Деда, прости нас, Иванов, родства не помнящих.
Война- это боль, это смерть. Но это и расставания, встречи, письма, любовь. Это жизнь. А жизнь в моем представлении это небо. Высокое, чистое, таинственное. Планеты, спутники, яркие звезды, кометы и мириады едва заметных звездочек. Что небо без них, загадочно мерцающих? Пустота…
Такой я понимаю жизнь. Такой мне видится и война. Вот планеты: Жуков, Рокосовский, Конев. Вот кометы – Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, капитан Гастелло. Вот яркие звезды, они сияют золотом на груди Героев. А вот и маленькие звездочки, мои родные и соседи: Плесовских, Позюбан, Мажура, Писаренко, Михайлов, Дыптан, Дудченко, Хмелевской, Акопян, Ивлев, Рябичко. Вот мой дед Безуглов Николай Егорович, одна тысяча девятьсот двенадцатого года рождения, сын раскулаченного в коллективизацию крестьянина, едва дотягивающего до ранга середняка. За твердое решение не работать в колхозе вместе с лодырями и бездельниками, этими же самыми бездельниками и раскулаченного. На поселение отправили. Пришли имущество забирать, посмотрели, одумались. Прадеда отощавшего, изможденного, из ссылки вернули, часть земли и добра, включая коней и дом, все-таки конфисковали. Семью выселили в землянку. Прадед решение своё так и не поменял, единоличником был до конца своих дней. Скорняк он был знатный. Вот колхозы района ему заказы делали, зерном рассчитывались. На то и жил.
Так уж случилось, что о прадеде знаю больше, чем о своем дедуле. Пережил тот своего младшенького. Воспитывал внуков. А папу моего больше всех любил. Отца, погибшего в 43-м, ему заменил.
А деда мой, как в те годы водилось, новую власть с распростертыми объятиями принял. Служил в райотделе рабочей милиции Кашарского района Ростовской области. Затем перешел на службу в Красную Армию. До ВОВ служил в Средней Азии, потом в Уфе.
Жена его Маруся - моя бабунька – не разделила взгляды ни свекра, ни мужа. Бродячий образ жизни её не заманил. В землянку к свекру вернулась, не понравился ей угол в солдатской казарме за ширмочкой да с двумя детьми малыми. Всю жизнь в колхозе трудилась. Днем на колхозном поле, а по ночам на своем огороде. Труженица была великая. Подруга ее мне все это рассказывала уже после смерти бабуни. Всю жизнь ее добрым словом поминала. Не только наша семья не голодала. Соседей Маруся спасала от смерти, им в трудные годы помогала, чем могла. И солдат отступающих сначала отгругает, а потом накормит и ещё с собой даст. «А как же? – говорила, - от детей отрывала, сама не досыта ела. Да они ж тоже люди. Глянешь в голодные глаза, жалко становится». А ещё семью старшего дедушкиного брата, коммуниста, прятала всю войну. Из землянки враги их выселили. Вот они всемером в сарае и пережили всю оккупацию.
Точно не знаю, но полагаю, что из Уфы дед и на фронт ушел. Воевал в родных краях. А когда немца погнали, их часть стояла верстах в ста от нашей деревни. Писал он бабуньке в письме: приезжай, тут недалеко. Я тебе продукты собрал и вещи трофейные. Но Явдоха, старшая сестра, бабуньку не пустила. Кругом война, куда поедешь? А вдруг убьют, на кого детей оставишь? В скором времени похоронка на деда пришла.
А ближе к концу войны пришел в дом путник, сослуживец деда и наш земляк. Поклонился в ноги бабуне и рассказал, как её муж, артиллерист, старший сержант, командир стрелкового отделения, служил и как погиб. Был он бесстрашным и даже бесшабашным. Смерти не боялся, пулям не кланялся. Командиром был мудрым и артиллеристом от Бога. За Родину, за товарищей своих жизнь был готов положить. И положил-таки.
Май 43-го, весна. У природы свои законы, ей на войну оглядываться не пристало. Все своим чередом растет, цветет, поет. И в военных действиях, слава Господу, передышка наступила. Оттаяли малость солдатики, весна душу волнует. Командиру – дедуле моему - тридцать годков всего. А остальным и того меньше. Размечтались они с земляком о женах своих. Вот они, в ста верстах всего. Да другая им доля выпала. Недолгим было затишье. Накрыл их враг огнем так, что и головы не поднять. И снаряды на исходе, и продукты закончились. А полевая кухня пробиться не может которые сутки. Не вынес мой дед такого безобразия. Со словами: «И что я за командир такой, что у меня солдаты голодные?» решил пробиться к своим. Но не дошел. Пал смертью храбрых в окрестностях города Ворошиловграда.

В моем детстве в мамином редикюле бережно хранились вместе с документами фронтовые письма и похоронка. Начитавшись журналов «Пионер» и «Костер», я решила выяснить, не забыли ли на братской могиле в деревне Григорьевка имя моего деда высечь? Ответ долго шел, военкомат ответил: нету такого. Как же так нету? Вот вам, будьте любезны, письма с фронта, вот вам и похоронка. Вы уж внесите, не забудьте. И документы, пожалста, назад верните.
Увы, не было в те времена ксерокса. Отправила оригиналы. И больше мы их никогда не видели. Нерадивые вояки в том военкомате оказались. Или на почте затерялись. Что мне за это было, рассказывать не буду. Сама себя простить я не смогла.
Но спустя десяток лет мой двоюродный брат все же побывал на могиле деда. И имя его на мраморной плите нашел. Уж и не знаю, то ли военкомат дал мне неверные данные, то ли похоронка мной отправленная, все же была принята во внимание, но не забыт мой деда. И ему поклоняются благодарные потомки, и ему приносят цветы к памятным датам.
Вот, собственно и все, что я знаю. Хотела про деда написать, а вышло по-другому. Как в жизни вышло. Ибо не может быть подвига солдата той войны без крепкого тыла, без боли сталинских репрессий, без дорогих и любимых детей.
Прадед мой учил моего отца: внучек, запомни, землю отдавать нельзя. Ни пяди. Ни своей, ни нашей общей. Никому и никогда. Зубами в неё вгрызайся, когтями, ногами упирайся. Все отдай, а землю сбереги. Так учил нас после отец. Так мы, внуки Безуглова Николая Егоровича, учим своих внуков.
20 миллионов человек погибло в той далекой войне, но не гаснут маленькие звездочки, пока мы, потомки, помним об их подвиге. И чтобы не стать Иванами, родства не помнящими, мы обязаны по крупицам собирать эту память и передавать по цепочке своим внукам