Зарубин Григорий Карпович был призван на войну летом 1941 года. Попал на Ленинградский фронт. О войне говорить не любил и почти ничего не рассказывал. Со слов дочери Назаровой Веры Григорьевны знаем очень немного. В первый год ВОВ было много неразберихи, много чего не хватало. Во-первых, оружия. Винтовка образца первой мировой войны и та не у всех. Убили стрелявшего, винтовку берёт следующий. Во-вторых, говорил: "Берём высотку, стреляем...Взяли. Оказывается она (высотка) наша. Стреляли по своим." Т.е. связь - никакая, командиры ситуацией не владеют. В-третьих, плохо было с питанием - привезут раз в неделю жмых и всё. Курить на фронте дед бросил. Табак, папиросы не подвозили вообще. Вспоминал такой эпизод. Немцы чётко соблюдали обеденное время. Заканчивался обед, из немецких окопов слышалось:" Рус Иван! Достал махорка? Щас буду давать прикуривать!" И начинался обстрел.
А потом деда Гришу ранило. Оторвало стопу. Госпиталь. Многочисленные операции. Везли в глубь страны. Провезли мимо дома (г.Новосибирск), просил - оставьте, увезли в Бодайбо. А ногу всё резали. Когда дошли до колена, сказал, что как же я мол без колена в деревне, кто работать будет, семью многодетную кормить, резать больше не дал. В 1944 году вернулся без левой ноги, сработал деревянную "ногу" и всю жизнь работал в совхозе №209 или Краснинском, Промышленновского района, Кемеровской области. Работал объездчиком, на совхозной пасеке, на конюшне. Когда по возрасту вышел на пенсию, сказали, что не хватает 8 лет стажа! Дочери обратились в военкомат. Пенсию дали. Никогда дед не воспользовался ни одной льготой (отдых в санатории, бесплатная машина и т.д.). Немногочисленные письма с фронта уничтожил сам (был не очень грамотен, стеснялся!). Нет ни одной военной фотографии - первые года два на фронте было не до фото, да и фотографов не было. Награды в день похорон деда раздали внукам-мальчишкам.
Хоронить одного из последних фронтовиков пришло всё село, приехали из ближайших деревень те, кто раньше жил в Краснинском, а потом по каким-то причинам уехал из него. Родных это сильно удивило и поразило!
Рано из жизни ушла его жена Татьяна Родионовна Кормина-Зарубина (16 октября 1960года), родившая девятерых детей и надорвавшаяся на работе.
Старшая дочь Зарубина Валентина Григорьевна 1925 г.р. была в трудармии в Казахстане, всю войну работала на тракторе, там и прожила всю жизнь.
Воевал и младший брат деда - Зарубин Михаил Карпович. Он служил в армии, когда началась ВОВ. Вернулся с войны. Но о нем мы знаем, к сожалению, очень мало.
Всех Зарубиных (близких и дальних родственников) около сорока человек погибло на фронтах ВОВ. Их имена занесены в книгу памяти Кузбасса.
Хочется помянуть всех павших и не доживших до 70-летия Великой Победы поразительным стихотворением фронтовика Константина Левина

"Нас хоронила артиллерия" (1946г.)

Нас хоронила артиллерия.
Сначала нас она убила.
Но, не гнушаясь лицемерия,
Теперь клялась, что нас любила.

Она выламывалась жерлами,
Но мы не верили ей дружно
Всеми обрубленными нервами
В натруженных руках медслужбы.

За нас молились леди Англии
И маркитантки полковые.
Нас интервьюировали б ангелы,
Когда бы были таковые.

Мы доверяли только морфию,
По самой крайней мере - брому.
А те из нас, что были мёртвыми, -
Земле, и никому другому.

Тут все ещё ползут, минируют
И принимают контрудары.
А там - уже иллюминируют,
Набрасывают мемуары...

И там, вдали от зоны гибельной,
Циклюют и вощат паркеты.
Большой театр квадригой вздыбленной
Следит салютную ракету.

И там, по мановенью Файеров,
Взлетают стаи Лепешинских,
И фары плавят плечи фраеров
И шубки женские в пушинках.

Бойцы лежат. Им льет регалии
Монетный двор порой ночною.
Но пулеметы обрыгали их
Блевотиною разрывною!

Но тех, кто получил полсажени,
Кого отпели суховеи,
Не надо путать с персонажами
Ремарка и Хемингуэя.

Один из них, случайно выживший,
В Москву осеннюю приехал.
Он по бульвару брёл как выпивший
И средь живых прошёл как эхо.

Кому-то он мешал в троллейбусе
Искусственной ногой своею.
Сквозь эти мелкие нелепости
Он приближался к Мавзолею.

Он вспомнил холмики размытые,
Куски фанеры по дорогам,
Глаза солдат, навек открытые,
Спокойным светятся упрёком.

На них пилоты с неба рушатся,
Костями в тучах застревают...
Но не оскудевает мужество,
Как небо не устаревает.

И знал солдат, равны для Родины
Те, что заглотаны войною,
И те, что тут лежат, схоронены
В самой стене и под стеною.