работала в госпитале, долечивая фронтовиков. Здесь же познакомилась с будущим мужем служившим в соседней части шофером, в Германии родился наш первенец. Лишь в 1950 году приехали в Карачев. Купили дом, родилась дочь. И лишь тогда наступила мирная жизнь».

Все это рассказывала мне Валентина Викентьевна Загорулько и вновь как бы переживала и Сталинград, за оборону которого у нее есть медаль, и вспоминала своих фронтовых подруг. Исчезли из памяти, как она призналась, события более поздние, а эти годы помнятся до сего дня, наверное, потому, что были омыты кровью, прошли через сердце.

И как бы о ней слова песни «Фронтовой санбат средь лесных дорог был прокурен и убит тоскою, но сказал солдат, что лежал без ног, мы с тобой, сестра, еще станцуем». Сколько их, солдат, до сих пор вспоминающих 18-20-летних девушек, спасавших им жизнь, дававших свою кровь, выхаживающих их, добрым словом и песней поднимающих настроение в палатах.

Наверное, кто-то помнит и сестричку Валю, фронтовую сестру милосердия, прошедшую сквозь боль и кровь войны и сохранившую в себе сострадание, доброту и память.

Память о мужестве солдатском.