Зонов  Леонид Михайлович в 1940 году  призван в ряды Красной Армии и определен  поваром в пехотную  часть, которая дислоцировалась под Ленинградом. В составе действующей армии был отправлен на фронт, дошел до Кенигсберга. 

      Вспоминать  войну отец не любил: это страшно, жестоко. 9 мая считал главным праздником. В этот день устраивали застолье –  отмечали,  как подобает,  благополучное возвращение с войны. Отец выглядел молодцевато: поджарый, с густой шевелюрой русых волос, в белой в синюю полоску  рубашке, хромовых сапогах и диагоналевых галифе, сшитых по спецзаказу. Иногда -  в рубашке «бобочке», брюках клеш, кожаных полуботинках  ленинградской обувной  фабрики «Скороход»  и фуражке «шестиклинке». Себя  считал счастливым человеком, прожившим большую интересную жизнь. Он знал, что   через войну прошло 40 млн. солдат, погибла половина. А из пяти маминых братьев, ушедших на фронт, вернулся только один - Семакин Павел Васильевич. Как восхищался отец мощью Красной Армии, когда она победоносно завершив войну, стояла в центре Европы. Рассуждал, что имея 15 миллионов под ружьем  и опыт такой войны,  она свободно могла железной лавою прокатиться до Атлантического океана.  Отец всегда радовался искренне, да и у многих фронтовиков присутствовало свойство восхищаться  победами советских спортсменов,  американскими президентами, бесчисленностью китайской армии,  школьными успехами  детей.  Сам он  окончил 6 классов сельской школы, имел каллиграфический почерк. Складывал и умножал в уме, ловко пользовался счетами, даже нас учил умножать и делить  на счетах. Когда отец уходил, мы с сестрами  катались на его счетах -  костяшки-колёсики весело крутились, стальные спицы даже не гнулись. Если готовила домашнее задание по немецкому языку, то  отец мог  помочь с переводом текста. Больше всего ему нравились детские немецкие песенки- считалки, которые он знал в большом количестве. Много читал, иногда вслух для мамы. Отрывной календарь на год висел у отца над тумбочкой, но он странички не вырывал, а загибал вверх, под  резинку. Всегда прочитывал и рассказывал про тех, кто там упоминался. Некоторые понравившиеся истории он рассказывал несколько раз.  Если календарь приобретался новый, то из листочков прошлогоднего численника  мастерски  по-фронтовому сворачивал цигарку, а  табачок (махорку) хранил в кисете.      

       Служил отец в прославленной пехоте, которая считалась самым слабым местом Красной Армии. Говорил, что трехлинейки образца девяносто первого дробь тридцатого года  очень надежны, но обладают низкой скорострельностью. Пехотинцев бросали в бой, порой,  не научив окапываться, строить деревоземляные точки. Говорил еще  о тех, кто выживал на фронте. Кто не ленился отрыть окоп в полный профиль, сделать лишний накат на землянке. Кто не пил перед боем наркомовские 100 граммов – притуплялась осторожность. Кто не шарил в Германии по домам.  Подтверждает это  и поэт Константин Ваншенкин: »Под огнем копали «ячейку для положения лёжа». Правда, постепенно переставали, претерпевались,  надоедало. Даже каски не надевали. Чаще всего погибали ребята приблатнённые - сам черт не брат, мне приказывают, а я не хочу! А «деревня» - та окапывалась  - и оставалась жива». Еще отец говорил:  все, кто заявляют, что воевали в боевых порядках три месяца в Сталинграде или на Курской дуге,- врут. И прекрасно знают, что в части, ведущей непрерывные бои, можно находиться неделю, максимум  - две. Была своя солдатская статистика: комполка воюет три недели, комвзвода – одну, рядовой – три дня. Потом ты или в госпитале или - известно где. Если остался цел с месяц или больше - значит, был во втором эшелоне.  Да и всю часть отводят через две - три недели на переформирование. О передовой он знал всё наверняка. В середине войны отец оказался в штрафной роте.  Как старший повар он должен был обеспечить оперативное приготовление пищи. Если пехотная часть находилась на марше, то кухня шла далеко вперед, чтобы в пункте назначения накормить горячим обедом бойцов, которые после короткого отдыха продолжат движение или расположатся на ночлег. Вот поистине «война войной, а обед по расписанию». Огонь полевой кухни не тушили даже в ночное время, назначали дежурных, которые поддерживали незаметное горение.  Однажды  ночью, когда дневальным по кухне был его молодой помощник  и уснул, пламя разгорелось,  вспыхнула  маскировка.  Смершевцы не дремали, отца арестовали тут же, обвинив в преднамеренных  подрывных действиях против Красной Армии. Ему повезло - не расстреляли, а отправили на передний край: напарника – в первый эшелон, а отца – в третий, поэтому и остался жив. Я до сих пор не могу понять, как можно было сочинить подобную чушь, что человек, находясь в расположении наших войск, среди своих, которые тут же его схватят, сделал бы такую глупость. А вот траву всегда называл «подножный корм». Благодаря траве  и выжили, когда выходили из окружения. Сначала варили и ели мясо убитых лошадей.  Измождённые и оборванные, заходили в деревни,  одна старушка дала мешок сухарей, высушенных ломтями,  которые размачивали в ручьях и ели. Весной появилась «зеленка», стало легче.  По причине истощения  попал в госпиталь. Отец  мало рассказывал о своих командирах, но одного капитана вспоминал часто: добрый, культурный, любил бойцов, а сгинул бесславно, в Польше.  Искали всей ротой, но безуспешно.

