1942 год. Наша воинская часть в городе Сватово Харьковской области. Несём службу по охране штаба Юго-Западного направления.

Построили наш батальон. Переобмундировывают во всё новое, готовят к отправке на передовую. И вдруг называют фамилии 10-12 человек, включая меня, и оставляют для охраны опергруппы Юго-Западного направления.
Это был май 1942 года. Наш батальон в составе полка пошёл в наступление на Харьков и весь погиб. Остался в живых только один – рядовой Головко. Он был ранен, пуля прошла через левую щёку, задела нос. Его подобрали на поле боя. Спасли! Вот он единственный вернулся в часть. Позже я случайно услышал по радио: «Без вести пропавших 70 тысяч человек». Головко рассказал нам, какой это был страшный бой, и наступление наших провалилось.
Июнь-июль 1942 года. Место дислокации нашей части город Россошь Воронежской области. Размещаемся в палатках во фруктовом саду. 4 июля меня назначили патрулём с 24.00 до 4.00 следующего дня. Место патрулирования: от сада до деревни по балке, расстояние 500-600 метров. Ночь светла, постоянно летают немецкие самолёты, по ним стреляют трассирующими пулями. В небе светящиеся бомбы-фонари. Наступает рассвет. Я заканчиваю патрулирование, пытаюсь зайти в палатку. В это время слышна стрельба и грохот танков. Один старшина кричит: «Уличные бои!», второй: «Учебные занятия. Спи!». Разбудили командира роты. Он даёт команду: «В ружьё!». Даёт команду о снятии постов и о порядке отхода.
Сержанту Сергею Стаценко и с ним рядовому вооружиться гранатами и взорвать склады с боеприпасами, даже если это будет стоить жизни. А мне приказал: «Сжечь все документы штаба и отходить по балке, и показал рукой в каком направлении.
Я развёл костёр, разрывал личные дела командиров и начальников, бросал в огонь, горят плохо, стрельба усиливается, слышен гул самолётов. Всё что осталось кладу на костёр и бегу в указанном мне направлении. На пути оказалась машина с белым хлебом. Шофёр говорит: «Возьми хлеба». Я не стал брать, думал, что это будет мародёрство. Видимо хлеб предназначался для доставки в магазин, но там уже были фашисты. Через километра два нас собралось человек двадцать, у одного булка хлеба, взятая из той машины. Разделили по кусочкам.
Над городом появились два наших «кукурузника». Один был сразу же сбит, второй улетел…
А как создавалась обстановка в городе? Ночью был высажен десант, светящиеся фонари-бомбы хорошо указывали им место приземления. Теперь мы спасались, кто как мог. А наш парикмахер бросил оружие в кусты, захватил бритвенный прибор и ползком через огороды. Через некоторое время мы услышали два мощных взрыва. Это те двое, вооружённые гранатами, взорвали склады с боеприпасами и сами погибли.
Поднялись мы на небольшой бугорок к избушке. Хозяйка вынесла молоко и всем нам налила по кружечке. Появился незнакомый старшина и говорит: «Куда вы идёте? Надо не туда, а туда…» и показывает на запад. Через некоторое время в него попала пуля, прямо в голову, и он намертво упал. Это был провокатор, и он получил своё.
Дней пять мы отходили и добрались до переправы реки Дон. Народу видимо-невидимо. Паром один, маленький. Двое суток коротали, ждали, когда дойдёт очередь до нас. Но очередь шла очень медленно. И вот наш командир каким-то чудом договорился, и нас перевезли вне очереди.
Утро. Солнце пригревает. А сил нет. За всё время отступления я съел только два яйца, купленные за 30 рублей, больше денег не было. На противоположном берегу Дона лежит убитый солдат, белая рубашка на нём вся в крови. Я позавидовал ему. Ведь он спит спокойно. Мне бы так уснуть и спокойно спать.
