ЗАЛОМИНЫ

  Эта пара, думаю, запомнилась многим жителям Шалимовского края. Нина Федоровна, черноволосая красавица с густой косой, обвитой вокруг головы, и Николай Иванович с опаленным войной лицом. Сегодняшняя история – о них, Заломиных.

  Нина Смирнова выросла в Барашеве Телепшинского сельсовета. Родители ее умерли в войну, оставив после себя трех несовершеннолетних детей. Весной 45-го сироты лишились и крова. Бригадир колхоза жгла в поле прошлогоднюю траву, и неожиданно поднялся ветер. Огонь устремился к ферме. Затем перекинулся на жилые дома, покрытые соломой. Пламя стремительно пожирало одно строение за другим, и к утру следующего дня деревня превратилась в пепелище. Восстанавливать Барашево не стали. Погорельцев расселили по соседним колхозам. Так 18-летняя Нина попала в Дорки. Приехала не одна, с маленьким братом Петей, оформив над ним опекунство. 

  Шел 46-й год. По утрам в деревне всегда было оживленно, но в тот день особенно. Жители Дорков, столпившись у колодца, обсуждали новость: к Таисии Заломиной приехал какой-то военный. К обеду выяснилось, что это ее брат Николай, считавшийся без вести пропавшим. За пять лет ни одной весточки от него семья не получила, уже и не надеялась на встречу. А он вернулся. Да только вот отец с трудом признал сына, настолько изуродованный мужчина был не похож на его Кольку. 

  Незадолго до начала Великой Отечественной Николая призвали в армию и направили служить на Украину. Утром 22 июня его часть в числе первых приняла удар фашистских полчищ и целый месяц пыталась сдерживать натиск превосходящих сил противника. Еще в начале июля Красная Армия сохраняла надежды остановить врага. Однако преломить ход войны не удалось. К августу в районе города Умань были окружены и почти полностью уничтожены две наши армии. Уманский котел стал одним из крупнейших поражений советских войск. В нем «сгорело» шесть корпусов и 17 дивизий, несколько десятков тысяч красноармейцев попали в плен. Среди них оказался и раненый связист артиллерийского полка 6-й армии Николай Иванович Заломин.

   Захваченных под Уманью военнопленных немцы согнали в глиняный карьер кирпичного завода. «Это была глубокая яма, - вспоминал участник событий. – Она была метров десять глубиной, 300 метров шириной и около километра в длину. Первое время нам не давали ни еды, ни воды. Пили вонючую жидкость из луж, затем стали есть глину. Вскоре дно ямы было усыпано трупами. Их никто не убирал».

  Из протокола допроса командира роты, охранявшей «Уманскую яму»: «Этот лагерь был рассчитан на 6 – 7 тысяч человек, однако в нем содержалось 74 000. Кроме нескольких низких навесов для сушки кирпича больше строений не было. Пленные ночевали под открытым небом. Кухня – две железные бочки – при круглосуточной работе могла приготовить пищу на две тысячи человек. Ежедневно в лагере умирали 60 – 70 военнопленных…».

  Количество людей, погибших уманском в карьере, не поддается оценке. Те же, кто выжили, были угнаны в фашистское рабство и использовались в качестве трудовой силы в военной промышленности и сельском хозяйстве Германии. 

  - Какое-то время Николай Иванович работал на частной ферме у одного немца, - рассказывает невестка Заломиных Ирина Петровна. – У хозяина два сына ушли на фронт, и, конечно, их семья испытывала к русским неприязнь. В свободные минуты истощенный свекор вырезал из дерева игрушки для детей, а те украдкой подкармливали его. Когда же советская армия начала развивать успех в войне, немцы сменили тон и даже стали приглашать пленных за стол отобедать вместе. Хозяева отличались педантичностью, вставали на заре и работали вместе с русскими. Николай Иванович удивлялся, как у них все было чисто и ухоженно. Уже тогда частники в Германии имели в своих подворьях не только лошадей, но и трактора.

  Незадолго до освобождения лагеря, работая на одном из предприятий вермахта, Заломин получил химический ожог.

  - У Николая Ивановича было изувечено все лицо: сгорели брови, нос, веки. Глаза у него с тех пор уже никогда не закрывались. Кислотой обожгло горло, разъело зубную эмаль. Первое время он и говорить не мог. От смерти спасла случайность: на нем была французская шинель... 

  Вместе с русскими на заводах Третьего рейха работали военнопленные из европейских стран. В отличие от советских «недочеловеков» они содержались в куда более гуманных условиях: получали лечение и поддержку от Красного Креста, переписывались с родными, были сыты, одеты, обуты. У некоторых заключенных даже имелись фотоаппараты. «Изображение больших каникул» – так назвал свой фотоальбом из немецкого концлагеря бывший французский военнопленный Франсис Амбриер. К русским же у нацистов было иное отношение: больные и ослабленные безжалостно уничтожались. Эта участь ждала и Заломина, если бы не та шинель…

   Западные военнопленные проявляли сочувствие к советским товарищам и по возможности оказывали им помощь. Кто-то из них даже сфотографировал Николая Ивановича в лагере, запечатлев на снимке его былую привлекательность. 

