Отец мой был призван на воинскую службу из Орловщины. В те годы на Черноземную полосу обрушилась засуха. Голодный крестьянский паренек дорвался до воинского пайка и отъедался около месяца. Наконец пришел в норму, да так, что иногда не посещал обед. Этот факт дошёл до внимания политработника, который вызвал отца на разговор примерно такого содержания: - Почему вы не ходите на обед? Плохо готовят? - Готовят хорошо. Просто я не хочу есть. - Может быть, у вас есть какие-нибудь претензии? - Претензий нет. Политработник, однако, усмотрел в поведении отца нечто похожее на вредительство, но, к счастью, всё обошлось. Служил он на узле связи форта Красная Горка. По характеру своему он был спокойный, выдержанный, поначалу даже наивный деревенский малый. Рассказывал, как в мастерскую заходят два мичмана и спрашивают: - Бельских, у тебя спирт есть? Выпить хочется. - Да вон, в углу целое ведро стоит. А что, разве спирт пьют?.. Здесь, на форту Красная Горка, мои будущие отец и мать встретились. Это рассказ матери: телефонный звонок среди ночи в комнате, где они жили. Мать поднимает трубку и слышит голос мужа, который находится на дежурстве: - Что делаешь? - Сплю. Что ночью делают!? - Тогда поспи и за меня тоже... Война началась. Всю войну отец провёл на Ораниенбаумском пятачке. Когда я слушал редкие рассказы о его былом, хотелось услышать что-нибудь о героических подвигах. Однажды я спросил у отца: - А ты немцев видел? А ты был на фронте, на переднем крае? На что он буднично ответил: - Был, но недолго. Отозвали обратно. С переводом штаба Балтийского флота в Таллин отец в составе 406 отдельной роты связи был отправлен в Эстонию. Базировались они в Меривялья под Таллином, куда и приехала из эвакуации мать вместе со мной, добившись разрешения на въезд в то время закрытую зону. Жить нас устроили в бараке местечка Кивила на побережье Таллинского залива, неподалеку от расположения части. Там жили и сверхсрочники части, там жили и местные эстонцы, работавшие совхозе и даже один расконвоированный немец из военнопленных, иногда вечерами игравший сам себе на губной гармошке.