И вдруг подходит машина ЗИС-5. Подаётся команда: «На машину!». Я не могу подняться. Товарищи помогли. Да и другие были в таком же состоянии и помогали друг другу.
Доехали до Белой Калитвы, в голове слова из популярной в наше время песни: «Вспоминает враг с тоскою, бой под Белой Калитвою». Я подумал – тосковать не нам. Надо набираться сил при любых условиях. И вдруг нам дают по два сухарика, кусочек сахара и селёдку. А потом принесли кипяток. Подзаправились. На душе стало веселее.
12 июля 1942 года прибыли в Сталинград. Наш батальон разместился в школе на углу улиц Рабоче-крестьянская и Баррикадная. А в городе так всё прекрасно, никаких признаков войны. Женщины идут строем и поют: «А ну-ка девушки, а ну красавицы! Пускай поёт про нас страна!».
22 августа 1942 года в небе появились фашистские самолёты. Их много, шли эшелонами, по 40-50 штук. Стали бомбить город, одни отбомбятся, затем другие и так эшелон за эшелоном и так казалось бесконечно.
Город горит, повсюду бушует пламя. А с нашей стороны никакого сопротивления. Ни один истребитель не поднялся в воздух, ни одного артиллерийского залпа, даже выстрела.
Нашу роту направили на тушение ватной фабрики. Водяная система разрушена. Нашли одну ёмкость, наполненную водой, подтащили пожарный насос и давай качать, заливая большие кипы ваты размером 5х5х4, но толку мало, в одном месте заливаем, в другом снова горит. Вода в ёмкости закончилась, а в водопроводе её не было. Пожар не погасили. Город весь в огне.
Командир командует: «Рота, становись!». Все стали в строй и я слышу: «Черанёв, выйти из строя!». Я вышел. «Идите вон туда в распоряжение помощника коменданта фронта». Я пошёл в подземелье. В нём много кабинетов, в них размещается штаб Сталинградского фронта. Многих генералов мне пришлось видеть, но я в лицо не знал никого, а вот Хрущёва и Маленкова узнал сразу. Передо мной была поставлена задача – бегать из подземелья на гору (по лестнице) к цирку и доставлять донесения туда и оттуда, и днём, и ночью, без сна и без еды. Через 5-6 дней приходит командир роты и спрашивает: «Черанёв, ты, что тут делаешь?». Я объяснил, что выполняю его приказ, отданный мне после тушения ваты. Он совсем забыл про это. Потом спросил, ел ли я что? Я ответил, что все эти дни я ничего не ел. Он сказал, что мне принесут еду. И действительно принесли полведра манной каши. Появились два наших командира. В это время звонок сверху: «Срочно за донесением!». Я побежал. Возвращаюсь с донесением, а мне говорят, что кашу мне оставили. А каши на дне ведра всего две ложки.
Сталинград немцы продолжают бомбить, сначала бомбили зажигательными бомбами, а потом тяжеловесными. Весь город в огне. Неподалёку было высокое кирпичное здание, пламя пылало из всех окон на всех этажах. А я думал, что кирпичные здания гореть не будут, а только деревянные, которые были сплошь и рядом.
Потом я оказался в подвале конфетной фабрики. Как я туда попал, не помню и тогда не знал. Там размещался наш первый взвод. Меня спросили: «Есть хочешь? Вот тебе сахар (он был в мешке), вот сухари, вот кипяток. Делай себе чай и пей, сколько хочешь». Я, конечно, переборщил, много сахару насыпал и почти полный котелок выпил и сухарями закусил.
Медсестра, которую звали Любой, заметила, что я хожу прихрамывая: «А ну разувайся». Я снял сапоги, которые были меньше моего размера. Ноги мои все в кровяных мозолях, даже на портянках кровь. Медсестра сказала: «Ложись вот сюда и не вставай сколько сможешь». Обработала мои ноги и чем-то смазала. «Двое суток тебе надо лежать». Я заснул, спал долго-долго. А когда проснулся, на ногах моих мозолей не было. Зажили.
