Золин Владимир Михайлович - мой отец.

Когда началась война ему было 16 лет.

Он жил в блокадном Ленинграде со своей мамой и двоюродным младшим братом Левкой Коняевым. Левка погиб под завалом, во время бомбежки. 

К началу войны отец был не призывного возраста, поэтому остался в Ленинграде и работал в типографии, которая размещалась в здании Главного штаба. 

К 1942 году мой отец был на гране истощения от голода. Но он был еще не призывного возраста (17 лет) и в армию его не призывали. 

Поэтому, чтобы он не умер от голода, его мама, через кого-то из знакомых отправила его в действующую армию, где было нормальное питание. Таким образом, она из двух зол выбрала меньшее.
 
Отца определили в одно из подразделений, стоящее на Колельском перешейке, под Сестрорецком - в батальон связи 291-ой стрелковой дивизии. Всю воину он служил связистом и всю войну прошел в составе этой дивизии. 

Под Сестрорецком их дивизия стояла до 1944 года.

В январе 1944 года, в составе 291-ой стрелковой дивизии он участвовал в прорыве блокады, в районе Пулковских высот. В том направлении проводилась Красносельско-Ропшинская операция.

Когда я, в свое время, расспрашивал отца о войне, он рассказывал один невероятный случай, проишедший при штурме Пулковских высот.

На высоты они шли почти по колено в снегу. Сзади них светили мощные прожекторы, освещающие немецкие укрепления, расположенные на склонах Пулковских высот. 

На этих высотах немцы оборудовали ДОТы с пулеметами. 
При штурме высот, немецкие пулеметы били в нашу сторону.
Однако, отец говорил, что в их подразделении почти не было потерь. Он говорил, что пулеметы стреляли не по атакующим солдатам, а поверх их голов.
И когда наши поднялись на высоты, отец увидел там огневую точку пулеметчика с кучей стрелянных гильз и несколькими пустыми бутылками Шнапса. Пулеметчика взяли наши солдаты живым и куда-то повели. Отец говорил, что он, тогда еще мальчишка, побоялся смотреть, что будет с пулеметчиком и отошел в сторону, и вскоре услышал только душераздирающий крик.

Выслушав эту историю, я говорил отцу, что он мог ошибаться на счет потерь, что количество потерь ему могло быть не известно. На что отец отвечал мне, что не мог не знать о потерях, потому, что в каждом подразделении ежедневно вечером проводится поверка личного состава.
Для тех, кто не знает, что такое поверка л/с, поясню. Все подразделение выстраивается в две или три шеренги, а дежурный офицер, по журналу громко называет фамилию каждого солдата и сержанта. Услышав свою фамилию каждый военнослужащий должен громко сказать: "Я!"
Таким образом, становится ясно, кто жив, а кто погиб.

Я думал, что же это было такое? Почему не было потерь? Почему пулеметчик стрелял поверх голов?

Может быть у ДОТа была мертвая зона и нижний склон холма не мог простреливаться, был скрыт от обзора стрелка, не попадал в сектор обстрела пулемета?

Или пулеметчик был ослеплен прожекторами и не видел куда стрелял?

А может он был просто из тех солдат Вермахта, которые не хотели воевать, не хотели никого убивать. И он просто стрелял в воздух, а не по наступающим, надеясь, что ему за это сохранят жизнь?

Какая из этих версий правильная, сейчас это уже невозможно точно узнать. 

Взяв Пулковские высоты, их дивизия пошла на Красное село. Потом на Псков и Нарву. 

После освобождения Нарвы их перебросили на Север, под Архангельск, где они месяц отрабатывали погрузку пехоты на корабли и высадку десанта на берег.

Эти рассказы отца меня навели на предположение, что наше руководство планировало какую-то операцию по атаке с моря, но которую в итоге отменили.

Затем их переправили на 2-й Украинский фронт и они пошли на Польшу и Чехословакию. 

День Победы, 9 мая, мой отец со своей 291-ой стрелковой дивизией встретил в Чехословацком городе Наход. Их дивизия не штурмовала Берлин, она штурмовала Прагу. 

В районе Праги были сосредоточены значительные силы недобитой немецкой группировки армиий "Центр". 

Поэтому 9 мая для моего отца и многих наших солдат, сержантов и офицеров война не закончилась. После Дня Победы они еще до 11 мая воевали, освобождая Прагу. 

Десятки тысяч наших солдат погибли после Дня Победы в ходе этой Пражской наступательной операции.

После полного разгрома всех немецких частей, оказывающих сопротивление после капитуляции Германии,  291-ю стрелковую дивизию отправили на Родину. Из Европы в Россию они, как рассказывал отец, шли пешком. 

Сержантов его года рождения (1925) сразу не демобилизовали, поэтому отец служил еще пять лет, до 1950 года.

Службу после войны он проходил на Украине, под Киевом, в городе Белая Церковь.

И только в 1950 году отец вернулся домой.

Сохранился длинный список населенных пунктов, которые проходил он во время войны, в составе своей 291-ой стрелковой дивизии, написанный отцом от руки. 

У него есть три основные награды:
- За оборону Ленинграда,
- За отвагу,
- За освобождение Праги.
Остальные - юбилейные, полученные после войны.

А также нашивка в виде трех красных полос, означающих три ранения.

Отец был честным, порядочным и веселым человеком, часто шутил. Уже будучи на пенсии ходил на лыжах, или просто выезжал за горород, на природу. 
Часто возил нас с братом, когда мы еще учились в школе, на Пулковские высоты, на Воронью гору.
О войне мне он рассказывал только тогда, когда я его спрашивал.

Помню, когда я был маленьким, он часто напевал или насвистывал какие-то фронтовые песни.
Помню только одну - Ласточка-касатка.

Еще помню у него были трофеи: немецкий бинокль, немецкий компас и несколько ключей для передачи азбукой Морзе.
У него на столе постоянно стоял один такой ключ, питающийся от плоской батарейки. Он очень часто, в свободное время  что-то "набивал" морзянкой, а мы с братом слушали и ничего не понимали.

Но он учил нас азбуке Морзе. И как звучат некоторые цыфры мы знали уже в детстве. От него я впервые узнал, что точки и тире в морзянке сосчитать при приеме или передаче невозможно. В азбуке Морзе каждая буква и цифра имеет свой напев. Его-то и надо запомнить.

Потом, когда я служил в армии, я все это прошел на практике, так как тоже, как и отец, я был связистом.

При жизни, отца регулярно поздравляли открытками с Днем Победы следопыты одной из Печерских школ.

Также, он получал поздравления от правительсква Санкт-Петербурга и президента России. Тоже в виде открыток.

Последние годы он болел и не выходил на улицу. Частенько забывал, что было вчера, но хорошо помнил, что было 60 лет назад.

Умер он на 85 году жизни, 4 сентября 2010 года, в Санкт-Петербурге, в госпитале для ветеранов воин.

Отец похоронен на Красненьком кладбище Санкт-Петербурга.