       Германия «окатила»  деревенского парня  цивилизацией. Когда входили на территорию  противника, немцы  прятались в лесу – боялись «русского медведя».  Продукты зарывали в землю на огородах, солдаты быстро находили металлические банки с  мясными консервами,  завернутые в бумагу куски сала.  Человека, выросшего в крестьянской избе,   «поразили»  немецкие дома.  Помещение,  по его словам,  разделялось на зоны: столовая, спальная, кладовая, душ, кухня, на полочке в которой стояли баночки с различными специями. А в брошенных магазинах отец  впервые увидел  шелк, бархат, панбархат,  креп-жоржет, крепдешин,  велосипеды, часы, швейные машины.  Рассказывал об этом без тени какой-либо зависти, тщательно произнося необычные для него  названия предметов, представляя  «наши бедные селенья, эта нищая природа, край родной долготерпенья, край ты русского народа».

      Меня удивляло одно обстоятельство: человек прошел такую войну и не ожесточился. Нас девчонок любил всем сердцем, обязательно приносил гостинец, а в день зарплаты без бумажного кулька с конфетами «Весна» и банки сливового компота не  возвращался. Мы  жили в четырех - квартирном бревенчатом бараке,  имели небольшое хозяйство: поросенок, козы, куры. И когда наступало время резать подросших козлят, отец просил соседа  дядю Ваню Ханжина, потому что козлята «плачут», как дети. Но если надо было заколоть свинью, то вся округа обращалась к отцу. У него для этого был длинный  нож и паяльная лампа. Мама отца не забывала, всегда накладывала больше и лучшие куски. Так привыкла - кормилец! Случись что с ним - она с тремя детьми, что бы стала делать. Считалось, что у отца больной желудок, и каждое утро мама подавала ему кружку горячего молока с расплавленным кусочком нутряного сала. Язва вскоре зарубцевалась. Летом каждый вечер всей семьей ходили на Вятку купаться.  Отец плавал и нырял  лихо. Мой взгляд всегда упирался в дырку - вмятину  под правой лопаткой. Осколочное ранение, - комментировал ветеран. Отец любил реку, часто  рыбачил. К рыбалке тщательно  готовил  наживку и прикорм, для которого я шила мешочки из старого тюля. Снасти содержал в порядке и в большом количестве, гибкие прутья на удочки приносил из леса, а подсак и садок вязал из крепких ниток зимними вечерами. Рыбачил удачливо, излишки рыбы мы несли на базар, но в основном это было хорошим продовольственным подспорьем. Вся семья любит рыбу, а в день памяти отца варим уху.

       После объявления окончания войны   часть, в которой служил отец, еще  некоторое время  занималась отправкой  советских пленных  на родину. Рисовал страшные картины:  нехватка транспорта, толчея и вшивость. Проведешь ногтем по шву гимнастерки,  а вши так и щелкают,- резюмировал  солдат. Вернулся домой с медалями. Они долго хранились в боковом ящичке большого, обитого железными пластинами сундука. Только  последние лет десять  жизни награды ровными рядами  были прикреплены к парадному костюму, в котором он ходил на встречу  с ветеранами.         

       Конечно, мой рассказ получился не очень героическим. О героях Великой отечественной войны уже написаны книги, созданы фильмы, а мне хотелось вспомнить  об одном из  рядовых солдат-победителей.  

Палкина Лидия Леонидовна