Затем мне поручили доставлять донесения на левый берег реки Волги и обратно. Приходилось перебираться через реку, на чём придётся, но в основном на пароме, постоянно подвергаясь опасности, ибо немцы не переставали бомбить и обстреливать переправы. Было немало жертв, даже паромы с людьми уходили под воду.
В песне «Священная война» есть слова «не смеют крылья чёрные над Родиной летать». А я всё думал, почему крылья чёрные, когда у всех немецких самолётов крылья белые, даже у тех, что обстреливали нас около станции Гоголево. И вот однажды я увидел крылья чёрные. Рано утром, когда мы переправлялись через Волгу, над нами пролетел, обстреливая нас, немецкий самолёт, а крылья у него чёрные. В это время земля ещё не освещалась солнцем, и крылья самолёта не освещались отражёнными лучами солнца. А в песне «крылья чёрные» надо понимать в переносном смысле.
Вскоре перебираться через Волгу стало уже невозможно. Как поётся в песне Александры Пахмутовой «кипела волжская вода», но вода не только «кипела», но и горела. Нефтехранилища были разрушены, нефть стекала в Волгу, а при разрывах бомб и снарядов загоралась. Огненное пламя плыло-двигалось по течению реки.
На левый берег переправили человек пятнадцать раненых. Подошла машина ЗИС-5. Раненые стали подниматься в кузов. Тяжело им было. Я стал помогать им садиться в кузов машины. Один солдат мне сказал: «Да сними ты вещмешок, он же мешает тебе». Я снял его и положил в развилку сосны. Всех раненых посадили в машину, и она тронулась в путь. Я хотел взять вещмешок, а его нет. Кто-то из раненых его забрал. В нём было: суточный паёк, плащ-палатка, котелок, ложка и плитка шоколада, выданная мне взамен махорки, причём единственный раз. Вернулся я в роту, доложил старшине. Много пришлось пережить, пока появился у меня котелок, ложка, плащ-палатка и вещмешок. А шоколадки больше не выдавали.
Рота наша размещалась у мельницы. Это было, пожалуй, единственное уцелевшее здание, которое не бомбили. Говорили, что мельницу строили немцы. Здесь я впервые увидел политрука роты. Это был молодой лейтенант Егоров. Вот он кричит: «Хмара! Хмара!». Я понять не могу, думаю, туча какая-то. Оказалось, что летят немецкие самолёты, их, было много, поэтому политрук и назвал их хмарой. Мы – в укрытие. Началась массированная бомбардировка.
На фронт приезжали артисты и выступали перед солдатами, но мне, ни разу не пришлось слушать их выступления и видеть их. Но зато я переносил баян из землянки в землянку выдающегося композитора Марка Фрадкина и в каждой землянке он играл на баяне и пел свои замечательные песни. Это были счастливейшие минуты моей жизни.
А однажды я получил посылку от ученика 4 класса Бори. В ней был кусок туалетного мыла и носовой платок. Мой товарищ Сергей, с которым мы ели из одного котелка, сочинил стихи. Эти стихи я послал Боре, поблагодарив его за посылку. К сожалению автора этих стихов не стало. Он погиб в боях при наступлении на Харьковском направлении.
В Сталинграде шли жестокие бои. Расстояние между нами и немцами было равно толщине потолка, так сообщило радио. Мы продолжали охранять штаб фронта, только теперь он был в другом месте. Несли потери. Погиб мой земляк из Кировской области. Мне поручили написать письмо его родителям. Я написал, описал его боевые подвиги.
2 февраля 1943 года бои закончились. Мы отправляемся на охрану штаба Центрального фронта. По дороге ведут пленных, их колонна растянулась на несколько километров. Пленных было, как тогда сообщали, 92 тысячи человек.