Я родился 15 октября 1936 года и моя довоенная жизнь ничем не отличалась от жизни других мальчишек и девчонок города. Но потом началась война и мать с двумя детьми, сестра Наталья родилась в 1941 году, осталась в осажденном городе. Тогда мы жили на проспекте Римского–Корсакова напротив флотского экипажа. Экипаж был для немецкой авиации завидной целью, поэтому бомбили постоянно. Экипаж выстоял, а в наш дом попала бомба замедленного действия и всех выводили из бомбоубежища мимо лежащего в подвротне тикающего чудовища. Жить стало негде и мы переехали на Васильевский остров к бабушке. В феврале 1942 года от голода умерла сестра а через два дня скончалась мать. Наконец в июле мы с бабушкой и сестрой матери Ларисой Иосифовной Пастушеня смогли выехать в Петропавловск к отцу. Сначала на барже через Ладогу а потом в теплушках до самого Петропавловска. В какой то кинохронике, когда отмечали 55-летие снятия блокады Ленинграда , я случайно увидел себя, одиноко стоящим на пирсе в Кабоне. Врачи в Петропавловске сказали отцу, что я тоже не жилец. Но помог старший военпред ЦКБ, который отдал отцу свой продовольственный паек, в котором на счастье был рис. Постепенно я оправился и все свободное время пропадал на заводе стараясь никому не мешать.Сотрудники бюро, когда уезжали из Горького, прихватили с собой местного немца-пивовара, с его согласия, разумеется, и тот в знак благодарности наладил в столовой производство пива. Рассказывали, что группа сотрудников возвращаясь с работы поздно вечером встретила на дороге маленькую фигурку. Спросили: «Кто идёт?». И получили ответ: «Григорий Зона, иду к папе на работу пиво пить!». С тех пор, грешен, люблю хорошее пиво. Случались и праздники. В годовщину Великой Октябрьской социалистической революции на площади перед заводом на митинге выступал Александр Михайлович Борушко, поздравлял победителей соревнования и вручал премии наиболее отличившимся.
После окончания выступления я пробрался к нему и подёргав за рукав сказал: «Дядя Саша, посмотри в чём я хожу!» И отец тут же получил талон на сапоги, сапоги были на три номера больше, но я очень ими гордился. Много позже я побывал в командировке в Петропавловске, узнал сад и площадь перед заводом, но не мог найти дома, где мы жили, все дома вросли в землю так, что подоконники почти были вровень с асфальтом.
А в 1944 году мы вернулись в Ленинград и все, чьи дома не сохранились, жили в здании на набережной Фокина. Нам с отцом выделили маленькую комнату на четвертом этаже главного институтского корпуса. Во всех помещениях был развал и запустение, будто Мамай прошел. Рабочими были только помещения второго этажа. С немногими мальчишками, среди которых был и Коля Чернаков, исследовали завалы в комнатах и на чердаках, катались на вагонетке, стоящей во дворе на узкоколейке, да делали набеги в соседние здания. Работа отца была рядом, школа была рядом и жизнь казалась безоблачной.