  Говорят, Нина Федоровна вышла замуж не по любви, но семейный очаг берегла всю жизнь.

  В неурожайном 47-м у Заломиных родилась двойня – Юра и Римма. Дети появились на свет слабенькими. Девочка не дожила до года, и вся родительская забота досталась единственному сыну. 

  - С Юрой мы поженились в 1973-м. Перед свадьбой он привез меня в деревню, чтобы познакомить со своей семьей. У него тогда еще был жив дед, участник Первой мировой. Увидев меня, тот сказал внуку: «Хорошая баба. Бери!», а мне только 19 исполнилось, - смеется Ирина Петровна. – 27 декабря, в мой день рождения, подали заявление в ЗАГС, а 3 февраля расписались. 

  - Жили мы в Череповце. Я тут и выросла. После школы устроилась в магазин, работала продавцом. Здесь меня приметил Юрин сосед по общежитию и рекомендовал ему познакомиться со мной. Я была скромная, и он нерешительный. Вечером стоит возле магазина, ждет. Очки снимет, чтобы лучше выглядеть, а сам без них не видит ничего. Пройду мимо, даже не заметит. Забавное начало. А потом стали встречаться. Он был старше меня на семь лет и в свои 26 собрался поступать в политехнический институт. «Ты хоть школьную программу-то помнишь?», - удивилась я, узнав об этом, и предложила подтянуть по математике. Одновременно с Юрой подали документы в политех и мои одноклассницы. В день экзамена они с ним вместе ожидали своей очереди в коридоре. «Есть смельчаки, желающие отвечать без подготовки?», - раздался вопрос из аудитории. И подруги, подшутив, втолкнули Юрку в кабинет. А ему каким-то чудом попалась теорема, которую я утром объясняла! Поступил. Учился на вечернем отделении. Но окончить институт не сумел. Не удалось совмещать занятия с работой. До этого в армии он получил специальность экскаваторщика, она и стала его основной профессией. 

  - При каждом удобном случае мы спешили в деревню к родителям. Ездили к ним зимой и летом, даже в непогоду. А добираться тогда было ой как трудно. Рейсовый автобус ходил через Юрочкино, а там от конечной остановки еще идти и идти до Дорков. Как-то в метель попали. На дороге – снежные заносы. Водитель остановился на полпути и заявил, что дальше не поедет, предложив пассажирам вернуться с ним в город. Мы на это не согласились, вышли из автобуса и отправились в снежную даль пешком. С нами был маленький сынок – Андрюша. Несколько часов с ним на руках мы брели к дому. Так хотелось увидеть родных! 

  В ту пору Нина Федоровна заведовала шалимовским «Маслосырцехом» и пользовалась заслуженным уважением коллег. В 72-м она была отмечена значком «Отличник соцсоревнований», а через пять лет за высокие производственные показатели получила орден «Знак Почета». Вся ее трудовая жизнь промчалась здесь, на молокозаводе, куда она пришла еще девчонкой. Была лаборантом, технологом. Отлично знала свое дело, и после ухода прежнего директора, Силина Анатолия Федоровича, по достоинству заняла его место, проработав в высокой должности до самого закрытия цеха в 1979 году. 

  Давно уже нет маслозавода: разрушено его здание, и тропы к нему заросли. Не дымит больше заводская кочегарка, где долгие годы трудился Петр Смирнов, брат героини. И остается лишь вспоминать, какой вкусный сыр изготовляли труженики предприятия…

   - Пока жена пропадала на производстве, домашними делами занимался Николай Иванович, - продолжает невестка Заломиных. – Он и обед мог приготовить, и грибы засолить, огурцы. Заплату сам поставит, пуговицу пришьет, гряды вскопает. Пчел держал. Хозяйственный был мужик. Когда мой сын пошел в первый класс, меня угораздило попасть в больницу, в аккурат на 1 сентября. Так Николай Иванович примчался в город и взял семейные бразды в свои руки. Три недели я провела в хирургии. Вернулась домой, а там – полный порядок, даже капуста на зиму заквашена.

   - Нина Федоровна и Николай Иванович окружали меня такой любовью и заботой, какой я не видела даже в родной семье. «Ирочка, Иринушка, доченька», - только так обращались ко мне. В деревне, конечно, могут и другое о них рассказать, ведь идеальных семей не бывает, но для нас с мужем они были самыми лучшими.

  Л.Цветкова, 2024 год